Долго ждать не пришлось – дверь без стука отворилась, и динн Ассели вошёл в комнату, закрыл за собой дверь и рухнул в креслице по соседству. Оно жалобно скрипнуло под его весом.
– Я пришёл сразу, как вырвался, – заявил он, отдуваясь и утирая пот со лба. Видимо, мои усилия всё же не прошли даром. Он выглядел куда более пьяным, чем раньше – и всё-таки недостаточно. – Как вам нравятся ваши комнаты? И, Сорта… Могу я говорить вам «ты»? Пойми меня правильно. Ты так молода и невинна, и в Химмельборге тебя, уверен, подстерегает немало разных искушений… Людей… Девушке в большом городе трудно без друга, так ведь? Я хотел бы стать тебе другом. И в знак нашей дружбы…
– Да, разумеется, – сказала я торопливо, чтобы не позволить ему развить эту мысль. – Для меня это будет честью… Динн Ассели…
– Рамрик! Просто Рамрик…
– Рамрик… вы не хотите выпить со мной вина? Я попросила служанку…
Он по-кошачьи сощурился, и я заметила лопнувший сосудик на желтоватом белке его глаза.
– Конечно. Как это мило с твоей стороны – подумать об этом!
Я протянула ему бокал, взяла свой.
– Что ж, за нас, Сорта. За начало дружбы… которая, надеюсь, будет долгой и счастливой для нас обоих. – Он сделал пару глотков и вернул бокал на столик. Я от всей души понадеялась, что он выпил достаточно.
– Я также надеялась познакомиться с вашей женой, – осторожно сказала я, отодвигаясь от его руки, уже начавшей путешествие по подлокотнику моего кресла. – Знаете… я подумала, что, может быть, она не рада, что я…
– О, об этом можешь не переживать. – Он махнул рукой, вдруг разом став очень простым и развязным. – Адела – хорошая жена. Хоть в этом… – Его язык слегка заплетался, или я выдавала желаемое за действительное?
– Мне грустно слышать, что у вас не всё гладко. – Я побоялась, что ступила на запретную территорию, но он оживился. Кажется, перспектива пожаловаться на жену радовала его даже больше, чем возможность схватить меня за колено.
– Адела – красавица. Я, знаешь, сразу, когда увидел её, понял: вот такая должна стать моей женой. И она любила читать книжки… Я думал, нам будет о чём поболтать. Думал, знаешь, что смогу рассказывать ей о своих делах, что ей будет интересно… – В обиде, зазвучавшей в его голосе, было что-то детское, и мне вдруг стало жаль Рамрика Ассели. У этого мужчины было всё – богатство, влияние, красавица жена… Любой работяга из Ильмора отдал бы годы жизни, чтобы поменяться с ним местами. Но этот благородный динн сидел здесь, с безродной девчонкой с окраины, изменённой препаратами, и изливал ей душу, вместо того чтобы пировать с друзьями или пойти к жене.
Впрочем, растрогалась я рано, потому что его ладонь вдруг переместилась ко мне на спину и начала рисовать круги у меня между лопаток.
– Тебе приятно, Сорта, а? Я ведь это по-дружески. Если неприятно, только скажи…
– Нет-нет, – сдавленно пробормотала я, съёжившись. – Очень приятно.
Мир вокруг снова поплыл, тело стало странно лёгким. Как далеко я готова зайти, если снадобье Анны не подействует?
Явно не так далеко, как надеялся Рамрик Ассели.
– Ну и, в общем, поначалу всё было хорошо. Но потом эта история с её братом… Она на меня обозлилась, хотя что я мог сделать, а? Вытащить его значило продать по меньшей мере один из заводов, понимаешь?
Теперь мне стала понятнее одержимость Аделы препараторами.
– Он прошёл Арки, так?
– Ну да… Я ей говорил, что парень должен отдать долг Кьертании, что это честь… А в неё будто дьявол вселился, можешь себе представить? – Его рука переместилась ниже. – Да… Хорошенькая Адела… Я думал, она такая, как мне надо… Была бы жива мама, она, конечно… – его бормотание теряло связность, и я затаила дыхание, молясь Миру и Душе.
Его рука бессильно упала на кресло, а сразу вслед за тем Рамрик захрапел.
Меня трясло так, будто я избежала гибели в Стуже. Там, где меня касались руки Рамрика Ассели, стало как будто липко и горячо, и желание смыть с себя его прикосновения было нестерпимым.
Не стоило оставлять его здесь одного, но я понадеялась, что никто не станет заходить в мои комнаты посреди ночи, а он не проснётся. Возможно, более добрая девушка укрыла бы его пледом, уходя, чтобы не прохватил сквозняк.
Когда я вышла в коридор, меня всё ещё трясло. Я не могла понять, почему мне настолько плохо. Не раз я оказывалась на пороге гибели в Стуже, не раз после смывала с себя кровь снитиров вперемешку с собственной… В конце концов, я жила под одной крышей с отцом, и годами слушала его пьяный бред, дышала его зловонием.
Но никогда прежде я не чувствовала себя такой грязной. Никогда мне не было настолько противно.
Ночная усадьба была гулкой и пустой, как храм или музей. Я ступала бесшумно, пережидая слуг, подкручивающих валовые светильники, в тёмных нишах или тупиках коридоров.
На этот раз я знала, куда идти, и в библиотеке оказалась быстро. Там, чтобы не терять времени в ожидании Аделы, я продолжила собственные поиски наугад.
Я устроилась с горой фолиантов за маленьким угловым столиком под приглушённой валовой лампой. Другой бы глаза сломал, но в последнее время изменённый радужкой орма левый видел в темноте всё лучше, даже когда я не предпринимала для этого усилий. Правому приходилось за ним поспевать. Из-за этого у меня часто болела голова. Приступы, порой очень сильные, приходилось снимать дополнительным эликсиром, который Стром добыл для меня у Солли.
Сейчас, сидя под тусклой лампой, оставаясь незаметной для любого, кому бы взбрело зайти в библиотеку посреди ночи, я думала о том, что всё это – не такая уж большая плата за приобретённые способности. Я читала и читала – о первых исследователях Стужи, нашедших в них свою смерть, о строительстве вышек, о разработке первых механизмов, работавших на дравте… Никаких карт – но, будто помимо воли, это чтение меня увлекло.
Всё время я не забывала чутко прислушиваться, не идёт ли кто… Но я так и не услышала лёгких Аделиных шагов, уже мне знакомых.
Ближе к пяти утра её голос раздался у меня над ухом – будто из ниоткуда.
– Доброе утро. Ну что, как там мой муж?
– Спит, – ответила я, подтягиваясь. – Откуда ты взялась?
– О чём ты? – спросила она невинно, подходя к одному из многочисленных стенных ящичков недалеко от стола, за которым я угнездилась, и открывая его маленьким золотым ключом. – Вот. Вся картотека здесь. Спасибо за помощь… Не стану спрашивать, как именно ты его отвлекала, ладно?.. Теперь я тебя оставлю.
– Ты появилась как будто из ниоткуда, – упрямо сказала я.
Она нахмурилась.
– Вовсе нет. Я вышла из-за того стеллажа.
– Я бы услышала. Я не слышала ни шагов, ни…
– Послушай, – мягко сказала она. – Я ведь не спрашиваю, что ты ищешь, так? Останемся… не друзьями, быть может… но союзницами. Что скажешь? – Она протянула мне руку и, поколебавшись, я пожала её.
– Вот и хорошо, – она вздохнула с заметным облегчением, и я вдруг заметила, что косы её заплетены по-новому. Там, куда уходила Адела Ассели, она распускала волосы – а потом убирала их опять. Возможно, её тайной был всего лишь любовник… И, с учётом Рамрика, я её не винила.
Конечно, таинственного появления это не объясняло – но, в конце концов, всё это и вправду меня не касалось.
Однако если Адела думала, что я забуду об этом, – она меня плохо знала.
Унося из библиотеки перерисованные карты путей дравта, я продолжала думать о ней, об Анне, о липких прикосновениях Рамрика… О всё новых и новых нитях, переплетавшихся с моей… и – в это мне хотелось верить – ведущих к цели.
Унельм. Смерть
В этот раз Нижний город показался Унельму ещё опаснее, неприветливее, чем в прошлый. Может, дело было в погоде. Было холодно, холоднее, чем раньше – на лужах похрустывала корка льда, стёкла окон запотели. Пошёл снег – ближе к центру Химмельборга снега почти никогда не бывало, но здесь погодный контроль явно работал иначе. Все силы препаратов расходовались на то, чтобы согреть богатых горожан.
Унельм мёрз в своём толстом свитере под курткой и поднял воротник повыше. В том, чтобы уткнуться в него, спрятать нос, было что-то домашнее, из прошлого.
Он шёл быстро – ещё один вечный способ согреться, – но старался не слишком спешить. Не хочешь попасться хищнику – не беги и не петляй, как жертва. Это давалось с трудом – Ульм рад бы был нестись на встречу с Белым Верраном со всех ног.
У него было то, что нужно «владетелю» Нижнего города, – оставалось надеяться, что Олке до сих пор не заметил, что Унельм ходит в архив и хранилища, как к себе домой, используя их в целях, не связанных с расследованием.
«Косвенно связанных», – подумал Ульм и нервно усмехнулся.
Он выполнял ещё и просьбу Омилии – и узнал-таки кое-что любопытное о Магнусе. Что ж, Олке любил повторять, что их отдел служит истине – и Химмельнам. А Омилия – Химмельн, так ведь? В конечном счёте, он только служил своей будущей владетельнице.
Ему пришлось зайти дальше обычного – используя свой допуск, он прошёл в хранилище охранителей. Девушка на входе спросила, в курсе ли наставник Унельма, и тот кивнул. Новых расспросов не последовало, но то, что пришлось солгать, тяготило – хотелось верить, что у этой истории не будет продолжения.
Зато теперь он знал, когда, куда и каким поездом повезут людей Веррана, попавших за решётку его стараниями; знал даже номер вагона, в котором их, должно быть, закованных в цепи, отправят прямиком в крепость. Вот только доехать до крепости им не суждено – Верран вызволит их, и они, наверное, вернутся в Нижний город или укроются где-то на окраинах Кьертании – залягут на дно, может быть, надолго, а потом вернутся к своим контрабандным делам. Абсурдно, но Унельм поймал себя на том, что рад. Эти люди были не просто контрабандистами – оба собирались без колебаний убить его, чтобы скрыться от Охраны – и всё же он не испытывал никакой радости при мысли о том, что из-за него они обречены всё время до конца своих дней провести в крепости. Унельм представил себе, как бесконечно тянутся холодные, серые дни в неволе, и содрогнулся. Без цели, без смысла, без радости – и без единой надежды на то, что однажды хоть что-то изменится.