Ко всему прочему у него появилась цель. Первая цель, которая не терпела легкомыслия и решиться на которую ему было не легко. Все то, к чему он стремился до этого, так или иначе походило на игру, ребяческую забаву. Учеба в интернате казалась ему досадной и скучной никчемностью в привычном течении жизни. Будущее не виделось дальше завтрашнего дня. О нем, будущем, не хотелось задумываться, потому что в глубине души все они, детдомовские, страшились его. А как мальчишки встречали непонятный страх? Насмешкой, куражом и нарочитой беспечностью.
Два года в Америке и эти бесконечные разговоры об учебе изменили его. Он не хотел меняться, всячески сопротивлялся переменам в себе, однако сама жизнь заставила его открыть глаза на свое существование в этом мире. И во многом этому способствовала та же Америка. Она отчетливо показала ему, кем могли стать люди, тратившие время и деньги на свое образование, и кем становились те, кто по разным причинам не смог позаботиться о себе. Мойщики посуды, официантки из второсортных забегаловок, жившие в захудалых мотелях, разнорабочие, уборщики, прислуживатели в туалетах дорогих ресторанов — вот кем Виктор не хотел бы стать ни при каких обстоятельствах, уж это он знал точно.
Обладая от природы умом живым и пытливым, он не мог не задаться вопросом: а что дальше? Сделать своей профессией мелкое воровство у уличных торговцев и бегать от воспитателей и учителей? Такая перспектива пугала и смешила его. Виктор понимал, что вырос. Вырос из своих простых детских желаний, не простиравшихся дальше двух тысяч долларов, на которые он два года назад наивно хотел купить все необходимое — кучу еды, шоколадных конфет и модной одежды. На большее его фантазии не хватало. Но все-таки Виктор чувствовал себя реалистом.
Раньше он не спрашивал себя, где будет ночевать, что есть и что делать весь длинный день. Это состояние он считал свободой. Считал когда-то. Потому что теперь, глядя на преобразившуюся Катьку, он обнаружил отчетливую разницу между своей «свободой» и тем, что находилось в другой плоскости, всячески избегаемой Виктором. Грязная, со сбившимися волосами, в неряшливой одежде, предоставленная сама себе Катька действительно была свободна. Или якобы свободна. Она могла уйти из дому и переночевать в подвале. Ее не позовут с улицы вечером ужинать, о ней не побеспокоятся, если она вдруг заболеет или поранится. Но разве такая Катя была правильнее той, которая вышла с ним из магазина детской одежды, — чистенькая, в твидовом пальтишке, в новеньких чулках, теплых ботиночках и в прекрасной круглой шляпке (которую он сам выбрал, потому что почти такая же была на Саманте, его мимолетной знакомой в аэропорту), счастливая и неожиданно красивая девочка, глядя на которую ни за что нельзя было сказать, что в этот самый момент ее непутевая, насквозь проспиртованная мать спит на столе после ночной пирушки? Да, по сути Катька осталась прежней. Но дело-то не в этом. Дело в том, что у Кати из подвала, дочери пьяницы, не могло быть всех этих красивых вещей, останься она здесь. Как и у него, выбери он «свободу».
И что же еще предпринять дальше?
Всего несколько дней назад Витек не ответил бы на этот вопрос. И вряд ли принял бы какое-то решение. Просто начал бы искать бывших друзей. Возможно, попал бы в пару-тройку жестоких драк с новыми хозяевами территорий. А еще более верно, купил бы с десяток тюбиков клея «Момент» и словил кайф, как в старые добрые времена. Ел, шатался по городу, накупил бы разной ненужной ерунды, жалел бы об этом, ложась спать на «раненом» диване Большого Эдика, снова нюхал бы клей и блевал. Все так… Если бы не Катька со своей свечой. Он подумал, что они оба заслуживают большего. Нет, не денег и даже не красивой одежды и вкусной еды (хотя иметь все это приятно). Понимание БОЛЬШЕГО скрывалось в другой плоскости, и объяснить суть своих ощущений у Витьки не хватило бы слов, потому что они тоже пока не были ему известны. Слова мог подобрать тот дядька из бани, говоривший про какого-то Зюпери, но не он. Во всяком случае, пока он на «свободе», пока дни мелькают бесцельно, бездумно, пока он будет без конца сражаться за место на улице и отвоевывать ничего не стоящие призовые очки в неспокойном мире малолетних беглецов.
Он взглянул на Катьку, с которой уже час гулял в парке среди собачников и старушек, совершавших послеобеденный моцион. Она же, словно чувствуя его тревожное настроение, шла молча, как послушная, воспитанная младшая сестра. В одной руке Катька продолжала держать свою потрепанную сумку, с которой так и не захотела расстаться, а в другой — букет из ослепительно-бордовых листьев клена.
— Поедешь со мной? — спросил он.
— Да, — просто ответила она, доверчиво взглянув на него. — А куда?
— В один город. Минск называется.
— А чего мы там будем делать?
— Пока не знаю, — честно признался он. — Там что-нибудь придумаем.
Неожиданно для него самого Катька ринулась к нему и обняла за ноги.
— Ты мой самый лучший друг, — проговорила она ему в живот.
— Э, ты чего? — смущенно попытался он отстраниться. — Кончай давай. Слышишь? Ты есть хочешь? Пойдем перекусим, а потом поедем на поезде. Или на автобусе. Ты как любишь?
— Не знаю. Наверное, на автобусе. Я хочу у окна. Я люблю у окна.
— Значит, будешь у окна, — пообещал Витек, испытывая неведомое ему до сих пор чувство собственной значительности и ответственности за кого-то. И он не мог сказать, что это чувство было ему неприятно.
«Что вы прячете от посторонних глаз, господа хорошие? — думал Тимофей, сидя за компьютером секретарши Олежека в офисе «Органа-Сервис». Ведь вы не для того создали «Органа-Сервис» и иже с нею, чтобы подставить безмозглого ревнивого мальчишку, вообразившего себя хакером? Нет, не для того. И привлекать к ней внимание скандалом вам тоже очень не хочется. Страшно не хочется. Она нужна вам, эта «Органа-Сервис», этот бесполезный с виду аппендикс. Для чего? Хитрецы, хитрецы. Рассчитываете, что у дяди Тимофея, работавшего с вами и знающего все ваши повадки, не хватит ума разгадать ваши плутни? О-ши-ба-е-тесь. Было бы желание. А остальное приложится…»
Спустя несколько минут Тимофей, не отрывая взгляда от экрана, набрал на своем сотовом длинный ряд цифр.
— Димон?
— Я тут!
— Как настроение?
— Клево! Тут такие менты отпадные! Я с них угораю! У некоторых даже пушек нет…
— Про ментов потом. Ты встретился с человеком?
— Конечно!
— Конверт взял?
— Ну!
— Он у тебя под рукой?
— Ес.
— Открой его и посмотри, что внутри.
— Сейчас… Несколько пластиковых карточек, сильно смахивают на наши магнитные проездные в метро. Один металлический ключ. Бедж с надписью «Janitor»[15] на имя Джона Эплби. Ну и имечко!
— Что еще?
— Ничего.
— Ясно. Так я и думал.
— Что? Ты чего там сказал?
— Ничего. Пришли мне этот конверт экспресс-почтой на адрес, который я тебе сейчас продиктую.
Записав адрес, Димка спросил:
— А что потом?
— Ничего. Сиди пока там. Понял?
— Да, конечно понял. Но у меня к тебе один маленький вопрос. Вернее, не вопрос, а так…
— Мне некогда, Димон. Поговорим потом.
Тимофей отключил сотовый.
Они в сговоре! Господи, как же это очевидно! «Человек из компании», передающий конверт с важными, очень важными вещами, Генри Остерман, что-то обсуждающий со Стариком, эта поражающая воображение легкость, с которой обставляется предполагаемый взлом компьютерной системы! Осталось только понять, ради чего. «ИТФ Компьютере Лимитед» — действительно солидная компания в сфере программного обеспечения, акции которой высоко котируются на бирже ценных бумаг. Чего ради ей рисковать, связываясь с заведомо одиозными, без году неделя существующими фирмами в СНГ? Или это новая политика «рискованного бизнеса»? Но тогда кто кого дурачит? Старик компанию или компания Старика, хотя в последнее поверить труднее. Или все же сговор? Сговор с пока неясными для Тимофея планами и перспективами. А если сговор, то почему Старику понадобился он, Тимофей? Могли бы обтяпать это дело без профессионалов. Для проникновения в офис и запуска программы с «салями» подошел бы любой олух, умеющий включать компьютер. В чем фишка?
Компания нанимает Старика — раз. У них должен быть общий интерес, и этот интерес касается «Ориджн Компьютинг» и «Органа-Сервис». Тот факт, что Олежек во главе последней, доказывает некоторую безопасность деловых отношений, как рачки в озере Байкал подтверждают своим существованием чистоту воды.
Старик «нанимает» Тимофея, прибегая к невероятно сложной интриге, только бы заставить его работать, — это два. Зачем? В самом деле? Во что играет Старик? Непонятно.
Информация, информация! Больше информации! Для начала выяснить суть отношений «ИТФ Компьютере Лимитед» с фирмами Старика (а то, что «Ориджн Компьютинг» и «Органа-Сервис» принадлежали ему, у Тимофея не было никаких сомнений). Для этого стоило посмотреть доступные документы на серверах всех трех компаний. И главное в этом — знать, что искать, иначе уйдет слишком много драгоценного времени. Конечно, изменять что-то в лицевых счетах, предварительно не замаскировавшись под того пользователя, который обычно работает с ними, опасно и почти невозможно. Шансов наткнуться в лондонском офисе «ИТФ Компьютере Лимитед» на такого же олуха-сисадмина, как Рыжий, очень и очень мало. Но заглянуть в документы и найти то, что надо, было вполне реально.
Минут через десять на Мариночкином столе ожил сигналом телефон. Он настойчиво звонил и звонил. Тимофей не хотел бы снимать трубку, но это мог оказаться Рыжий. Приготовив диктофон со специально смонтированной записью голоса секретарши Бархатова, Тимофей снял трубку.
— Алло? — вопросительный девичий голосок. — Алло?
Тимофей нажал кнопку на диктофоне и приложил к микрофону.
— «Органа-Сервис», Марина, слушаю вас.
— Могу я поговорить с Олегом Бархатовым? Это по поводу Кольки Захарова. Он знает.