Герцог слышал что-то похожее от юного Саймона, но его не интересовала история фейри. Когда отец Изгримнура отрекся от старой веры и перешел в Церковь Узириса Эйдона, ему, молодому повесе, некогда было постигать новое учение. Он до сих пор иногда клялся неправильным богам, а что уж говорить тогда о ситхских сказаниях?
– Относитесь ко мне, как к невежественному смертному, – предложил он своей гостье.
Аямину улыбнулась – зрелище, настолько редкое, что он даже немного обеспокоился. Изгримнур всегда считал ситху старой женщиной – в частности, из-за снежно-белых волос и ее медленной напевной речи. Однако, по любым стандартам смертных, она была довольно красивой. В это мгновение герцог почувствовал себя очарованным, будто был влюблен в нее. «Гламур фейри, – напомнил себе Изгримнур. – Никогда не рассказывай о ней Гутрун, иначе ты пожалеешь об этом».
– Я не самая старая из моего народа, – словно прочитав его мысли, сказала Аямину, – но и не самая молодая. Я родилась еще до Разделения и первую часть жизни провела в Хикехикайо – в заснеженном Уайтфеллсе далеко на западе отсюда. Я вижу усталость в ваших глазах, герцог, однако будьте терпеливы. Мне тоже приходится проявлять терпение к вам, и именно поэтому, хотя моя миссия здесь выполнена, я задержалась, чтобы сообщить необходимые сведения.
– Что вы имели в виду, говоря о выполненной миссии?
– То, что уже сказала. Я никогда не утверждала, что цели и желания двух наших народов совпадают. Я сопровождала вас и делала то, о чем меня просили.
– И в чем заключалась ваша миссия?
Она ответила ему со снисходительной усмешкой:
– Возможно, вы никогда не узнаете об этом. Мы живем в странные времена, которые порождают множество очагов напряженности. Создаются альянсы, чьи цели окутаны пеленой непроницаемой тайны. Скорее всего они ни к чему не приведут, но только Танец Лет расскажет нам правду. Мне поручили кое-что сделать, и я обещала, что не буду вмешиваться в вашу войну.
– Нашу войну?
Герцог едва сдерживал гнев.
– Вы назвали ее «нашей»?
Женщина-ситха подняла руку.
– Прошу вас успокоиться, герцог Изгримнур. Я должна сообщить вам важную информацию. К сожалению, сейчас мы напрасно теряем время. Война похожа на моток шерстяной пряжи. Скажите, пряжа начинается с клубка или с овцы, давшей вам шерсть? Или с того человека, который первый понял, как создавать ткань из овечьей шерсти? Скажите, пряжа заканчивается вместе с клубком или когда ткань уже получена? Существует ли пряжа до тех пор, пока одежда не распадется в лохмотья? А что вы скажете о людях, которые помнили эту одежду? Она все еще существует в их памяти?
– Я не понимаю вас. Это похоже на беседу ученых! Разговор ни о чем!
– Возможно. Но чья бы ни была война, мне приходилось делать то, о чем меня просили. Теперь моя миссия выполнена. Скоро я вернусь к своему народу. Если настанет день, когда мне позволят открыто говорить о моем задании, я обещаю, что вы будете первым, кто услышит о нем. Но перед своим уходом я хотела бы поговорить с вами от чистого сердца. Мне хотелось бы сообщить вам сведения, которые вы, по моему мнению, должны узнать. Там, в горе, некоторые хикеда’я – норны на вашем языке – хотят закончить войну и предложить вам перемирие.
Изгримнур почувствовал, что краснеет от ярости.
– Вы с ума сошли? Вы видели, что они сделали? Неужели ваша миссия, или как вы там ее называете, помешала вам увидеть атаку наших мертвых товарищей, направленную против нас?
– Это было сделано Ахенаби, лордом Песни. Но он не единственный, кто обороняет гору. И пока королева Утук’ку спит, не только он решает вопросы безопасности в Наккиге.
Герцог в сердитом замешательстве покачал головой:
– Что вы предлагаете? И что мы получим, если снимем осаду? Даже если я поверю вам, зачем мне идти на перемирие? Мои люди хотят крови за кровь. Они жаждут смерти всех норнов.
– Конечно, их желания понятны. Такова природа гнева и боли. Но наши народы выбирают более трезвомыслящих лидеров, способных учитывать все доступные возможности, пока остальные сходят с ума от жажды крови и зова к разрушениям. Народ северян выбрал вас, герцог Изгримнур.
– Аямину, говорите прямо. Я устал, и на моем сердце лежит тяжелый груз от того, что случилось.
Он налил себе еще чашу эля и выпил ее одним глотком.
– Что вы хотели рассказать?
– Я не закончила мою историю, герцог Изгримнур, – произнесла она, по-прежнему оставаясь в тени. – Наберитесь терпения. Как я говорила, перед Разделением моя семья жила в Хикехикайо. В то время и в том городе между норнами и ситхами не было никакого размежевания. Все вели одинаковый образ жизни и хранили верность единому народу. Но постепенно это изменилось – и не только из-за смерти королевского сына. Задолго до гибели великого принца Друкхи в сердце Утук’ку закралась зависть к зида’я. Я не буду сбивать вас с толку ненужными подробностями, но, когда Утук’ку и ее муж предложили народу вести свои кланы по разным дорогам, это было сделано скорее из-за прошлой обиды и с ощутимым пренебрежением. Смерть Друкхи являлась только поводом.
– Признаюсь, что я уже сбит с толку.
– Тогда я буду выражаться проще, герцог Изгримнур. Так же, как среди ситхов существуют те, кто не любят смертных, в норнском обществе имеются несколько норнов, которым чужда ненависть к вашему роду. Я выросла в Хикехикайо, когда народы, называемые вами норнами и ситхами, жили в мире и согласии. Несмотря на все сезоны, пронесшиеся облаками с того времени, я по-прежнему общаюсь с некоторыми хикеда’я и знаю, что заботит их сердца.
– То есть вы можете убедить их сдаться?
Она издала легкий выдох, который герцог не стал связывать с проблемами дыхания.
– Я? Нет. Пока королева жива, они не сдадутся – особенно Орден Жертв. Однако при содействии моих знакомых норнов вы могли бы сделать окончание войны менее кровавым и злобным.
Изгримнур застонал.
– Ради великого Бога прошу вас – больше никаких кланов, орденов и историй. Просто скажите мне, что вы имеете в виду!
– Только это. Проведите с ними переговоры, как вы обычно поступаете с другими осажденными противниками. Изложите им свои условия и дайте менее упорным жителям Наккиги хотя бы слабую надежду на нечто иное, чем полное уничтожение. Возможно, результаты будут лучше, чем вы можете себе представить.
– Вам-то откуда знать? А вдруг я, подобно Бриндуру, почувствую, что только уничтожение последнего норна принесет мне удовлетворение?
– Я мало знаю о смертных, хотя долго изучала ваш вид, Изгримнур. Мне кажется, что я научилась понимать ваши чаяния. К сожалению, мне нельзя говорить большего. Я не могу помочь вам другими советами. И это мое предложение тоже может закончиться ничем. Но, не попытавшись достучаться до вашего сердца, я чувствовала бы вину и досаду до самого конца моей песни о жизни.
Герцогу не понравился скрытый смысл ее слов. Неужели это женское вневозрастное существо могло знать его лучше, чем он сам?
– Значит, переговоры? Вы затеяли все это ради того, чтобы убедить меня провести переговоры с нашими злейшими врагами? Теми самыми белокожими тварями, которые изрубили моего сына Изорна и тысячи других людей?
– Да, чтобы обсудить с вами, герцог, такую возможность. Чтобы вы могли понять, какую пользу принесут вам переговоры. Чтобы вы могли подумать о других способах решения грядущих проблем. А новые проблемы будут, Изгримнур. Запомните мои слова. Даже когда вы пробьете древние врата, ваш первый успех станет только началом многих бед. Вы думаете, чары Ахенаби были худшей вещью, которую вам доводилось видеть? Нет! Я уверяю вас, что в темных глубинах Ур-Наккиги вы встретите адских существ. Они заставят ваших людей пожалеть, что они не родились слепыми и глухими.
Женщина-ситха лишь немного повысила голос, но герцог, сам того не желая, отступил на шаг от нее.
– Даже Утук’ку не смогла победить глубинных обитателей горы. И норны не остались бы свободными так долго, если бы не узнали от них кое-какие секреты.
– Я не понимаю, вы предупреждаете меня или угрожаете мне?
– Какое предупреждение не содержит в себе угрозы? Но поверьте, я не передаю вам угроз от имени хикеда’я. Я говорю с вами честно и со всей осторожностью, потому что все еще считаю ваш народ опасным. Вы похожи на диких животных, однако лишены невинности зверей. Тем не менее я верю, что ваш вид – вид смертных людей – имеет в себе нечто большее. Конец каждой битвы является началом чего-то нового… иногда такого огромного и великого, что его невозможно оценить в данный момент… в кружении Танца Времени.
Аямину сделала жест даже более удивительный, чем ее улыбка: она поклонилась герцогу.
– Мне пора уходить. Я сомневаюсь, что мы снова увидим друг друга, дорогой Изгримнур, и вряд ли мне выпадет шанс объяснить вам причины моих поступков. Пока мир вращается наперекор такой возможности, и, видимо, она не осуществится, но я желаю вам всего хорошего.
Пока герцог пытался осмыслить ее последние слова, женщина-ситха выскользнула из шатра. Когда через несколько мгновений Изгримнур вышел наружу, он не увидел даже ее следов. Перед ним простирался замерший и покрытый грязью лагерь, а вокруг в начинавшемся густом снегопаде мелькали фигуры солдат, тащивших тела мертвецов к их новым могилам.
Часть IV. Роковая гора
После долгого изучения древних карт и проведения собственных, порою весьма опасных исследований Вийеки нашел маршрут, позволявший рабочим пройти по краю Запретных Глубин к пустотам, где планировалось возведение убежища. Тем не менее решение этой проблемы не улучшило его настроения, поскольку даже самый зашоренный инженер их ордена признавал, что рок, нависший над Наккигой, мог сделать бессмысленным даже полностью готовое убежище. Это понимание распространялось не только на благородное сословие. Каждый хикеда’я в городе знал, какая ужасная судьба ожидала их в скором будущем. Хотя некоторые лорды – по причине их ответственности или упрямства – не признавали этого.