– О, не сомневаюсь. В том числе поэтому я обратил на вас внимание, Унельм. Но не только поэтому. Это то, что я вижу одной из важнейших своих задач, – обращать внимание на тех, кто – как бы сформулировать точнее – имеет все шансы обрести немалое влияние впоследствии. Помогать таким людям вставать на правильную дорогу…
– Правильную – или такую, которую вы считаете правильной?
Магнус рассмеялся:
– Ну, бросьте, Унельм. Вы слишком разумны, чтобы полагать, что в мире существует одна объективная истина. Каждый из нас принимает решения, исходя из собственных представлений. Каждый – в том числе и ужасный злодей – полагает, что несёт благо. Но я не злодей, Унельм. – Голос Магнуса снова зазвучал мягко. – И мои представления о благе и правильности – уверяю, не хуже прочих. А если бы вы провели больше времени среди тех, кто наделён властью… Я уверен, вы согласились бы с тем, что они также лучше многих.
– И что же это за представления? – Этот человек не нравился Омилии, она бы наверняка была не в восторге, узнав, что Ульм сидел с ним вот так, запросто… С другой стороны, разве не она хотела узнать о Магнусе больше?
– О, довольно банальные. Я считаю, что каждый человек, родившийся в Кьертании, – независимо от того, родился он во дворце или на задворках континента, – имеет право на все те возможности, что дарит нам наша удивительная родина. И считаю, что каждый имеет право на свободу – свободу ехать куда пожелает, быть тем, кем пожелает…
Магнус попал в точку. Унельм подумал об Омилии, навсегда отдалённой от него дворцовым парком, о вечно улетающих прочь парителях, об утренних дозах эликсира, о воспалившейся коже у разъёма…
– Унельм, я не навязываю помощь – но готов оказать её, если вы согласны принять. Вы производите впечатление талантливого человека. Олке – великолепный детектив, однажды, думаю, о нём будут говорить как о легенде… Но он стареет, и ему нужен преемник. Дело, которое вы сейчас расследуете, – не просто чудовищная история жестоких убийств. Оно слишком многих – и многое – поставило под удар, и чем дольше всё это тянется, тем серьёзнее будут последствия. Боюсь, некоторых из них уже не избежать.
– Даже если бы я захотел принять помощь, – сказал Унельм, и колода вновь ожила в его руках, – а я вовсе не уверен, что не сумею справиться без неё… но если бы захотел – о какой именно помощи идёт речь? И чего вы хотите взамен?
Магнус слегка подался вперёд, будто рыбак, подсекающий добычу.
– Я знаю, что вы собираетесь отправиться в Нижний город, Унельм. Это было неизбежно – все пути ведут туда, и я не буду вас отговаривать. Но это опасная затея… Полагаю, вы и сами это уже поняли. Я могу устроить вам встречу с тем, кого вы ищете.
Белым Верраном.
Унельм вовремя прикусил язык.
– Вы знаете, кого я ищу?
– Несложная загадка, – сказал Магнус небрежно. – Вы ищете кого-то влиятельного, кто общался и с химмельборгским отребьем, и с препараторами… Кто связан с чёрным рынком, на котором можно добыть даже самый ценный препарат. Вроде, например, глаза орма… Вам нужно побеседовать с Верраном. Найти его просто так, зайдя в город незваным гостем, вы не сможете… Впрочем, я не могу не отдать должное вашей находчивости, вашему уму, в конце концов, вашему везению… Возможно, вы всё же с этим справитесь – но потеряете то драгоценное, что никто не возместит, Унельм. Время. А время нынче дорого. Если кто-то и может помочь вам в расследовании, то это Верран. Если не поможет он – по крайней мере, будете знать, куда двигаться дальше.
– А вы, значит, знаете этого… Веррана?
Магнус улыбнулся:
– Старое знакомство из прошлой жизни, о которой я не люблю вспоминать. – По его тону было ясно, что продолжать расспросы – бессмысленно. – И я ничего не попрошу взамен, Унельм. Как я уже сказал, мне важно одно: чтобы это преступление было раскрыто как можно быстрее… и чтобы вы продолжали быть Омилии другом. Вы получите и то, и другое сразу. – Магнус понизил голос. – Мне известно, что, очень может быть, вскоре награда за голову убийцы станет ещё выше. Но я вам этого не говорил. – Теперь он улыбнулся Ульму так, словно они уже были соучастниками. – Я понимаю, принять решение сразу может быть трудно. Если вам нужно время – подумайте, однако не слишком долго.
Но Унельм уже принял решение. Само собой, он не во всём поверил словам этого мягкого, улыбчивого человека с негромким голосом. Раз Магнус с простой фамилией имел некогда настолько прочные связи с Нижним городом, что до сих пор может позволить себе организовать встречу с его «владетелем», то, вероятно, эти связи всё ещё в силе. А это значит, что иметь своего человека среди охранителей Магнусу всегда на руку. Наверняка у такого заметного при дворе господина они уже были – но кто знает? Быть может, по причинам, которые Ульму ещё предстоит узнать, на этот раз ему нужен был кто-то в отделе Олке. Сам Олке наверняка не стал бы сотрудничать… И вот Магнус решил оказать услугу его помощнику – с тем, чтобы однажды потребовать за эту услугу платы. Что бы он ни говорил сейчас, не бывает безвозмездной помощи – а кто думает иначе, быстро попадает в неприятности.
Но пока что Магнус не брал с него обещаний – и, кажется, на самом деле не собирался выдавать их с Омилией двору… С этим человеком стоило быть не чеку – но прямо сейчас он мог быть полезен.
– Я буду благодарен за помощь, – сказал Унельм, и глаза Магнуса блеснули удовольствием наевшегося досыта – будто это он, а не Ульм смёл яства с опустевших блюд. – Мне действительно нужно найти этого Веррана… но дальше я справлюсь сам.
– Само собой, – сказал Магнус, улыбаясь. – Я вовсе не намерен делать за вас всю работу, Унельм. Кажется, я узнал у вас достаточно, чтобы убедиться: вы, как и я, не из тех, кто радуется прямому пути. – Магнус хлопнул его по плечу – слишком близко к шее, Унельма передёрнуло – и широко улыбнулся. – Приготовьтесь запоминать. То, чем я буду делиться с вами, записывать не следует.
Сегодня мы с отцом ходили в Гнездо, и он познакомил меня со своими друзьями.
Госпожа Анна очень красивая, но рядом с ней мне всё время было не по себе.
Зато мне понравились господин Барт и господин Ранорик, ястреб отца. Они оба долго и подробно отвечали на мои вопросы про Стужу. Отец никогда так не делает, он, кажется, готов говорить со мной говорить о чём угодно – кроме неё и мамы.
Мы все ночевали в охотничьем домике, отца и Барта позвал туда динн Аллеми. Мне кажется, отец не хотел брать меня с собой, но Барт его убедил.
Охота. Удивительно, что может быть одновременно так жалко лисицу – и что при этом во время погони не хочешь ничего сильнее, чем её поймать. Я думал, у меня сердце выпрыгнет из груди, пока мы за ней скакали. Притом, что я понимал, что точно не стану тем, кто её убьёт. Мне даже оружия не дали, хотя я и сказал, что умею им пользоваться. Отец бы, наверное, оставил меня с дамами, но сыновья диннов поехали, а некоторые из них младше меня.
Когда лисицу убили и я увидел её мёртвые глаза, мне стало её жаль. Но, конечно, вслух не сказал ничего. По крайней мере, я в любом случае выглядел бы лучше сына Аллеми – у него даже губы дрожали, когда лисе отрезали хвост.
После предполагалось, что я буду «проводить время с ровесниками», как сказал Барт, но я ушёл в лес погулять, пока никто не видел. Надеялся, может, увижу ещё одну лису или даже дикого оленя.
Но вместо этого наткнулся на отца и Барта.
Я увидел их издалека и шёл тихо, хотел напугать, но вместо этого получилось так, что подслушал их.
Барт говорил очень тихо, и из его реплик я разобрал лишь одну.
«Прошли годы… Ты должен смириться».
А вот отца слышал лучше.
«Я не верю, что она пошла в Стужу вот так, одна…»
«Никаких останков – очень удобно для них, разве нет?»
«Да, она была в отчаянье, мы оба были, она устала… Но она не стала бы убивать себя».
«Они хотели ещё и ещё. Ничего не выходило, но им бы никогда не хватило…»
«Серебро Стужи может превратиться в золото».
Я ушёл тихо, чтобы они не узнали, что я слышал.
И вот теперь лежу в огромной кровати в гостевом дома, и думаю, думаю, думаю.
Конечно, я и раньше знал, что мама покончила с собой. Отец пытался скрыть это от меня, разумеется, но в те дни я выуживал газеты даже из мусора, лишь бы узнать больше.
Кропаря, которого она подкупила, чтобы выйти в Стужу в одиночестве, строго наказали. Раз подкупила – значит пошла сама, добровольно, разве нет?
Не хочу думать об этом. Снова. О том, что она оставила меня – добровольно.
Но если отец прав? Если она вовсе не хотела умирать? Если вышла в Стужу зачем-то ещё? Если её обманули? Если…
«Серебро Стужи может превратиться в золото».
Раньше я не слышал такой поговорки и не знаю, что она значит.
Мне стыдно. Стыдно, что всё это время я считал, что папа как будто старается забыть её, избавиться от боли… Он, оказывается, не забывал никогда. Все эти годы пытался понять, что случилось.
И отомстить. Потому что зачем ещё, если не для мести, ему это нужно?
За неё. За мою маму, которая… Теперь вот я пишу это и удивляюсь, как я мог сомневаться в этом раньше? Которая никогда бы не оставила меня.
Мама…
Если бы только мы с ним могли поговорить об этом.
Пришло письмо из Тюра – папин друг написал, что с неделю назад умерла моя старая Малка. Говорит, пришла к нашим старым воротам, свернулась там клубочком и как будто уснула – тихо, спокойно.
Двух дорог тебе, моя добрая собака.
Барт водил меня в городскую библиотеку. Я уговорил его взять на свой билет несколько книг для меня, потому что по моему их точно не выдадут.
Барт сперва ломался, но потом согласился. Я видел, ему приятно, что у нас с ним секрет от отца.
Он любит гулять со мной – может, потому, что у него самого никого нет, и ему одиноко.