Эрик сказал, что погиб, добравшись сюда.
Что если, коснувшись Сердца, я растворюсь в нём, навеки стану его частью, одной из мечущихся в его глубинах теней?
Может быть, Эрик сейчас прямо подо мной, под этой дрожащей алеющей плёнкой, сомкнувшейся за ним безмолвно и бесследно, как вода…
Я почувствовала, как по спине под струдом скользит струйка пота.
Всё зря.
«Эрик».
Я сморгнула слёзы.
Мёртвый не может ничего исправить. Но, может быть, я смогу. Если пойму, в чём он ошибся…
– Не смей плакать. Думай. – Мой голос неожиданно гулко разнёсся под сводами пещеры, и я вздрогнула.
Когда в прошлый раз эта пещера слышала человеческую речь? Случалось ли такое вообще?
Сердце Стужи.
Вот оно – яркое, мерно содрогающееся, раскалённое, – и я стою совсем рядом с ним и понятия не имею, что делать.
Всегда, когда мы говорили о Сердце, я представляла себе что-то маленькое, что легко будет раздавить в ладони или унести с собой… Я много что представляла себе, но никогда – ничего подобного.
«Думай».
Камни между сосудами, ответвляющимися от купола, казались с моего карниза крошечными – но были моим единственным шансом подобраться ближе, не касаясь поверхности Сердца.
Я потянулась к верёвке.
«Иде».
Я замерла. Пещера издевательски молчала.
Но я слышала, я и вправду слышала…
«Иде?»
Внутренний голос шепнул: отвечать нельзя. Меня бил озноб, и я чувствовала себя на грани помешательства. Если это новый способ пещеры помучить меня, если…
«Иде… Я ведь чувствую, ты здесь. Я вижу твоими глазами. Почему ты молчишь?»
Моя левая глазница теплела.
«Тебя не было слышно. Я боялся, что… Но ты цела?»
Я с силой сжала кулаки, прижалась виском к камню. Камень был тёплым – я не знала, шло ли это тепло от Сердца или было отголоском жара из коридоров, преследовавшего меня.
«Прошу, ответь. Ты в порядке?»
Я молчала.
Пугая меня, пытаясь заставить повернуть назад, пещера показывала дорогих мне людей. Среди них не было живых – значило ли это, что она не могла использовать их образы? Не могла – или не хотела, чтобы ввести меня в заблуждение, сломить, убедить, что Стром погиб?
«Не говори, если не можешь… Но мне нужно, чтобы ты побыла смелой для меня… ещё немного. Иде… Смотри левее. Так. Ещё. Над большой изогнутой жилой. Мне нужно, чтобы ты пошла туда. Чтобы там ты вошла в Сердце».
В кипящую лаву, которая поглотит меня.
Пещера не сумела развернуть меня – и теперь пытается погубить?
Я медлила на карнизе. Мне предстояло решить, что делать – спуститься на камни у Сердца, повернуть назад и попытаться вернуться в центр или…
«Иде. Я не знаю, что ты видела. Но я жив. Я здесь. Я с тобой».
Я сморгнула снова выступившие слёзы. Если выживу – долго ещё не смогу плакать.
Мне хотелось в это верить.
Я могла бы спросить его о чём-то, неизвестном мне. Но что бы это дало? Если тьма, таящаяся в этих пещерах, достаточно хитра, чтобы учиться на своих ошибках, она сочинит складную сказку, использовав обрывки наших разговоров, что живут в моей памяти.
«Я с тобой, моя милая. Я рядом».
Сердце моё дрогнуло в груди – я стиснула зубы, чтобы не закричать.
«Иде. Я понимаю, тебе страшно. Мне тоже страшно. Но я верю, что это сработает».
Я снова вспомнила прошлую ночь. Пылинки, плавающие в воздухе. Его губы на моих губах. Тёплое, прерывистое дыхание. Путешествие рук на моём теле… Глаза – так близко. Запах, ставший родным задолго до того, как мы очутились в одной постели.
И голос. Его голос, убаюкивающий меня, уводящий в тёплый мир спокойствия, какого я не испытывала давным-давно… может быть, никогда.
Засыпай. Я здесь, с тобой. Я рядом.
Я хотела, хотела верить… и, не зная наверняка, была ни жива, ни мертва.
Я достала крючья, верёвку и начала спуск к жиле, указанной мне Эриком Стромом – или тёмной тенью, присвоившей его голос.
И ведущей меня прямиком на смерть.
Прямо сейчас я могла позволить себе отложить решение ещё ненадолго. Я всё равно хотела подобраться ближе к Сердцу. И надеялась, быть может, увидеть рядом с местом, указанным Стромом, что-то, что убедит меня: он и вправду жив, он всё ещё ведёт меня, как всегда, знает, что делать…
Хотя сама мысль о том, чтобы войти в это рыжее, трепещущее зарево казалась непредставимой.
Спуск дался легче, чем я ожидала. Чем ближе к Сердцу, тем теплее становилось. Крючья держались надёжно, и верёвка не выскальзывала из пальцев.
Как будто что-то незримое было теперь на моей стороне.
Все препараторы суеверны – и стали бы в десятки раз суевернее, окажись они здесь.
Я скользнула на тёмные камни, стараясь не наступать на жилы, пульсирующие от дравта, извивающиеся под моими ногами. Сердце было теперь прямо передо мной – стена, казалось, состоявшая из воды и огня одновременно, отделённая от меня прозрачной плёнкой. Прямо передо мной промелькнула смутная тень, и я вздрогнула, пошатнулась, взмахнула руками, ловя равновесие. Я вовсе не была уверена, что наступать на дравтовые жилы опасно… Но проверять не хотелось. В их изгибах, неприятно влажных, живых, таилось что-то недоброе.
Плёнка на поверхности Сердца казалась тонкой и проницаемой – я с трудом поборола желание прикоснуться.
«Сделай полшага правее. Вот так. Это здесь, Иде».
Место, на которое он указал, не показалось мне чем-то примечательным.
«Верь мне».
Картина, которая представилась мне, была неприятно яркой. Маленькая тёмная фигурка – я, Иде Хальсон по прозвищу Сорта – делает шаг сквозь плёнку, отделяющую Сердце от мира, и превращается в ничто… в тень, пепел, воспоминание.
Меньше, чем воспоминание – потому что никто не узнает, что со мной случилось. По крайней мере, я была уверена: о девочках позаботятся. Семьи погибших препараторов не бедствуют – а если Химмельны сочтут мою смерть слишком подозрительной, я точно могла положиться на Барта. Если не в память обо мне – он сделает это в память о Строме.
«Я слышу твои мысли».
Я и вправду скрывала их недостаточно усердно – у меня закончились силы.
«Иде, прошу… верь мне».
Я вспомнила слова своей призрачной матери. Если её устами говорили мои потаённые страхи, значит ли это, что в глубине души я и вправду боялась, что Стром может пожертвовать мною?
Я вспомнила липкие руки Ассели на моём теле. Взгляд Эрика за полями для тавлов – сосредоточенный, холодный, прямой.
«Но я видела тебя… я была уверена, что ты умер».
«Я тоже видел… разное. Думаю, это и есть настоящие дьяволы. Но, Иде… Я жив. Ты жива. Мы оба выживем и покинем это место. Но сейчас ты должна мне верить».
Я вдруг поняла, что что-то в его голосе внутри моей головы неуловимо изменилось.
Он устал. Ему приходилось нелегко.
Или Стужа играла со мною?
Я закрыла лицо руками.
«Я не знаю, чему верить».
Он долго молчал, а потом мою левую глазницу дёрнуло, будто болью.
«Я люблю тебя, Иде. Этому ты веришь?»
Я медленно опустила руки.
«Да. Верю».
«Тогда сделай шаг вперёд. Сейчас».
И я послушалась.
Плотная, тугая плёнка легко подалась под руками, расходясь в стороны, как занавес – а потом сомкнулась за моей спиной.
…Я не захлебнулась, не растворилась, не превратилась в пепел.
Я очутилась в Сердце Стужи. Дравт, струившийся по бесчисленным сосудам, пронизывающим его, мерно шумел. Мне казалось, я иду по лесу – самому странному лесу на свете, – полному тайных ручейков, сокрытых в его глубинах.
Я была в коридоре, проделанном – как, для чего – в неведомом багровом материале, с виду твёрдом, как камень, но на ощупь упругом, как плоть. Здесь было тепло, ещё теплее, чем в пещере, и светло, как днём. Дравт в сосудах, пронизывающих стены, звёздно мерцал, отбрасывал во все стороны бесчисленные мягкие отблески.
«Вперёд, Иде. Дальше – налево».
И я пошла туда, куда его голос вёл меня, как делала до того уже сотни раз.
Я не могла позволить себе долго раздумывать над тем, что Эрик всё же жив – пока – и о словах, которые он произнёс, отправляя меня сюда…
Я должна была сосредоточиться на том, что происходило здесь и сейчас. Никак иначе.
Мне приходилось наступать на змеиные изгибы сосудов, и они чавкали у меня под ногами. Кое-где медленно стекали вниз густые струйки дравта, где-то, будто пот, выступали на поверхности стен крупные капли.
Я свернула налево, как велел ястреб, и прямо передо мной промелькнула тень – а может, мне это только привиделось.
«Не бойся. Вперёд».
Только теперь я почувствовала, до чего устала. Плащ-крыло и сумка казались неподъёмными, и я с трудом поборола желание бросить их в коридоре… Ведь я понятия не имела, буду ли возвращаться тем же путём.
«Долго ещё?»
Никогда раньше я не позволяла себе задавать подобные вопросы в Стуже.
«Не очень. Три поворота. Пока вперёд. Ты не ранена?»
«Нет».
«Дыши ровно».
Я прикрыла глаза – всего на мгновенье – и заставила лёгкие двигаться размеренно, а мысли – успокоиться где-то в глубинах разума, откуда я планировала извлечь их на свет позднее… если останусь жива.
«Хорошо. Вперёд».
Каждый новый шаг таил угрозу. Снитиры? Мёртвые? Нечто иное? Разреженный воздух казался беременным смертью, но время шло, а я оставалась живой, и ничего не происходило, как будто Стужа смирилась с моим присутствием.
Я потеряла счёт времени. Стены коридоров вокруг меня мерно пульсировали, источали дравт, дурманяще пахнущий железом и солью. В какой-то момент ритм собственного дыхания заворожил меня. Голова стала лёгкой, и я подумала, не сплю ли. Всё это было похоже на сон. Долгие странствия в лабиринтах плоти, тепло, тишина и звук секретных течений ощущались как возвращение в материнскую утробу.
Мне стало почти спокойно.
«Иде. Ты близко».
Все мои мышцы напряглись, я с усилием втянула воздух. Я была уверена, что на этот раз со мной говорит не тень, не призрак… И всё же пошла медленнее и не торопилась отвечать.