Его коллега, всегда подтянутый и вежливый, сделал подобающий жест приветствия, намекавший Вийеки, что они были равными по рангу. Пусть кому-то что-то обещали, но в данный момент он являлся одним из нескольких старших помощников, которыми командовал Яарик.
– Старик в хорошем настроении? – спросил Наджи.
– Его здесь нет.
У Вийеки внезапно пробудилось любопытство:
– Разве он не на твоем участке у ворот?
– Вряд ли он пойдет туда сегодня. Яарик не был у нас несколько дней. Похоже, мы заслужили его доверие, и поэтому он проверяет других подчиненных.
Наджи обладал бесстрастной натурой и проявлял полнейшее безразличие к тому, что его не касалось. Однако он не был глупцом. Его взгляд оживился, когда он задал вежливый вопрос:
– Почему ты ищешь его?
Вийеки не стал бы заводить с Наджи разговор о взбунтовавшихся работниках. Ему не хотелось признаваться в этом даже верховному магистру.
– Да так… Пустяки. Как идет работа у ворот?
Наджи сделал жест обреченного смирения.
– Они все еще стоят, но огромные болты медленно выходят из каменных стен. На опоры каркаса давит огромный вес горы. Если даже смертные не пробьют ворота, нагрузка на верхнюю перемычку будет постепенно возрастать…
Казалось, Наджи был готов поделиться проблемами с товарищем по профессии, но внезапно в его глазах полыхнул огонь недоверия. Он принял более формальную позу.
– Мне говорили, ты руководишь строительством убежища в глубинах горы. Какие заботы привели тебя в город?
– Я же говорил, пустяки. Собирался обсудить одну идею с верховным магистром.
Вийеки хотел закончить их разговор. Если слухи о его проблемах с рабочими разойдутся по городу, Наджи воспримет его визит в дом ордена как отчаяние.
– Если увидишь мастера, передай ему, что я приду в другое время.
Наджи немного успокоился и снова перешел на дружелюбный тон:
– Вряд ли я скоро увижу его. Он то здесь, то там – такой быстрый и вездесущий, как людская молва. Старик общается с нами в основном через посыльных. Верховный магистр часто сетует на годы, но я, если удастся дожить до его возраста, хотел бы иметь хотя бы толику сил и бодрости нашего мастера.
«Возраст не всегда ослабляет своих жертв, – подумал Вийеки. – Иногда, как в случае с лордом Ахенаби, он делает их более грубыми, опасными и властными».
– Сейчас настали злые времена, – ответил он Наджи. – Магистр всецело посвятил себя работе. Мы можем лишь следовать его примеру.
После этих слов Вийеки почувствовал себя лицемером. Он попытался сменить тему:
– Ты что-нибудь слышал о сражениях на склонах горы? У тебя же много знакомых в Ордене Жертв?
Наджи печально покачал головой:
– Только мрачные истории. Маршал и генерал Суно’ку берегут силы на тот случай, если мы потерпим поражение и ворота будут пробиты. Поэтому воинов на склонах мало. Они ежедневно гибнут в схватках с северянами. Фактически мы больше не можем терять ни одного защитника, но Суно’ку вдохновляет их на новые сражения. Чем больше мы будем отвлекать северян на горе, тем дольше продержатся ворота, пусть они и так удивили многих неприступностью.
– Что ты думаешь о ней? О генерале?
Впервые маска формальности полностью исчезла с лица Наджи.
– Я думаю, она величайшая из нас! Не считая, конечно, Матери Всего. Сад благословил наш народ, дав нам ее в такое темное время. Какая отвага! Какое умение передавать эту храбрость другим людям, когда им не хватает собственного мужества.
– Да, она отважная. И свирепая. Я видел ее у Замка Спутанных Корней. И у Башни Трех Воронов.
Вийеки вспомнил те моменты, когда встречался и говорил со светловолосой воительницей – когда он поверил, что она спасет их от неминуемой гибели. К сожалению, то были только моменты.
– Я должен идти. Не хочу оставлять коменданта без присмотра.
– Я знаю, о чем ты говоришь, – с усмешкой ответил Наджи. – Расседланный козел быстро начинает кусаться.
А затем он сделал странную вещь – вытянул руку и хлопнул ею по ладони Вийеки.
– Давай укрепим уважение к нашему ордену, старший помощник. Сейчас злое время, ты правильно сказал. Кто знает, когда мы снова увидим друг друга.
И Вийеки, который в последнее время часто говорил правдиво, но презрительно о недостатках Наджи, устыдился прежних слов. Он похлопал по руке коллеги чуть ниже локтя.
– Да, брат по ордену. Давай заставим мастера гордиться нами. И если мы не свидимся в этом мире, то пусть нашим местом встречи станет Сад.
Они расстались, Наджи пошел по своим делам, а Вийеки направился в глубокие туннели – к подчиненным, которые не желали работать. Поскольку мудрость верховного магистра оказалась недоступной для него, он решил справиться с проблемой самостоятельно. Этого требовал долг перед его народом и великой королевой.
Когда Вийеки спускался по парадным ступеням дома их ордена, железный таран снова ударил по внешней стороне ворот. В городе содрогнулось все, кроме самых прочных скал. Даже колокола храмовых башен зазвучали от сотрясения, и их звон напомнил ему плач напуганных детей.
Изгримнур всегда плохо спал во время боевых походов. Частично это объяснялось отсутствием Гутрун – его жены, чьи приятные гладкие формы он любил находить в постели рядом с собой. Герцогу нравилось слушать ее голос, который успокаивал по ночам и напоминал ему, что в жизни имеется нечто большее, чем сиюминутные тревоги. Этой ночью он постоянно просыпался и снова входил в навязчивый и хрупкий сон. Его старший сын Изорн – погибший сын – прорывался к городским воротам, стараясь захватить их и открыть путь в Хейхолт. Но за воротами его ожидала лишь темнота бездонной ямы. Изорн сражался уже на самом краю ужасного обрыва, и Изгримнур отчаянно пытался предупредить об опасности сына. Однако, несмотря на все усилия, он не мог издать даже мало-мальского крика. Затем, пока его безмолвный сновиденный двойник беспомощно метался на грани пробуждения, что-то ударилось с силой в бок шатра с таким громким звуком, что герцог скатился с кровати на пол.
Нащупывая в темноте свой меч, он окликнул прислужников:
– Хадди… Кар! Ко мне!
Что-то снова налетело на шатер, на этот раз царапая ткань когтями. Стенка выпячивалась то в одном месте, то в другом. Какая-то тяжелая фигура пыталась прорваться внутрь – возможно, медведь или, хуже того, один из смертоносных белокожих норнов.
– Ко мне! – закричал Изгримнур. – Куда все подевались?
Наконец он нашел Квалнир. Его пальцы сжали рукоятку меча, и Изгримнур немного замешкался, вынимая клинок из ножен.
– Герцог Изгримнур! – отозвался Хадди снаружи шатра.
Его голос дрожал, как у напуганного ребенка.
– Мы… тут!
Изгримнур отбросил одеяла, все еще путавшиеся под ногами, и выбежал из шатра. Он имел лишь мгновение, чтобы взглянуть на Хадди – опытного и ловкого телохранителя-убийцу, – который теперь выглядел, как беспомощное дитя. Затем за спиной герцога послышался суетливый шум, и шатер, наклонившись, рухнул под напором массивного тела. Изгримнур мог видеть только смутные контуры какой-то фигуры, ползавшей на четвереньках среди поваленных шестов и разбросанных по полу шкур.
– Во имя святого Эйдона, что происходит? – взревел герцог.
Хадди вяло упал на колени, уткнулся лбом в промерзшую землю и начал бормотать молитву. Между шатрами его свиты перемещались смутные тени: некоторые бегали, другие хромали, третьи извивались на снегу. Изгримнур не видел смысла в том, что творилось вокруг. Но он понимал, что случилась ужасная беда. Землетрясение? Падение большого дерева?
Приглушенный треск порванной материи привлек его внимание к упавшему шатру, из-под которого выбиралась темная фигура. Сначала герцог подумал, что его первая догадка оказалась верной – это было нападение медведя или какого-то другого большого животного. Зверь по-прежнему стоял на четвереньках, и Изгримнуру был заметен только блеск его сломанных зубов. Но когда существо поднялось на ноги, он увидел его при свете звезд. Перед ним стоял человек, облаченный в лохмотья, которые мало чем отличались от паутины. Голову и плечи покрывал слой снега. Глазницы над провалившимся носом и оскаленными челюстями пугали пустыми черными дырами.
Какой-то момент герцог с изумлением смотрел на это непостижимое видение. Кадавр, шатаясь, направился к нему. Его запачканные в грязи руки хватали воздух. Изгримнур поднял Квалнир и, перемещаясь в сторону, выставил перед собой большой меч. Ночь наполняли отчаянные крики. Но когда герцог позвал своих хускарлов и не услышал их голосов, он почувствовал приступ абсолютного ужаса. Неужели все его люди не заметили атакующих и погибли во сне?
Тварь без глаз, спотыкаясь, шла к нему, словно пьяница. Голова раскачивалась из стороны в сторону, челюсти щелкали при каждом шаге. Отводя меч для удара, Изгримнур вдруг узнал браслет на вытянутой руке существа – одно из тех золотых украшений, которыми он награждал самых храбрых солдат после битвы при Хейхолте. Этот оживший мертвец был его павшим воином.
Существо двигалось кособоко, будто повозка со сломанным колесом. Кадавр совсем не боялся его меча, поэтому Изгримнур вместо колющего выпада взмахнул Квалниром по широкой дуге и нанес удар в шею. Клинок дошел до позвоночника. Герцог почувствовал, как кости под лохмотьями треснули. Тварь отшатнулась назад и рухнула.
– Хадди! – крикнул Изгримнур. – Ко мне, будь ты проклят!
Однако прежде чем он смог найти кого-то из своих хускарлов, упавший кадавр снова поднялся на ноги.
– Проклятье! – вскричал герцог.
Существо, с почти полностью отсеченной шеей, направилось к нему. Голова мертвеца висела на одном боку, подпрыгивая и болтаясь в такт его шагам. Изгримнур еще раз выругался и боковым ударом рассек живот твари, выпустив наружу кишки – точнее, то, что от них осталось. Вложив в удар весь свой вес, он отбросил живой труп на рухнувший шатер.
Но, даже запутавшись в шкурах и порванной материи, безглазая тварь не унималась. Мертвец попытался встать на ноги, однако меч герцога сломал ему спинной хребет, и тело надломилось пополам. Теперь фигура кадавра напоминала двух карликов, забравшихся в один костюм, – обычная забава на праздничных карнавалах, где первый шут во всем мешал второму.