– Нам предстоит скрыться надолго – бежать на край света и залечь на дно. Для этой роли нас нашли и воспитали, неужели ты еще не понял? Тайный Дозор, Особый отдел – все мы были нужны для одной задачи. Хозяин под колпаком Инквизиции, каждый его шаг отслеживают. Поэтому – только мы. А награда будет царской, ты получишь все, что сможешь пожелать. Найди и убей мальчишку, убей его мать и отца – и будешь богат и счастлив тысячу лет.
Между жизнью и смертью
25 сентября 2015, 10:23
Из жезла Артема вырвался столп огня, превратился в пламенеющий бутон. В его сердцевине двигался бронзовый всадник, разбрызгивая тающий металл по камню под копытами. Он легко вырвался из огненной ловушки – и снова поскакал на Инквизитора. Земля стонала. Воздух горел, растекался плавленым стеклом, обожженные птицы падали замертво; ткань реальности вибрировала, раздираемая рвущейся на волю неописуемой силой. Локшин спрятал жезл и опрометью бросился через площадь в сторону парка Фольксгартен – туда, где мелькали меж фигурных кустов силуэты разбегающихся туристов.
Тайна, к которой он прикоснулся, не была совместима с жизнью. Ночью на нее покусился Завулон через Тайпана, а кто наносил удар сейчас? Кто бы то ни был – он бросил против Локшина страшную мощь. Артем не зря считался сильнейшим из Инквизиторов Москвы, но сейчас он улепетывал, как заяц от волчьей стаи.
Нажитое годами оперативной работы чутье – сродни шестому чувству – заставило его упасть на землю. В то же мгновение по каменным плитам впереди ударил мощный разряд, выжигающий воздух, испепеляющий органику, воспламеняющий гранит. Каждая клеточка на лице и ладонях Артема затрепетала, готовая распасться на мельчайшие части.
– Проклятье!
Снова удар наносили с колокольни церкви Миноритенкирхе. Локшин даже не смог бы сказать, что это за оружие – то было нечто древнее и мощное, как стихийное колдовство первых Иных.
Удар высвободил колоссальный запас Силы; даже специальная защита Инквизитора тут не спасла бы. Он перепрыгнул глубокую оплавленную яму и, петляя, понесся вперед. На пути была зеленая лужайка в обрамлении редких кустарников. Здесь Артем увидел направленный в лицо ствол.
Одна из сбитых его «прессом» девушек-«музыканток» сидела на траве в тени кустарника. Обе ее ноги были сломаны и вывернуты под жутким углом, лицо залила кровь, но девушка словно не чувствовала боли – она вся сосредоточилась на цели, как камикадзе. Артем успел увидеть разбитые солнцезащитные очки у нее на лице, тонкую бровь, зеленый кошачий глаз в колечке прицела – и в следующий миг град заряженных пуль ударил в «серый щит».
Защита вспыхнула, распадаясь. Одна из пуль несильно стукнула в грудь, вторая обожгла щеку, третья прошила куртку на левом плече и с шипением застряла в бицепсе.
– Мразь!
Артем ударил в лицо девчонке «тройным лезвием» – и побежал прочь, зажимая рану. Где-то впереди, среди кустов парка, ему почудилось бледное лицо Агаты, и он, не отдавая себе отчета, летел туда. За спиной грохотали копытами о камни два исполинских бронзовых демона, неумолимо нагоняя.
У стеклянного офиса на краю площади стояли несколько автомобилей. На заднем стекле одного из них, лимонного «Опеля», Артем увидел наклейку – черную розу на алом фоне.
Нужно несколько секунд.
Локшин использовал «болотный газ»: заклинание разлило над площадью густой туман. Тот, кто руководил охотой, незамедлительно ответил «свежим ветром» – и дымка развеялась, но Артем уже был внутри автомобиля. Бронзовые убийцы сразу же потеряли цель и встали как вкопанные. Лежа на заднем сиденье, Инквизитор видел покрытые зеленой патиной ноги коня Евгения Савойского в трех метрах от машины.
Ломая ногти, Агата вцепилась в руль «Опеля». Она смотрела через плечо, вывернув шею, как ящерка. По ее тонкому лицу катились капли пота, очки запотели. Артем вжался в кресло. Внезапно бронзовые кони всхрапели и, повинуясь чьей-то команде, помчались в сторону Рингштрассе.
Агата здесь. Значит – снова Тайпан.
Очки девушки сверкнули розовыми искрами солнца. Она увидела, что тень в окне на колокольне Миноритенкирхе исчезла, и рванула автомобиль с места. Локшин ударился головой о ручку двери и зашипел от боли. Еще несколько секунд – и машина затерялась в путанице средневековых улочек столицы Австрии.
Артем был спасен.
Глава 5
Великобритания, Лондон,
Южный Кенсингтон
24 сентября 2015, 09:20
«Может быть, Свет – это добро, – подумала Яна. – Или Свет – это тепло и покой. Не знаю. Но в одном я уверена: Свет – это красота. Красоту можно отыскать и во Тьме, но то красота извращенная, красота прельстительная, краденая. Подлинная красота только от Света».
– Будь я Темной, – спросила Яна, – ты бы мог полюбить меня?
Она сидела на широком подоконнике и смотрела вниз, на залитую дождем улицу, и мокрые шеренги каштанов, и цветные зонтики пешеходов. Ее вопрос застал Скифа у дверей, с мечом за спиной и пистолетом в кобуре. Прощание было позади, и до расставания оставались секунды. Он оставил девушке деньги, документы, ключи от квартиры своего лондонского друга – и обещание вернуться.
– Любовь не спрашивает, какого ты цвета, – ответил он.
– А о чем она спрашивает тебя? – Яна спрыгнула с подоконника, подошла к Скифу и прижалась лицом к груди, чувствуя его тепло, вдыхая уже ставший родным запах его тела.
– Любовь не задает вопросов, – он ласково провел рукой по ее волосам, – любовь просто восходит над тобой, как солнце.
– Ты вернешься за мной, Андрей? – в который раз спросила она.
– Обязательно вернусь.
– Я, наверное, с ума сойду в ожидании.
– Если ты будешь очень ждать – это поможет мне.
– А ты можешь не уходить?
Он покачал головой.
– Ведь реальной войны нет, – горячо прошептала девушка, – и необходимости для тебя идти туда – тоже нет. Вы нарушаете Великий Договор, если вас поймают – будут судить как преступников.
– Война может быть тайной, но она реальна.
– Ты уже много сделал для Света. Узнал нужную информацию. Расскажи ее своим друзьям и возвращайся…
– Я должен быть с ними.
– Почему? Из чувства долга?
– Я не могу бросить друзей перед лицом смерти.
Яна кивнула, отступив на шаг. Соленая капля оставила мокрую дорожку на ее щеке.
– Как бы я хотела пойти с тобой! Я не умею сражаться, но…
– Нет, – сказал Скиф, вытирая ее слезы, – ты уже достаточно помогла. – Он долгим взглядом посмотрел на нее, и в этом взгляде была нежность. – Ты так изменилась за эти дни, маленькая. Ты словно цветок, что почувствовал солнце – и ожил после долгой зимы.
– Ты – мое солнце.
Она встала на цыпочки – но ему все равно пришлось наклониться, чтобы их губы встретились.
– Яна, мне нужно идти… нужно…
– Еще немножко побудь со мной…
Она уже расстегивала на нем рубашку, чувствуя, что вот-вот ноги перестанут ее держать. И Скиф понял это, подхватил девушку на руки и отнес на постель. Он покрывал поцелуями ее лицо, ее хрупкое тело, быстро избавляясь от одежды.
Она торопливо ласкала его, словно раскаивалась в том, что задерживает; и слезы текли из ее глаз – но то были не только слезы печали, но и слезы счастья. Ее мужчина был таким большим по сравнению с ней – и от этого ей было и сладко, и немного страшно; от него в самом деле исходили тепло и свет, как от солнца, – и вскоре Яна кричала, задыхаясь от наслаждения. Она обхватила его мускулистую спину тонкими руками, прижимая его к себе в такт его движениям, нежным и в то же время сильным; стремясь слиться с ним, стать его частью навсегда. Их ауры сплелись в горячем радужном вихре – и в высшей точке наслаждения ослепительно вспыхнули.
Но прошло несколько минут – и Скиф оделся и ушел в дождливое лондонское утро. Тогда Яна вытерла слезы, села у окна и начала ждать.
Берег реки Воронеж, к западу от трассы М-4 «Дон»
25 сентября 2015, 09:01
Огонек открыл глаза.
И увидел белое, без кровинки, лицо мамы. Она лежала рядом, на траве. Льняные волосы слиплись и спутались. Незнакомый чернобородый мужчина стоял около нее на коленях; он опустил покрытые кровью руки в разрезанный живот Нелли – и как будто сшивал там что-то проворными пальцами. «Светлый Иной. Лечит», – понял мальчик. Из-под ладоней чернобородого лился золотистый и мягкий свет. Лицо мамы было пугающе застывшим, но на лбу быстро пульсировала жилка. «Жива, – понял Огонек. – Жива, жива», – с жарким облегчением повторил он про себя, проваливаясь в забытье.
Ему снова было пять лет. После обеда мама уложила его в кровать, дождалась, пока он уснет, и тихо вышла из его комнаты. Но Огонек не заснул по-настоящему. Спать днем было скучно. Он полежал немного, глядя сквозь ресницы на солнечные блики на потолке, а затем сел на кровати и посмотрел в окно. В саду на лавке сидел папа с книгой в руке, над его головой покачивались ветви абрикосового дерева.
Огонек видел, как мама подкралась к нему сзади и обняла. Папа выронил книжку, посадил маму на колени. Они смеялись и целовались в солнечных лучах, красивые и молодые, и мальчик чувствовал тепло в груди – ему хотелось сбежать по лестнице к ним, и пусть его тоже обнимают; но он понимал, что папе и маме надо побыть вдвоем. Вскоре они ушли в дом, не размыкая объятий. А Ярик еще долго сидел на подоконнике с игрушечным пистолетом на коленях – и смотрел на ведущую к дому дорогу и бескрайнее синее море вдали. Пока взрослые заняты друг другом, он охранял их покой. Нес свой дозор.
Это было так давно… уже сложно поверить, что это было. И горькая сладость под сердцем понемногу таяла. Ушедшего не вернуть даже с помощью колдовства, это Огонек уже усвоил в свои двенадцать лет. «Нет прошлого и нет будущего – есть лишь настоящее», – так говорил отец. Эта мысль помогала без сожаления смотреть назад и без страха – вперед.
Когда он вынырнул из сна – Лина снова была рядом. Девочка провела рукой по его лбу, вытирая пот, и протянула чашку с ароматным травяным питьем.