Бриндур приподнял обгоревшую руку так, чтобы свет попал на браслет.
– Он добыл его в качестве трофея на Поле Краки, сражаясь с остатками армии Скали… всего полгода назад.
Увидев на лице герцога недоуменное выражение, Бриндур печально моргнул и тихо произнес:
– Это Флоки. Мой сын. Они сожгли его заживо и прокатили на повозке вниз с холма, чтобы напугать нас, как детей.
Он медленно покачал головой:
– Пусть Бог накажет их! Пусть Он проклянет весь их народ!
Через какое-то время тан снова заговорил – на этот раз шепотом:
– Как я расскажу жене о смерти сына? Получится дурацкая история.
– Нет ничего хуже этого, – согласился Изгримнур. – Знаю по себе.
Слудиг коснулся его руки, напоминая, что им предстояло сделать много дел.
– Оставайся здесь, Бриндур, – сказал герцог. – Похорони своего сына… и других наших воинов. Сверни лагерь и, когда сможешь, следуй за нами.
– Ну, а чем мне теперь еще заниматься? – ответил Бриндур.
Изгримнуру не понравилось, как это прозвучало, и он почувствовал почти облегчение, оставляя тана хоронить солдат. Бриндур был хорошим человеком, но, наверное, смерть Флоки сильно повлияла на него. Тем не менее Изгримнур понимал боль мужчин.
– Мы все будем помнить твоего сына, – сказал он. – Пусть Бог прижмет его к Своей груди на небесах. Фокусы норнов и то, как Флоки принял смерть, – все это ничего не значит! Просто еще одна подлость в грубой войне, которую навязали нам проклятые фейри. Парня захватили в бою, и он умер как герой. Других мнений нет!
– Если ты так говоришь, Твоя светлость…
Бриндур опустил руку сына.
Изгримнур больше не хотел смотреть на сожженное тело. Оно выглядело древним злобным существом, пытавшимся принять человеческую форму.
– Это правда, Бриндур.
Лицо тана из Норскога оставалось неподвижным и пустым, как стоячая вода, но в его голосе появились рваные тона, которых Изгримнур прежде не слышал.
– Я не сомневаюсь в твоих словах. Но, Изгримнур, разве тебе не горько видеть, как много наших сыновей превратилось раньше срока в павших героев? Я лучше видел бы Флоки живым… в окружении своих собственных детей…
Герцогу нечего было сказать. Он даже не мог впустить в себя настоящую печаль, поскольку знал, что она сделает его слабым – и именно в тот момент, когда ему требовались сила и скорость в быстрых маневрах. Он и Вигри должны были нагнать норнов на открытом пространстве, прежде чем те успели бы найти другое убежище или, хуже того, ускользнуть в защищенную крепость под горой Пика Бурь. Он похлопал Бриндура по плечу и кивнул Слудигу, приказывая следовать за ним, затем оставил тана горевать над телом сына.
Часть II. Башня Трех Воронов
«Всем хикеда’я известно, что, когда дети благородных семейств достигают соответствующего возраста, их помещают в Короб Джедада. Далее их пути жизни определяются тем, выбираются ли они из ящика, или терпят неудачу. Когда юная Суно’ку сейт-Ийора проходила это испытание, она вышла на свободу так быстро, что никто из присутствовавших не смог вспомнить другого ребенка, который проявил бы такую ловкость.
Позже, став генералом, Суно’ку также поражала всех своими неординарными способностями. Когда никто другой не мог спасти осажденный отряд в Замке Спутанных Корней, она привела туда малые силы и освободила попавших в ловушку сородичей. Затем Суно’ку пробила себе путь через ряды смертных, срезая северян, словно жнец, который косит траву. Все попавшие в осаду хикеда’я последовали за ней, прославляя ее смелость и умения. И когда разрушенная крепость осталась позади, она повела их на север к башне во внешней городской стене.
Эта стена была возведена в эпоху нашей величайшей силы, когда зида’я все еще владели Асу’а, а Наккига располагалась снаружи великой горы. В ту пору мы обладали всеми землями Севера. Но потом наша численность начала сокращаться. Смертные, переплыв холодное море, приступили к уничтожению страны кайда’ев. Тогда, по приказу великой королевы, мы отступили в убежище – в крепость внутри горы, – и постепенно Наккига-Какой-Она-Была опустела. Год за годом деревья, трава и свирепые ветры захватывали внешний город. Великая стена – внушительное кольцо из камня, которое на лиги окружало нашу гору – перестала соответствовать инженерным требованиям. Во время Сулена, тринадцатого церемониймейстера, Орден Жертв снял со стены последних часовых и отозвал их во внутренний город для лучшей защиты самой Наккига и свиты королевы Утук’ку.
Сопровождая спасенных соотечественников, отряд Суно’ку оставил армию смертных позади и, наконец, добрался до Башни Трех Воронов. Та пребывала в жалком состоянии. Давно разграбленная и опустошенная крепость не могла предоставить никакой защиты, кроме слабых и потрескавшихся стен. Хотя генералу помогал лорд Яарик, верховный магистр Ордена Каменщиков, его работники не могли укрепить уязвимые места, поскольку основные силы северян уже готовились к новой осаде. Однако хикеда’я решили остаться в башне и, доверившись военному искусству Суно’ку, попытались удержать северян вдали от горы и Наккиги так долго, как это было возможно.
В городе почти никто не знал о миссии генерала. После того как она забрала с собой многих оставшихся воинов, пещеры Наккиги стали выглядеть безлюдными. Сердца горожан наполнились дурными предчувствиями, и подданные королевы боялись того, что могло случиться дальше в том случае, если необузданные захватчики продолжат свое наступление на их исконные земли.
Их страхи были вполне обоснованными».
Обремененная значительным весом герцога, лошадь почти теряла равновесие и скользила на крутой тропе назад, вызывая небольшие камнепады. Изгримнур натянул поводья, с отвращением осматривая скалы, нависавшие с каждой стороны.
– Скажи еще раз, сынок, почему ты думаешь, что норны не устроили здесь засаду, – попросил герцог.
Разведчик кивнул:
– Мы не заметили тут никакого движения, Ваша светлость. Я думаю, фейри ограничены в численности. Их очень мало. Могу поклясться, они прячутся в башне. Следуйте за мной, мой лорд. Еще немного, и я покажу вам место, где можно будет устроить лагерь.
Изгримнур усмехнулся:
– Тебе мало фейри? Даже мысли такой не допускай! Особенно теперь, когда мы преследуем этих тварей на их собственных землях.
– Наш дозорный отряд нашел возвышенность, откуда можно вести наблюдение, мой лорд. Мы осматриваем большую территорию за этой стеной. Видим все пространство до их проклятой горы. Если бы норны послали подкрепление, мы бы заметили его задолго до приближения к башне. Еще чуть дальше, мой лорд.
Изгримнур оглянулся через плечо и посмотрел на всадников, медленно поднимавшихся по узкому проходу между скалами. Ближайшим был Слудиг, следовавший за ним, как верный пес. Чуть позади ехали скоггейцы Бриндура, люди Вигри из Элвритсхолла, а далее виднелись колонны пеших солдат. У него, по крайней мере, осталось две тысячи крепких воинов. Стоило ли вести такую небольшую армию в запретные земли норнов, надеясь выйти из них без больших потерь?
«Это не важно, – подумал Изгримнур. – Нужно расправиться со всеми фейри, чтобы потом они не угрожали нашим землям. Если удастся уничтожить их, это сделает потери достойными, сколько бы нас ни полегло». Он подумал о своей жене Гутрун, ожидавшей его не в Элвритсхолле, а дальше к югу – в опустошенном Хейхолте. Герцог знал, она сейчас ухаживала за ранеными мужчинами и женщинами, заботилась о них, а новые король и королева нуждались в ее советах и мудрости. По крайней мере, ей было чем отвлечь себя от мыслей о потерянном сыне. Сам же Изгримнур проводил без сна слишком много ночей под этим холодным звездным небом. Истерзанный душевной болью, он постоянно размышлял о разных комбинациях событий, которые позволили бы ему победить врагов без гибели его сына – прекрасного Изорна.
«Войны никогда не заканчиваются, – внезапно подумал он. – Они превращаются в истории, которые потом рассказывают детям. Они становятся причинами и следствиями даже для тех, кто не был рожден, когда начинались эти войны. Они никогда не заканчиваются. Люди – свирепая раса. За месть мы готовы отдать свои мимолетные жизни. Нет, не за месть. За справедливость. Неудивительно, что бессмертные боятся нас».
Крутая тропа, повторяя изгиб прохода, сворачивала в сторону. Когда они обогнули массивный утес, перед Изгримнуром открылся весь путь к вершине – к темнеющему небу и огромной стене, окружавшей земли норнов. Каменная преграда высотой в тридцать эллсов полностью перекрывала северную часть прохода Скогги. Она была сделана из чудовищно больших черных плит, уложенных друг на друга почти без зазоров. Казалось, что ее возвели какие-то гигантские каменотесы.
Дорога вела к середине преграды и упиралась в ворота, заваленные внушительными камнями. Над ними возвышалась башня, которая округло выдавалась из стены. На взгляд Изгримнура, она выглядела строго пропорциональной, но ее венец был самым странным из всех, которые он когда-либо видел. Вершину башни украшали три клювоподобных выступа: средний указывал вперед, два других располагались под углом в обе стороны, и каждый из них выпирал на десять локтей от края стены. Герцог подумал, что башня походила скорее на какое-то огромное оружие, чем на обычное здание, – на боевую булаву для гиганта ростом с небо.
– Благая Элисия! – прошептал он. – Мать милосердия!
Слудиг, скачущий позади Изгримнура, натянул поводья. На его лице появилась кислая гримаса, словно он, укусив яблоко, обнаружил там половину извивавшегося червяка.
– Какое злое место!
Другой голос сказал:
– Зло содержится в поступках смертных… и бессмертных. А любое место остается просто местом.
Аямину, женщина-ситха, подъехала к ним на своем грациозном скакуне. Ее конь, несмотря на кажущуюся хрупкость, не имел проблем ни с холодом, ни с крутыми подъемами. По выносливости и силе он превосходил риммерских жеребцов, выращенных в холодных северных краях.