Здесь убивали людей. Много, много людей. Все пропиталось смертью.
Стойка бара, она же прилавок магазина, была похожа на помойку: груда выцветших пакетиков жвачки, пыльные бутылки с почти кипящим пивом «Tres Cordilleras», стружка вяленой рыбы в истрепанном полиэтилене. Продавец – рябой, как стиральная доска, дочерна загорелый мужчина в засаленной майке, – встретил пришельца равнодушно-презрительным взглядом. К губе его прилип огрызок сигары.
– Добрый вечер, сеньор, – начал Скиф, – не продадите бутылку воды?
Засаленный долго смотрел на черную повязку, прикрывавшую выбитый глаз гостя, задумчиво жевал сигару. Молчаливое разглядывание затянулось до неприличия. Наконец он снисходительно пробормотал нечто слабо членораздельное, вроде бы «десять американских долларов».
В сухой траве изнуренно стрекотали цикады.
– Это всего лишь вода, – заметил Скиф миролюбиво, – за глаза хватит тысячи песо[2].
Колумбиец вынул сигару изо рта, сплюнул в пыль длинной коричневой струей:
– Десять американских долларов, одноглазый.
Скиф уронил на прилавок десятку, взял из ящика теплую бутылочку колы и сделал глоток. Пот катился за шиворот горячими жемчужинами. Светлый маг бросил быстрый взгляд на пыльную ленту проселочной дороги, исчезавшую в зеленой стене тропического леса:
– Далеко отсюда до дома Агуачика?
В рябом лице его собеседника что-то дрогнуло. Он выплюнул окурок и отступил на шаг.
– Я хорошо заплачу. – Скиф выудил из кармана ком смятых долларовых купюр, но продавец словно не заметил их. Его черные глаза сверкнули недобрым блеском, а рука нырнула под прилавок.
Скиф снес прилавок ударом ноги и за мгновение скрутил колумбийца. Тот успел поднять пистолет, но Светлый маг перехватил его руку и заломил за спину.
– Ты сдохнешь в муках, гринго! – известил засаленный. – Ты будешь умолять убить тебя, но я выпущу твои кишки и буду любоваться, как ты корчишься в пыли…
Сколько экспрессии! Скиф пинком отбросил пистолет в сторону и продолжал выкручивать руку негостеприимного поселянина, пока его запястье не хрустнуло. Над деревней разнесся протяжный вой.
– Как идти к Агуачику?
Неразборчивые проклятия.
Использовать магию для смягчения неприветливого мужчины Скиф не хотел – они могли услышать. Вместо этого он выудил из рюкзака бронзовую фигурку искусной работы, купленную днем ранее в Боготе: горбатый орангутанг, осклабивший зубы в безумной ухмылке.
– Ты скажешь мне, где Агуачик. Ты ведь понимаешь, зачем я пришел. Мне нужен колдун.
Колумбиец молча скрипел зубами.
– Твой хозяин не слишком умен, – продолжал Скиф скучно, словно обсуждал налоговую декларацию, – во-первых, отрядил такого дуролома, как ты, встречать чужаков. Во-вторых, вот вопрос: кому нужен дурацкий магазин в полумертвой деревне? Кого можно провести таким идиотским прикрытием? Ты предан Агуачику, потому что боишься. Но тебе стоит бояться не его, а меня. Видишь эту обезьяну?
Орангутан весело скалился рядами острых зубов.
– Я тоже колдун. Но убить тебя – мало чести. Я извлеку душу из твоего грязного тела, помещу в этого бронзового зверя – и буду возить с собой по миру для своего удовольствия.
Колумбиец перестал дышать.
– Ты проживешь внутри нее долгие годы – может быть, десятки лет. Ты быстро сойдешь с ума от невозможности двигаться и говорить. Ты будешь бесконечно кричать внутри него – и каждый миг проклинать себя за то, что не захотел показать дорогу страннику…
– Иди через лес по тропе, – вращая белками глаз, перебил рябой, – до синей скалы, похожей на череп… там увидишь… пожалуйста, я хочу жить!
– Далеко?
– Не больше мили!
Светлый разжал захват, и колумбиец пал на колени, прижимая к груди сломанную руку. В черных глазах плескались ужас и ненависть. Ответом был невозмутимый взгляд единственного синего глаза Скифа.
– Что бы ты ни думал обо мне – я добрый колдун. Доброта советует оставить тебя в живых, доброта шепчет: даже такой подлой и грязной скотине, как ты, можно дать шанс. Уходи отсюда немедленно, отправляйся в столицу и стань честным человеком. Обещаю: тебя ждет спокойная сытая жизнь. Это – награда за то, что ты указал мне сегодня путь.
– Спасибо… спасибо, сеньор…
Скиф заметил на столе старенький кнопочный мобильник, смахнул на пол, наступил тяжелым каблуком, до хруста.
– А если ты солгал, я найду тебя – и сделаю то, что обещал.
В сумерках джунгли напоминали сине-зеленую стену. Скиф спрятал пистолет засаленного человека в свой рюкзак, быстро дошел до застывшего месива из листвы и стволов бамбука. Здесь он резко обернулся – и метнул нож. У входа в бар-магазин упал в пыль рябой колумбиец, сжимавший в здоровой руке винтовку. Лезвие вошло в его кадык – и кровь брызгами оросила желтую землю, словно первые капли долгожданного дождя.
Дремавшие на солнцепеке змеи проснулись от запаха крови; блестящими лентами заскользили к умирающему.
Скиф почти бежал через джунгли, смахивая пот. В полумраке шелестели лианы, неподалеку тревожно перекрикивались вечерние птицы. Здесь пахло затхлой водой и прелым деревом. Он шагал по едва заметной тропе среди высокой травы, отгоняя палкой пестрых коралловых аспидов.
Рябой не обманул. У синей скалы над ручьем стояла приземистая хижина из бревен, крытых пальмовым листом. Лужок вдоль русла оградили под выпас, под хилым навесом скучал привязанный ослик, в загоне сонно мемекали козы. У дверей хижины в лучах закатного солнца сверкнул серебряным бампером новенький «Тойота Ленд Крузер». В знойной первобытной глуши он казался неуместным, как залетный космический корабль.
Больше скрываться не имело смысла. Скиф нашел свою тень и упал в Сумрак. О, как здесь было прохладно! Агуачик сразу почувствовал его. Мрачное пятно ауры в хижине шевельнулось и поплыло к двери; на пороге показалась невысокая кряжистая фигура. Он двигался степенно, без страха – хозяин этих диких мест. Гортанно выкрикнул что-то, поднимая посох.
Темный.
Не растрачиваясь на предисловия, Скиф выхватил из-за спины меч – и тот засиял во мраке, как факел белого пламени:
– Где она?
Колдун был довольно силен – третий или четвертый уровень; он пытался бороться, но Скиф действовал быстро и жестоко; вскоре Темный лежал на земле, хрипел и лопотал что-то невнятное, путая испанский язык и местное индейское наречие.
– Где она? – холодно повторил Светлый.
Колдун взглядом указал в глубь двора. Волоча его за шиворот, Скиф выбрался из Сумрака и нашел под голубой сенью пальм покосившийся сарайчик. Двое парней в потных майках и штанах цвета хаки, оглядываясь, бежали через луг к лесу – Светлый сбил их с ног «прессом» и погрузил в сон.
Рывок – дверь сарая слетела с петель. Меч ярче вспыхнул в руке Скифа, и в его белом сиянии предстала крошечная каморка с деревянной постелью, накрытой тряпьем. В железной миске на полу лежали объедки. В углу каморки – смрадная дыра, отхожее место, обсиженное мухами.
Косматое существо забилось в угол, глядя на пришельца большими черными глазами – которые он не видел столько лет, но сразу же узнал. Зазвенела ржавая цепь, и он увидел тонкую, уродливо обтянутую кожей кость. Ступня на ноге существа была обрублена, и гнойную рану покрывали алые струпья.
– Что ты сделал с ней? – сквозь зубы, тщетно пытаясь остановить лавину гнева, проговорил Скиф. Он не заметил, как принялся избивать Агуачика, его руки двигались сами по себе, нанося колдуну удар за ударом. – Что ты сделал с девочкой, больной ублюдок?
Темный что-то выкрикивал тонким бабьим голосом, прикрывая лицо руками.
– Здравствуй, друг, – сказало существо по-русски.
День второй.
– Мама верила, что мы с ней станем очень богатыми людьми. Она любила меня и заботилась как могла, но так мечтала о богатстве, что забыла об осторожности. Нашлись люди, которые тоже захотели сделать деньги на моем даре.
Девушка лежала на кровати колдуна в его хижине и смотрела в потолок. Солнечный свет пробивался сквозь щели в стене. Скиф раздел ее донага и аккуратно обрабатывал пахучим травяным раствором большие и маленькие язвы по всему телу; он шептал исцеляющее заклятье, вкладывая в него большой запас Силы. Свинцовая бледность ушла из лица пленницы Агуачика, глаза заблестели тихим светом. Маг повел широкой ладонью – и сухие струпья осыпались на пол, как пепел.
– Когда мне исполнилось шестнадцать, мама договорилась с какими-то приезжими людьми, – продолжала девушка. – Они не были Иными, да и мама тоже – она вообще плохо понимала природу Сумрака. Она лишь знала, что я умею предсказывать будущее. Мы прилетели на Кубу, в город Тринидад. Там нас разлучили – и я больше ее никогда не видела. Мы и сейчас на Кубе?
– Нет, Яна. Мы в Колумбии, на границе с Эквадором.
Скиф отдал ей чистую хлопчатобумажную рубашку из своего рюкзака. Грязное тряпье он сжег. Хижина колдуна только снаружи выглядела убого. Внутри нашлась комфортабельная комната с двуспальной чистой кроватью, телевизором и душевой. Насос гонял в оцинкованный бак воду из ручья. В углу урчал маленький холодильник, набитый продуктами. Кондиционера не нашлось, но Светлый дозорный сам снизил температуру в комнате до комфортных двадцати двух градусов. Девушка не сводила с него черных миндалевидных глаз и продолжала говорить, говорить, говорить.
– Я не видела, куда меня везли. Не знала, что происходит. Ничего не понимала и все время плакала. Я привыкла, что всегда и везде мама решает за меня.
– Почему ты не остановила мать? Разве не могла увидеть будущее?
– Наверное, могла… но нужно знать, куда заглядывать. Если бы ты мог предсказывать будущее, ты бы смотрел в каждый новый день?
– Да. Я бы смотрел.
– Тогда будущее стало бы настоящим.
– Я выбирал бы настоящее для себя.
– Истина в том, что на самом деле будущего нет. Прошлого тоже. Есть только настоящее.
– Есть судьба, – он почему-то едва заметно улыбнулся, – путь, который можно выбрать.