– Простите, Корделия, – я подошла ближе к старой миссис и наклонилась, – вы не договорили…
Она как будто очнулась ото сна, часто заморгала.
– Он придет, – замотала головой, словно пытаясь отогнать кошмар. Медленно попятилась назад. – Он хочет забрать его…
– Кто? – у меня в горле пересохло.
Ее глаза метались по мне, затем устремились в потолок. Я тоже взглянула вверх, но ничего не увидела. Старушка казалась ужасно напуганной и стала пятиться, рискуя потерять равновесие и упасть.
– Кто? Кто придет, Корделия?
Дороти Джонс схватилась за голову:
– Тебе пора, Эмили. Это переходит все границы, – она аккуратно взяла меня под локоть.
– Подождите, но она хотела мне что-то сказать… – увлекаемая матерью Райана к двери, я продолжала оборачиваться.
Старушка навалилась спиной на стену и вытаращила на меня глаза. Ее лицо казалось мертвенно бледным.
– Ты принимаешь всерьез лепет сумасшедшей старухи? – усмехнулась Дороти, провожая меня. – Я ее бредни пачками вынуждена выслушивать чуть ли не каждый день. Приходится следить, чтобы она принимала свои пилюли, иначе… – взмахнула рукой и брезгливо поморщилась.
– Кто придет, миссис Джонс? – выкрикнула я уже на пороге.
Встала на цыпочки, чтобы увидеть в последний раз лицо старушки.
У той дрожал подбородок.
– Зло, – тихо ответила она.
Ее глаза смотрели на меня жалостливо, а губы сжались в попытке не заплакать. Мне вдруг стало очень и очень страшно.
– Всего хорошего, Эмили. Я обязательно передам Райану, что ты заходила, – нервно рявкнула Дороти Джонс и захлопнула перед моим носом дверь.
Я обхватила себя руками, пытаясь успокоиться и понять, что случилось в доме Райана. Почувствовала, как сильно забилось сердце. А под кожу прямо-таки мороз пробрался и, покалывая ледяными иголочками, начал расползаться по телу.
– Что за шум? – окликнул меня отец. – Ох, да ты дрожишь…
– Пойдем отсюда, пап, – попросила, прижимаясь к его плечу.
Силы меня покинули.
– А где Райан? Ты поговорила с ним? – он нахмурился, вглядываясь в квадратики окон, за которыми еще виднелся силуэт удаляющейся миссис Джонс.
– Нет, – мысленно я пожалела бабушку Райана, с которой столь плохо обходились.
Мало ли что ей мерещится в таком почтенном возрасте, мало ли какая ерунда лезет в голову, но так обращаться с пожилым человеком, в открытую намекая на сумасшествие, – это настоящая мерзость.
– Райан уехал в университет. Все кончено.
– Мне жаль, дорогая, – папа обнял меня.
Мы вместе спустились с крыльца.
– Теперь я знаю, что так будет лучше для него, – обернулась и опять взглянула на дом. – Он должен получить образование, это очень важно. – За ажурными занавесками не было никого видно. – А мне пока нужно научиться жить как обычные люди.
– У тебя обязательно получится, – заверил отец.
Я кивнула:
– Надеюсь.
И тотчас вспомнились странные слова пожилой женщины: «Она знает… Знает, что он придет. Он хочет забрать его… Зло…» И я поежилась, приникая к плечу отца, потому что внезапно налетел ветер. Взметнул вверх мои волосы, скользнул по шее, что-то тихо шепча в ухо, и утих.
«Зло…» – опять послышалось мне.
И страх холодной кистью мазнул по спине, заставляя вздрогнуть и обернуться.
– Что такое? – отец тревожно заглядывал мне в лицо.
– Ничего, – я мотнула головой, рассеивая беспокойство.
– Тебе нужно отдохнуть.
– Наверное.
И мы пошли по улице неспешным шагом. Я разглядывала дома соседей, и каждый из них казался мне пугающе незнакомым. А перед глазами стояла недавняя картина: вот старушка тычет пальцем в область моего сердца, округляет глаза и в ужасе пятится назад: «Вас двое… Оно принадлежит ей…»
Что она имела в виду? И стоило ли принимать то, что она наговорила, всерьез?
От этих мыслей меня отвлекла мама, выбежавшая на дорогу, чтобы встретить нас. Она отчаянно взмахнула руками:
– Ты в своем уме, Чарльз? Где вы были? Ей же нельзя напрягать свое сердце ходьбой! – замерла в ожидании ответа, но папа прошел мимо, даже не взглянув на нее. Тогда волна обиды полетела в мою сторону: – Эмили, о чем ты думала? Я чуть с ума не сошла!
Отец пропустил меня вперед, и мы зашагали по дорожке прямо к двери.
– Если помощь пока не нужна, то я поеду на работу, – сказал он мне, улыбнувшись.
– Вот так всегда! – взорвалась мама. – Работа у тебя важнее всего! Ладно бы работа, но ведь ты там…
– Пожалуйста, Элизабет! – взмолился он, открывая мне дверь.
– Не затыкай мне рот, Чарльз!
Я хотела проскользнуть мимо них в свою комнату, избежав участия в разгорающемся скандале, но, сделав несколько шагов, остановилась и развернулась.
– Давай не сейчас, хорошо? – попросил папа.
– А когда? – усмехнулась мать.
Он пожал плечами:
– Вечером?
– Правильно, – мама махнула рукой. – Езжай, у тебя скоро будут проблемы поважнее, чем дочь, которой требуется ежедневный уход!
– Элизабет… – он склонил голову.
– Мама! – Я встала между ними. – Папа, пожалуйста!
– Убирайся давай, – не обращая внимания на мою реплику, всхлипнула мать.
– Лиз…
– Я от вас ухожу, – тихо сказала я, и мои слова возымели такой эффект, который не произвела бы, наверное, и атомная бомба, сброшенная на город.
-10-
– Эмили? – ошарашенно уставилась на меня мать.
Краска отхлынула с ее лица. Если честно, я думала, что подобная фраза и вовсе убьет ее на месте, но теперь понимала, что она мне не поверила. А зря.
– Мама, папа, – повторила я, глядя на них обоих по очереди. – Я не шучу. Самое страшное позади, мне сделали операцию, и теперь остается только привыкнуть к новой жизни. Приспособиться. И делать это я планирую без вас.
По их вытянувшимся лицам было ясно, что они оба пребывают в глубочайшем шоке.
– Не надо, мама, – предостерегла я взрыв ее негодования. – Знаю, что ты хочешь сказать. Но мне уже достаточно лет, чтобы самой решать, как поступать. Запретить мне уже не получится.
– Эмили… – она посмотрела на меня, будто не узнавая.
Разочарованно качая головой, она опустилась на стул.
– Вы давно терпите друг друга только из-за меня. Из необходимости обеспечивать мне уход, быть любящей семьей, заботиться. Но… – я горько усмехнулась, – вы давно не семья, и кроме меня вас ничего не связывает. Признайтесь в этом и отпустите друг друга. – Взглянула на них по очереди, вложив во взгляд всю свою боль и нежность. – У меня новое сердце, понимаете? Я должна учиться самостоятельности, а вы не должны больше изображать из себя пару, потому что получается у вас плохо, и мне напряженная обстановка только вредит. Взаимные обиды, упреки, ревность и то, как вы с трудом выносите друг друга здесь, – меня это убивает.
– Какая самостоятельность? – разочарованно пробормотала мама и перевела взгляд на отца. – Кто тебе вбил в голову эту дурь? Он?
– Прости меня, мамочка, – я подошла к ней ближе, присела на свободный стул и взяла за руку. Ее ладонь была теплой и сильной. – Из-за болезни тебе пришлось постоянно ухаживать за мной. Но теперь ты свободна. Понимаешь? Займись собой, найди себе работу или занятие по душе. Пора оживать, – погладила ее по руке нежно, пытаясь унять дрожь в ее теле. Но в глазах мамы застыл ужас. – Я не собираюсь уходить прямо сегодня, но это обязательно случится. Может, через пару недель или месяц. Так и будет. И хочу, чтобы ты приняла мое решение как данность.
– Ты слышишь? – мама не смотрела на меня. Тяжело дыша, она метала молнии в мужа. – Чарльз, ты слышишь свою дочь? Что за бред?
– Это не такая плохая идея, Лиз, – донесся до нас его осторожный голос, – Эмили ведь уже большая девочка.
– Вот, значит, как ты заговорил… – она смотрела разочарованно, – как всегда, рад тому, что с тебя снимают обязанности? А ничего удивительного: тебе всегда было плевать на ребенка!
Я поцеловала ее ладонь, заставив на секунду замолчать, и встала.
– И куда? Куда ты пойдешь? – глядя на меня, как на предательницу, жалобно запричитала она.
– Не знаю, – пожала плечами я.
– Даже не думай. Я тебе не позволю, – фыркнула она. – Нет, вы посмотрите. Как только легче стало, мать стала не нужна. Так получается?
Ее трясло.
– Лиз, взгляни на это с другой стороны.
– С какой? – почти закричала она. – Какие здесь могут быть стороны? Ты заделал ребенка своей шлюхе и сваливаешь, а я остаюсь одна, и даже дочери своей не нужна!
– Нужна… – Я снова попыталась взять ее за руку, но она вырвалась.
Принялась ходить кругами по гостиной.
– Вот это благодарность! Вот и награда за мои бессонные ночи, – она нервно массировала виски, пока мы с папой испуганно переглядывались. – На одного лучшие годы потратила, на другую… тьфу! – по ее щеке покатилась слеза.
– Мамочка, успокойся, пожалуйста. Давай поговорим спокойно. Я тебя не бросаю.
– Бросаешь! – она опять посмотрела на меня так, будто совершенно не узнавала.
Мое сердце пустилось стучать так громко, что его непременно должны были услышать соседи. Пришлось опять присесть на стул, чтобы отдышаться.
– Ладно, – она застыла у окна и принялась кивать. – Я пока что твоя мать. И значит, мне решать.
– Господи, Лиз, – попробовал вступиться отец, – она ведь совершеннолетняя.
– И?.. – резко обернулась мать. – И?!.
Он замялся под ее взглядом.
– Пусть сама сделает свой выбор. Мне кажется, ты совсем задавила ее своей диктатур… хм… опекой…
Она злобно прищурилась. Ее губы презрительно скривились при виде его нерешительности.
– Поражаюсь вашей наивности, – сделала глубокий вдох и победоносно улыбнулась. – И куда она пойдет? Без жилья? Без денег, которые не в состоянии заработать? Может, ты ей щедро отвалишь деньжат? А? Тех, что отложил на счет своей любовницы. Думал, я ничего не знаю?
– Мама… – попросила я.
Она набрала в грудь побольше воздуха, приготовившись выплюнуть в отца очередную порцию гадости, но чуть не захлебнулась собственной желчью, услышав: