– Вот твой кинжал. Только не спеши сводить счеты с жизнью. Подумай сначала. Взвесь все хорошенько. Суно’ку, Ахенаби и маршал Мюяр – все они представители прежнего миропорядка. Я слишком стар, чтобы меняться, хотя и вижу развилку в ходе истории. Поэтому, если ты выберешь жизнь, а не смерть, именно тебе – и тем, кто пойдет за тобой – придется искать новый путь развития нашего общества, при котором хикеда’я смогут выжить в окружающем мире, по-прежнему чествуя Сад и великих предков.
Вийеки отрешенно смотрел на кинжал. Ему казалось, что голос мастера звучал на большом удалении.
– Сейчас я пойду домой, – сказал Яарик, – к своей семье и слугам. Завтра утром вернусь сюда и продолжу восстанавливать нашу Наккигу. Если, выбрав жизнь, ты решишь обвинить меня в преступлении, пусть так оно и будет. Мое преступление больше любого наказания, которое может назначить дворец. Что бы дальше ни случилось, заверяю тебя, я сам свой палач. Утрата семейной реликвии – бесценной для меня драгоценности – ничто по сравнению с моим сожалением. Что касается тебя, Вийеки-тза… Кем ты станешь в будущем – это вопрос, на который пока нет ответа.
Затем, к огромному удивлению Вийеки, Яарик поклонился ему с глубокой учтивостью равного к равному и, повернувшись, направился к двери.
Старший помощник магистра сидел в кресле и смотрел на клинок. Прошло достаточно времени, и уже стало ясно, что мастер не вызвал охрану, а действительно ушел домой. Но Вийеки не знал, что делать дальше. Его мысли казались мрачными, усталыми и избитыми, словно наказанные рабы. Он пришел в орденский дом с намерением совершить ритуальное самоубийство. Но что, если не умирать? Как он будет жить день за днем, понимая, что все простые и правильные истины оказались грязными и запутанными, как корни сгнившего дерева?
Фитиль лампы угасал, освещая комнату слабым мерцанием, а Вийеки все сидел и сидел.
Когда Вийеки вошел в дом, его встретили жена и взволнованные слуги. Увидев супруга, Кхимабу сделала жест уважения, в котором угадывались гнев и испуг.
– Муж! Я боялась, что с тобой случилась беда!
– Ну, что со мной может случиться?
Пройдя мимо супруги, он открыл шкатулку, стоявшую на каминной полке, и опустил в нее завернутый в ткань кинжал Снежной розы.
– Все идет по старой колее. Ничего не меняется.
Хотя он знал, что говорил неправду. Каким бы ни было его будущее, оно теперь изменилось полностью.
– Мне почему-то подумалось, что тебя могло ранить или даже убить в результате какого-то несчастного случая.
Тон Кхимабу предполагал, что она была немного разочарована необоснованностью своих предположений. Как же так? Ничего не случилось! Неужели она напрасно тревожилась?
Вийеки покачал головой. Он уходил из дома, как человек, считавший себя мертвым. Теперь он стал другим – творцом истории, который, как сказал его мастер, мог видеть то, что находилось за углом. Человеком, способным думать о грядущих днях.
– Жена, я отсутствовал лишь несколько часов, – сказал Вийеки, терпеливо ожидая, пока слуги торопливо снимали его одежды. – А ты уже столько ужасов напридумывала. Ну что со мной может случиться? Завтра утром я проснусь и пойду на работу ради моего мастера и народа. Что мне может угрожать? Я же не Жертва. Я – Каменщик.
Эрлинг, как всегда занятый своим скверным делом, едва посмотрел на Порто, когда тот попросил разрешения покинуть лагерь и попрощаться с Эндри. Порто уже не помнил, когда Эрлинг в последний раз выпускал из рук голову убитого гиганта. Удалив с нее плоть, он полировал череп горной пылью и снегом, пока кости не стали блестеть даже в тусклом северном свете. Порто находил это занятие довольно странным способом для чествования павших товарищей, но, пробыв достаточно долго на севере, уже привык к безумным поступкам своих соратников и научился не спрашивать лишнее. Он больше не удивлялся злым взглядам людей. Порто даже подозревал, что, будь у него зеркало, он увидел бы такой же свой взгляд.
– Завтра утром у нас не будет времени, – сказал Эрлинг. – Занимайся своими делами сейчас.
Он посмотрел на Порто, и на этот раз в его глазах было что-то еще, помимо пустоты.
– Мы должны помнить павших друзей. Всех, кого сможем! Поэтому иди и помяни приятеля.
Порто кивнул. Эрлинг снова перевел взгляд на усмехавшийся клыкастый череп.
– Мне тоже нужно воздать дань кое-кому.
Он поднял череп обеими руками, немного наклонил его и опять опустил на колени. Через миг Эрлинг начал скоблить ножом кусок сухой кожи в том месте, где шея присоединялась к голове.
– Я заберу его домой, – сказал он. – Поставлю у очага. Буду поглядывать на него и вспоминать.
– Я тоже сохраню в памяти лица наших друзей, – после небольшой паузы произнес Порто. – Старого Драги и остальных. Они приняли храбрую смерть. Ты можешь назвать их фамилии.
Эрлинг покачал головой:
– Нет. Я отвезу этот череп домой, и когда буду просыпаться по ночам в холодном поту и слушать быстрый стук своего сердца, перед моими глазами снова замелькают картины того сражения. Я буду вспоминать, как это чудовище смотрело вниз на меня. И тогда, взглянув на череп, я пойму, что гигант мертв. Он мертв!
Эрлинг кивнул и, будто доказав свою правоту, опять принялся скоблить ножом клыкастый трофей.
Покинув лагерь и зашагав к длинной тени горы, Порто удивился тому, как мирно теперь выглядела долина. Кроме огромной осыпи камней и разбросанных больших валунов, больше ничто не указывало на какие-то перемены в течение многих веков. Ворота были погребены под массой рухнувших скал. Чудовища, оставшиеся внутри горы, не подавали признаков жизни. С деревьев срывались небольшие лавины подтаявшего снега. Даже звуки лагеря, завершавшего сборы к походу, казалось, затихли на таком расстоянии.
Он медленно шел через безмолвную рощу мимо высоких деревьев, которые, возможно, появились на свет еще до прихода людей в Светлый Ард. Под их заснеженными ветвями было тихо, словно в пустой церкви. Порто надеялся, что зима начнется только после того, как он выберется из холодного Риммерсгарда. В последние дни его терзала жуткая тоска по южному солнцу, по звукам океана и запаху гавани. Герцог Элвритсхолла произвел его в рыцари, но он никогда не чувствовал себя таким пердруинцем, как теперь – в опостылевшем окружении северян и огромных холодных гор. Порто поклялся, что если ему удастся вернуться домой, он больше никогда не покинет Анзис Пелиппе. Не ради сражений – это точно. Не для того, чтобы видеть, как умирают друзья и товарищи.
На краю поляны он заметил, что могила Эндри была разрыта. Приблизившись к ней, Порто с горечью в сердце понял, что пирамиды собранных камней оказалось недостаточно для удержания падальщиков. Затем другая мысль прокралась в его ум, сковав внутренности леденящим холодом. Стоя над ямой, он осматривал землю и камни, разбросанные вокруг могильного холмика. Они были вытолкнуты наружу.
Похоже, он зря молил Бога о том, чтобы могила Эндрю осталась за пределами ужасных норнских чар. Следы костлявых пальцев на земле, копавших вверх, словно лапы крота, говорили сами за себя. Могилу разрыли, но не снаружи. Хотя все еще имелся шанс, что восставший из мертвых Эндри был вторично убит и погребен вместе с другими кадаврами.
Порто повернулся, чтобы уйти, и тут его взгляд скользнул по южной стороне поляны. Он увидел в зарослях молодых деревьев – высотой всего в два человеческих роста – неподвижную фигуру, напоминавшую пугало на наббанском поле.
– О, добрый Бог, – тихо простонал Порто, осенив себя знаком Древа. – Всеблагий Узирес, спаси нас и сохрани.
Приблизившись к фигуре, он убедился, что лохмотья на ней, испачканные землей и покрытые тающим снегом, действительно походили на одежду Эндри. Остановившись в ярде от мертвеца, Порто понял, что именно остановило кадавра – так далеко от живых и других зачарованных трупов. Красный спортивный шарф «Гавани» запутался в ветвях и плотно затянулся на горле мертвеца, словно веревочная петля на виселице. Голова молодого парня свесилась вниз на грудь, скрывая лицо, но кожа на ладонях была усеяна черными пятнами.
Стараясь игнорировать ужасную вонь и отвращение, Порто протянул дрожавшие руки к погибшему другу. Эндри шел на юг. Он направлялся не к вызвавшим его норнам и не к своим живым товарищам. Когда Порто понял это, слезы навернулись на его глазах. Мертвец хотел отправиться домой.
Внезапно Эндри пошевелился.
Порто в ужасе отпрыгнул назад. Осеняя себя на этот раз знаком Древа, он буквально колотил рукой по своей груди. Пальцы мертвеца начали подергиваться. Труп попытался сделать запинающийся шаг, но его прочно удерживали ветви и шарф. Порто тоже не мог пошевелиться, хотя ему ничто не мешало это сделать.
Эндри приподнял голову, открывая лицо, ужасно разложившееся после нескольких недель, проведенных в земле. Казалось, что-то живое в его разоренных глазах узнало старого друга. Мертвец вытянул руку, будто хотел прикоснуться к нему.
– Милостивый Бог! – прошептал Порто. – Что эти черные маги сделали с тобой?
Он больше не мог смотреть на сгнившее лицо мертвого товарища. Вытащив меч, Порто нанес рубящий удар по шее существа, но из-за густых ветвей не смог как следует размахнуться клинком. Ему потребовалось около дюжины неуклюжих ударов. Наконец, голова отделилась от туловища и упала на землю. Когда шея выскользнула из петли шарфа, тело рухнуло рядом с головой.
– Теперь ты можешь вернуться домой, – сказал Порто сдавленным голосом.
Его душили слезы.
– Ступай себе с миром.
Сначала он отнес к могиле тело, а затем и голову. Борясь с рвотными позывами, вызванными гнилостным запахом смерти, он все время напоминал себе, что это был Эндри, его друг, который заслуживал большего, чем ему дали при жизни. Затем Порто вернулся за шарфом и аккуратно высвободил его из ветвей. При погребении он поместил голову поверх тела и заботливо обернул шарф вокруг шеи Эндри. Любимый шарф, связанный матерью погибшего парня, теперь скрывал рваные раны, нанесенные мечом Порто.