Он убедился, что труба почты поглотила письма и унесла их адресатам, – и только тогда позволил себе отключиться.
Дверь он не запирал – и посреди ночи громкий щелчок выдернул его из снов, полных тёмного, звериного ужаса из переулка и вполне реальной боли.
– Улли, – прошептал высокий голос над ним, и появилась из темноты прохладная ладонь, легла на его пылающий лоб. – Мир и Душа, у тебя жар. Я пришла сразу, как смогла. Ш-ш-ш, лежи спокойно. Я принесла лекарства, всё, что нужно… Ты не пропустил вечерние эликсиры?
Он не вполне понимал, видит сон или бодрствует, и пробормотал что-то неопределённое, в чём не без недоумения различил: «Гасси сегодня не придёт».
– Улли. Это важно. Мне нужно знать, чтобы понимать, какие средства можно применять, а какие нет, – быстрые, знакомые пальцы пробежали по пуговицам, легко освобождая их от крючков, а потом груди коснулся приятный холодок, и девушка над ним ахнула. – Кто тебя так? Что вообще случилось?.. Ладно, это потом. Эликсиры. Ты не пропускал их?
– Н-нет.
– Вот умница. – Он почувствовал резкую боль в разъёме и дёрнулся. – Лежи спокойно. Он у тебя воспалился – тебе бы давно надо было пойти к кропарю, конечно, будет больно. Ну, тише-тише…
На мгновение из темноты над ним вдруг выступило её лицо – яркие губы, как по трафарету вырезанные, – только она могла даже ночью, в спешке выбегая из дома, не забыть мазнуть по ним красным.
– Лу, – прошептал он. – Всё в порядке. Верран… тебя не тронет. Всё в порядке.
Её руки замерли над его телом – всего на мгновение.
– Расскажешь потом, Улли. Сейчас – отдыхай. Ш-ш-ш… Ш-ш-ш… – Она шептала и шептала, касалась, убаюкивала, и Унельм не заметил, как её шёпот превратился вдруг в шорох камышей вокруг того самого лесного озера, в котором он плавал когда-то, и он сам соскользнул сперва в прохладную тёмную воду, а следом за тем – в сон.
Ко мне приходил какой-то придурок из Совета Десяти. Говорил – наверное, ему казалось, что так должен звучать сочувственный голос.
Говорил что-то о том, что, увы, препараторы порой погибают, потому что их служба опасна, хотя и почётна. Что не стоит никого винить в том, что тело отца не смогли забрать из Стужи. Что владетель меня обеспечит. Что компенсация будет щедрая, и что я должен быть благодарен, что…
Я послал его к дьяволу, а когда он заткнулся и вытаращил свои поганые глаза, я подошёл и пнул его изо всех сил. Тут-то сочувствие с него мигом слетело.
Он бы, наверное, меня побил, но Барт подоспел.
Выставил того типа и долго перед ним извинялся. Я слышал.
Я остаюсь жить с Бартом. Он спросил, что я чувствую по этому поводу.
Я сказал, что мне всё равно.
Барт сказал, что, если я хочу, он может помочь мне найти другого опекуна, но я сказал, не надо.
Он повёл меня в ресторан, и там я впервые попробовал снисс.
Подавальщица, кажется, не хотела мне приносить, но Барт сказал, что сегодня мне можно и что пить нужно, не чокаясь.
Мы весь вечер говорили об отце, и Барт заплакал. И тогда я тоже заплакал – первый раз за всё время, и мне стало немного легче.
Думаю обо всём, что случилось, снова и снова. Я уверен, что это не случайность.
Центр. Погибает мама.
Папа подозревает, что её убили…
Он говорил об этом с Бартом. Может, с кем-то ещё. Наверное, пытался что-то сделать.
Он часто уходил по вечерам. Откуда мне знать наверняка, куда?
И вот его тоже нет. Барт говорит, что это несчастный случай. Что Ранорик, ястреб отца, видел всё чётко. Барт сказал, что мы можем съездить к нему, если я захочу.
Он-то видеть меня не хочет. Барт говорит, что он чувствует себя слишком виноватым передо мной.
Я думал, ястребы должны быть самыми смелыми, но они такие же, как все.
Я уверен, что их обоих убили, а всем как будто плевать.
Даже Барту, который только утешает и успокаивает…
Мне не нужно ни утешений, ни сочувствия.
Рано или поздно я узнаю, кто виноват. И тогда я всё сделаю. Сделаю всё, чтобы…
Ранорик был пьян, и мы не так много из него вытянули.
Но теперь я думаю: может быть, Барт прав. Может, это и вправду был несчастный случай. Ранорик в этом точно уверен… Я знаю, он не лгал.
Ночью снова слышал их голоса. Не знаю, что думать.
Может, Барт прав, и я просто должен двигаться дальше. Может быть, они хотели бы от меня именно этого.
К нам опять приходила Лорна. Говорила, что всегда любила меня и была мне другом, что делала всё, чтобы оградить меня от всего, чего только можно. Что и теперь моя помощь очень пригодилась бы в центре. Спрашивала, не хочу ли я приходить иногда. Я сказал, что никогда больше не приду.
Сегодня говорили с Бартом. Он сказал: у нас проблемы.
Говорит, тогда, в центре, под Арками, они выяснили, что уровень моего усвоения колоссален.
Барт сказал, что родители не хотели говорить мне об этом, но что мама забеременела мною, когда выходила в Стужу, – и какое-то время продолжала службу, скрывала, что ждёт ребёнка.
Люди в центре изучали и её, и меня, потому что я – «исключение». Наверное, хотели понять, как это повторить.
В принципе, Барт меня не удивил. Я давно подозревал что-то подобное.
Барт сказал, они очень хотят продолжить изучать меня теперь, когда я повзрослел, и не знают, как меня убедить.
Сказал, просто так они не отстанут.
И поэтому предложил, если я захочу, конечно, начать службу в Стуже. Сказал, что убедил Десять сделать для меня исключение. Они уважали моих родителей и согласились.
Я сказал, что отец и мама этого бы точно не одобрили.
А Барт – что это будет не совсем настоящая служба. Что я мог бы начать учиться при Гнезде, а люди из центра наблюдали бы время от времени за тем, как Стужа влияет на мой организм. Что тогда, если мы всё сделаем быстро, я стану препаратором, а препараторы защищают друг друга.
Я спросил: как защитили мою мать?
Но Барт ответил, что она, родив меня, перестала служить.
Но я, если начну, уже не закончу, пока не истечёт семилетний срок – это закон, а за это время многое может измениться. Так что центр можно будет смело послать к дьяволам.
Он сказал, если не соглашусь, они наверняка обратятся к Совету, а может, и к владетелю. Что они могут попробовать забрать меня у него.
Сегодня я впервые увидел Стужу, убившую моих мать и отца.
Стужа… Прекрасна.
Ужасна и прекрасна разом.
Теперь я понял, кто говорил со мной. Всё это время – она, это была она.
Мне придётся делать всё, чтобы вернуться туда опять.
Я полюбил её с первого взгляда. Впервые за долгое время я не чувствовал себя одиноким. Я летел. Мне было тепло, пока кругом царил ни с чем не сравнимый холод. Я видел звёзды – те самые звёзды. Они улыбались мне, как старому другу.
Они шептали мне: «Эрик», и мне показалось, что я слышу мамин голос.
И я возненавидел Стужу с первого взгляда – за то, что полюбил. Полюбил её, ту, что отняла у меня самое дорогое.
Эрик Стром. Жажда
Эрик Стром не бывал в Зверосаде давным-давно, со времён собственного детства, и сейчас, идя по аккуратной дорожке, посыпанной гравием, вслед за Ласси и Адой Хальсон, думал о том, что вполне обошёлся бы без этого нового визита.
Всё здесь напоминало о прошлом. Даже речной бык выглядел точно так же, как тот, у загона которого он мог часами крутиться с блокнотом для рисования и разинутым ртом… Может, это и был тот же самый. В неволе эти неповоротливые с виду создания жили, быть может, веками. Если так – эти тупые непроницаемо-чёрные глазки следили за мальчиком, полным надежд и заблуждений… Теперь они же разглядывали мрачного мужчину, похожего, должно быть, на чёрного потрёпанного ворона между двух пёстрых птичек, который тащился вслед за своими подопечными, пробираясь через толпу принаряженных по случаю выходного детей.
К счастью, их прогулка подходила к концу. Сорте не в чем было бы его упрекнуть – они обошли Зверосад от и до. Она ничего не говорила о том, что стоит, а что не стоит покупать сёстрам, поэтому он купил девочкам и сладкий кофе, и засахаренные яблоки, и жжёные леденцы, которые и сам обожал в детстве.
– Не хотите кусочек, господин Стром? – спросила Ада, но он покачал головой.
– Нет, спасибо. – В интонациях этой девочки, совсем не похожей на Сорту, лукавой, шаловливой, ему вечно чудилась насмешка. Интересно, что они с сестрой говорили о нём, оставаясь один на один. Знали ли, что именно благодаря ему очутились в столице? Считали ли, что Сорте с ним повезло? А может, полагали, что он её мучает?
Впрочем, он вовсе не был так уж уверен, что эти девочки были задушевными подружками. Ада, бойкая, улыбчивая, успела завести пару новых знакомств где-то между клетками с рамашскими синехвостами и большим аквариумом, в котором смешались рыбы из рек Кьертании, Рагадки и Авденалии. В это время Ласси держалась в паре шагов от него, как будто боясь потеряться, креня голову на один бок – чтобы лучше слышать здоровым ухом. Будь это его дело, Стром уже давно настоял бы на том, чтобы показать девочку кропарю. Хороший протез мог решить проблему раз и навсегда…
Но, по счастью, сёстры Хальсон не были его головной болью.
– Господин Стром, можно я отбегу в туалет?
– Мне тоже нужно.
…Или, по крайней мере, не должны были ею стать.
– Идите. Только быстро… Вам пора возвращаться в пансион.
Глядя им вслед, он вдруг подумал, что, не случись в его жизни Стужи, у него уже наверняка были бы собственные дочки. Должно быть, такие же светловолосые, голубоглазые – сам он, до того как в ход пошли препараты и эликсиры, был красивым ребёнком.