Артем подошел к нему и положил ладонь на плечо:
– Матвей, это не просто артефакт.
– И ты мечтаешь заполучить его, – сказала Нелли сухо. – Лучше уж молчи.
– Пусть говорит, – возразил Огонек.
Светлые маги переглянулись.
– Предателям веры нет, – поддержал Нелли Скиф.
– Давайте его послушаем, – настаивал мальчик. – Если он за мир, почему вы все против него?
– Знаешь поговорку: «Благими намерениями вымощены дороги в ад»?
– Если я наследник этого… как его, Великого магистра… Я имею право попросить. Пусть расскажет!
– Для чего? Ты хочешь найти артефакт?
– Я должен его найти. Я не могу без него. Каждую ночь я просыпаюсь и иду на его зов.
– Предположим, ты дошел до него – кого ты возьмешь с собой?
Мальчик пожал плечами.
– А есть варианты? – с удивлением сказал Книжник. – Кто светел – тот и свят. Огонек – Светлый маг, вся его родня – Светлые. Сумрак выполнит их волю – и настанет царство Света.
– Если Темные не перехватят его и не заставят действовать к своей выгоде, – ответил Скиф.
– Как?
– Возьмут в плен его родителей и станут мучить у него на глазах. Чтобы это прекратить, Огонек проведет Тайпана к артефакту.
– И что это даст Тайпану? – Матвей повернулся к Артему.
– Проси у Сердца Сумрака о сокровенном, и он выполнит это, – ответил Инквизитор. – Одно желание. Второй попытки не будет. Это цветок, которые цветет раз в несколько столетий. Я понимаю, что нахожусь среди Светлых, но все же прошу, – Артем повернулся к Огоньку, – подумайте, будет ли мудро подчинить мир одной из Изначальных Сил?
Мальчик долго смотрел в его глаза, размышляя, – затем повернулся к отцу.
– Я за Свет, – проговорил Матвей. – При таком раскладе Темные никуда не денутся, но будут жить по нашим правилам. Война кончится, мы победили. Быстро и навсегда. О чем еще можно мечтать?
– Я тоже за Свет, – кивнул Книжник.
– И я, – подала голос Нелли.
– И я, – пискнула Лина, о которой все забыли.
– Я готов отдать жизнь за победу Света, – тихо добавил Айрат.
Огонек, на которого были устремлены все взгляды, шагнул к Артему и взял его за руку:
– Чего же ты хочешь попросить у Сердца Сумрака?
– Чтобы не было больше Тьмы и Света. Видишь мою ауру?
– Серая…
– Мы все станем одного цвета – и будет Тысячелетний Мир.
Светлые дружно зароптали.
– Если кому-то интересно мое мнение, – глухо проговорил Скиф, – надо оставить все как есть. Великий Договор создавали мудрейшие из нас. Нет нужды ломать то, что работает.
– Что ты выберешь, парень? – спросил Книжник.
Три пути. Залить мир Светом. Установить вечные сумерки. Оставить все как есть.
Огонек опустил ресницы:
– Я не знаю.
Хрустальная сфера в руке Артема налилась мутным сиянием, в ней будто бы заметались стаи птиц на фоне тревожно тлеющего горизонта.
– Скиф узнал город из пророчества Яны. Взглянем на него?
Огонек увидел землю с большой высоты. Он словно летел на самолете, прильнув к иллюминатору. Белый мячик солнца скользил за клочьями облаков, оставляя на серо-зеленой шкуре земли бледные пятна. Появилась вода, много воды – серо-голубая, бирюзовая, подернутая рябью. Конечно, это никакая не рябь, это волны на море, и довольно высокие, с горками пены. Там, внизу, шквалистый ветер. Вытянутая полоска суши кончилась, мелькнул неширокий пролив с цветными скорлупками кораблей, и вновь встала из волн земля, холмистая и рыжая, опаленная южным солнцем… «Это же Крым», – понял Огонек. Он узнал очертания берегов. В Крыму он прожил всю жизнь! Сердце мальчика забилось быстрее.
Изображение наплывало, увеличивалось – магический глаз парил над побережьем, и волны бились о скалы, появились первые горы, еще невысокие, они становились все круче – горы походили на спины окаменевших драконов. И вот парящее око преодолело очередной перевал, и взору зрителей предстали широкая долина, город и бухта полукругом меж горами. На самой высокой из гор располагалась древняя крепость с зубчатыми башнями.
– Столп отчуждения, – сказал Скиф, – они ждут нас.
– Верно, – подтвердил Артем, – и я должен немедленно известить об этом Европейское бюро Инквизиции… но я сообщу им кое-что другое.
Теперь и Огонек видел его. Исполинский призрачный зонтик на тонкой ножке вырастал из центра города и превращал индиговое небо над ним в грязное стекло.
В глубине изображения клубилась Тьма. За стенами крепости двигалось что-то огромное, неразличимое в густом тумане.
– Это – город Судак. Наверху, под самой высокой из башен – она называется Дозорная, – ход, высеченный внутри скалы, – рассказывал Инквизитор. – Там, за золотыми воротами, в тайном чертоге, скрыто Сердце Сумрака. После ареста Жака де Моле его друзья увезли это сокровище из Франции в самую дальнюю из тайных баз тамплиеров, которой владели венецианцы, а позже генуэзцы. Ее местонахождение открыл Завулон в конце прошлого века и приложил немало сил к тому, чтобы проникнуть за золотые врата. Безрезультатно. Войти туда можешь только ты, Ярослав. Об этом обстоятельстве стало известно лишь несколько лет назад – иначе охота за потомками де Моле началась бы еще в девяностые годы. Кто-то из Высших Инквизиторов сдал информацию главам Дозоров. Легенды о наследстве тамплиеров ходили давно, но о потомках Великого магистра долгое время никто не знал.
Изображение в волшебном шаре стремительно затягивала ночная мгла.
– Надо ли говорить, – продолжал Артем, – что Темные хорошо стерегут и крепость, и пути на полуостров. С востока он отделен от материка узким проливом, который можно преодолеть на пароме или на катере. С севера путь к нему лежит по узким перешейкам, и даже дальние подходы охраняются. Прорываться с боем нет смысла, мы не выстоим.
– Скиф может бросить портал, – предложила Нелли.
– Я тоже могу и уже пробовал, – ответил Локшин, – но этот путь закрыт. Вдоль границ полуострова стоит барьер.
– Нужно ли нам спешить туда? – проговорил Скиф задумчиво.
– Нужно, – немедленно ответил Огонек.
– Понимаю тебя, Скиф, – кивнул Артем. – Сохранить статус-кво – разумное решение. Для этого лучше снова спрятать мальчика с родителями на краю земли, и пусть Темные стерегут вход в чертог тамплиеров и дальше. Но Ярославу теперь нельзя останавливаться. После его инициации артефакт услышал и призвал своего хозяина.
– Если я не пойду туда – то умру? – спросил Огонек.
– Этого я не знаю. Но если да, то случится непоправимое: род де Моле пресечется. Вход в Золотой Чертог закроется навечно. Сердце Сумрака станет бесполезным куском камня.
– Разве Нелли тогда не станет последним потомком магистра?
– Нет. Она уже была наследником. Заклятье не обращается два раза на одного и того же Иного. Впрочем, если у нее будет еще один ребенок – он унаследует это право. И все повторится вновь.
РСФСР, Донская область
Май 1922 года
– Товарищ милиционер, а далеко ли едете, например?
Долговязый мужчина в истрепанном пиджаке и круглых очках почти бегом ковылял за телегой по сельской дороге. На красном от жары лице его было написано полное отчаяние и одновременно почтение к представителю власти.
– В Ермаковскую, – добродушно ответил Близнюк, – по дороге, что ль?
– Мне в Апанасовку бы.
– Садись.
Возница – седобородый однорукий казак в фуражке – с недоверием покосился на пришельца, но смолчал. Краснолицый с ходу запрыгнул на задок и упал в колючее сено, со смущенной улыбкой подхватив съехавшие очки.
Рядом с милиционером сидела, покачиваясь на ходу, тоненькая девочка лет пяти. Она посмотрела сквозь нового пассажира – будто тот был пустым местом. Белые, как цветы подснежника, волосы ее рассыпались по плечам; девочка куталась в кожаную куртку со звездами, принадлежавшую Близнюку, словно ей было холодно и неуютно в этот жаркий день, а из-под края куртки виднелись черные от пыли маленькие ноги и мятый подол ночной рубашки.
– Дождь к вечеру будет, например, – весело начал попутчик. Как представитель сельской интеллигенции, к тому же облагодетельствованный транспортом, он чувствовал себя ответственным за моральный дух в телеге.
– Дождь – это хорошо, – обмахиваясь, зевнул Близнюк.
Пегая лошадь неторопливо шла вдоль бескрайнего распаханного поля, увлекая за собой повозку. В солнечных лучах носились стрижи; сквозь стук копыт и деревянное поскрипывание колес слышалось их быстрое стрекотанье.
– Далече добираться, – краснолицый утер пот, – да все по горкам и оврагам. Благодарствую за помощь, товарищи.
– В Апанасовку – по делам, что ль? – спросил милиционер, поглаживая седой ус.
– А по вопросу продналога, – охотно объяснил краснолицый и показал папку с бумагами.
Возница, услышав это, демонстративно сплюнул в придорожные лопухи. Налоговый человек сделал вид, что не заметил.
– Ути-ути, – обратился он к девочке, – это откуда ж такая красотуля с милицией едет, например?
Девочка отвернулась.
– Из города домой конвоирую, – рассказал Близнюк, – уже который раз убегает. В Ермаковской у нее всю семью бандиты прошлым летом убили, хату спалили, только дядька увечный остался. Живет у старосты тамошнего, Василия.
– Ах ты, взысканница. Как до города-то добралась?
– Ночью уходит, пока все спят. Ничего не помнит. Идет всегда в одну сторону.
– Так запирать надо!
– Запирают, но всегда разве уследишь? О прошлом годе каждую ночь бродила во сне, теперь все реже. Уж думали, оправилась, а вишь, сегодня – опять. Нелюшка, ты когда угомонишься-то? – спросил милиционер со вздохом.
– Это мать ее мертвая зовет к себе, – глухо проговорил возница и ударил лошадь поводьями.
Разговор оборвался. Лошадка взобралась на холм, тяжело вздохнула и побежала вниз, к дремлющей под тонкими тополями станице.
– На далеких золотых берегах, у синего моря, – проговорила вдруг Нелли, задумчиво глядя на подернутый дымкой горизонт, – там, где встречаются ветра со всех концов земли; где в теплом ночном небе звезды, как крупный жемчуг. На высокой горе над вечным прибоем, где плачут белокрылые чайки над старой крепостью… там угомонюсь.