— Кукуру… — начала было звать официанта Валентина, но со смехом осеклась. — Вот прилипло к языку!.. Алё! — помахав кистью, она привлекла к себе его внимание. — Принесите нам счёт, пожалуйста!
Павел полез в карман за деньгами.
— Жарких, стоп! — строгим безапелляционным тоном она остановила его движение. — Кутить, делать глупости и платить за всё сегодня буду я!
Парень было попытался воспротивиться, — он же не «альфонс»!..
— И никаких лишних возражений, договорились? А то встану и уйду! — Валентина сделала такое строгое лицо, что Пашка и пикнуть не посмел. — Вот когда будешь получать столько сколько я, тогда и расплатишься! К тому же — я тебя пригласила, а не ты меня — всё честно! Мне вообще скоро должны персональную ставку дать. Буду богатой артисткой и выгодной невестой. Не упусти!.. — она заразительно засмеялась, а Пашка снова густо покраснел.
— Па-ашка!.. — то ли укоризненно, то ли умилительно отреагировала Валентина на удивительное свойство парня краснеть по малейшему поводу и погладила его щёку.
Они вышли из кафе. Их обдало осенней прохладой и свежестью. Пашка невольно поёжился.
— Замёрз? — Валентина прижала Пашку к себе и яростно потёрла ему спину. Руки воздушной гимнастки были не по-девичьи сильными. Её глаза чуть снизу смотрели на него с какой-то потаённой мыслью, улыбкой и нежностью. Пашка ещё не умел читать женские желания по глазам, по трепету рук, дрожанию ресниц. «Высшая математика» отношений мужчины и женщины для него ещё была на уровне «арифметики»…
— Нет, мне не холодно! — слукавил он, хотя, после уютного кафе, в лёгкой курточке Пашке действительно было немного дискомфортно.
— Мне тоже что-то прохладно после мороженого и шампанского! — в свою очередь солгала Валентина. Её фирменной «дутой» куртке не страшны были и морозы. — А не пойти-ка нам в кино? Спрячемся в «мире грёз» от холода и людей! Как идея? Кутить так кутить!..
— Тут недалеко есть кинотеатр! — Пашку обрадовало её предложение. Появилась возможность и повод ещё немного побыть с Валей в этот незабываемый день. Они пошагали вдоль пруда в сторону бульвара, где шуршали шинами автомобили и тренькали зазевавшимся прохожим красно-жёлтые трамваи…
…Глаза Валентины то вспыхивали отражёнными лучами кинопроектора, то проваливались чернотой ночи. На экране что-то происходило, шли какие-то монологи, слышалась стрельба, крики, звучала то тревожная, то весёлая музыка. Всё это проносилось мимо сознания Пашки, касаясь его ушей лишь звуковым фоном. Они сидели одни на последнем ряду почти пустого кинотеатра. В этот час обычного рабочего дня людей в зрительном зале набралось немного. Валентина, покупая билеты, игриво шепнула Пашке, что последний ряд в кинотеатрах — это «места для поцелуев»…
…Когда она ему шепнула: «Поцелуй меня!», тот не поверил своим ушам. Он немного поколебался и чмокнул её в щёку. Она посмотрела на него недоумевающе и с упрёком, словно он её разыгрывал и, закрыв глаза, подставила губы. Пашка поёрзал на казённом дерматиновом сидении и робко коснулся губ Валентины своими. Та беззвучно засмеялась:
— Бабушку так будешь целовать! Смотри как надо, ковбой! — Валентина привлекла его лицо к себе и он ощутил её губы на своих. Пашка сначала напрягся, хотел было вырваться, но вдруг покорно замер. Ему было невероятно приятно и сладко. Подобного ощущения он ещё не испытывал. Валентина впилась в Пашкины губы долгим сочным поцелуем. Он неожиданно ощутил, как кончик её языка проник между его губ, погладил их и коснулся его языка. То, что в обыденности существовало для человеческого общения, теперь яростно касалось друг друга, кружа, то ли в каком-то эротическом танце, то ли в собственном поцелуе. Наконец Валя отпустила Пашку.
— Я же обещала тебе, что сегодня напьюсь и стану делать глупости. Пусть сегодня будет день глупостей. Наш день… — её голос трепетал, дыхание было неровным и жарким. Голос Валентины входил в душу и сердце молодого неискушённого парня, заволакивая его сознание сладким дурманом крепче любого алкоголя. — Теперь ты, повтори!..
У Пашки всё получилось по-своему, не так, но, судя по всему, тоже весьма неплохо. Валентина, напряглась, прильнула всем телом к парню, прерывисто задышала, потом чуть слышно застонав, обмякла. Его губы мягко и нежно обволакивали губы Валентины, её руки гладили его щёки. Вдруг она нашла его руку и притянула к себе. Опьянённый близостью и новыми ощущениями, которые тёплыми ручьями разливались по созревающему мужскому телу, Пашка не сразу понял, где оказалась его рука. Он почувствовал сначала плетения кружев под расстёгнутыми перламутровыми пуговками, потом нежная кожа девушки обожгла тыльную сторону его ладони. Под рукой трепетало что-то упругое, тёплое и мягкое. Вдруг до его сознания дошло, что это грудь Валентины. Он не понимал что делал. Его рука скользила по горячему телу, исследуя ранее неведомое, но желанное для любого мужчины на уровне подсознания. Как-то само собой случилось, что грудь Валентины освободилась от плена импортного бюстгальтера. Она была восхитительна по форме и размерам. Валентина откинула голову назад и привлекла Пашку к себе.
— Поцелуй меня сюда…
Его губы коснулись груди девушки. Поцелуи нежно и бережно покрывали округлые формы. Он неожиданно коснулся чего-то твёрдого и заострённого. Он не сразу сообразил, что это сосок. Влажный горячий язык сам собой прошёлся вокруг него…
Мысли проносились роем, с экрана что-то грохотало и кричало. Вспышки кинолучей то освещали лицо Валентины, то проваливали зал в черноту первозданного космоса. Пашка то взлетал от нахлынувшего желания и восторга, то проваливался в отчаяние, что это всё вот-вот закончится. Его ум отсутствовал, лишь краем сознания тот цеплял и фиксировал какие-то новые открытия и ощущения. Всё было неведомо, всё было впервые…
— Поцелуй меня в грудь сильно-сильно…
Пашка попытался исполнить просьбу девушки.
— Не так, глупенький! Надо вот так… Вот тебе от меня на память!.. — Валентина впилась губами в шею Пашки и сильно втянула в себя его кожу. Пашке показалось, что его слегка укусили, но было невероятно приятно. Валентина отодвинулась. Улыбаясь, она прошептала:
— Завтра на этом месте у тебя будет засос — так понимаю, первый в твоей жизни. Оставь мне на память такую же отметинку на моей груди.
На это раз Пашка был сообразительней. Учился он быстро. В нём проснулась уверенность и напористость. Его руки бесстыдно рыскали по телу Валентины. Ладони Пашки познали тонкие рубчики вельвета брюк, простоту застёжки «молнии», гипюр тонкого нижнего белья девушки и обжигающую влагу того места, которое они когда-то с пацанами, однажды, подглядывая в процарапанное окно душевой женского рабочего общежития, особенно старались рассмотреть. Когда его пальцы углубились в её плоть, она сжала его руку и тихо прошептала:
— Глубоко не надо…
Кино неожиданно закончилось, пошли титры. Некоторые нетерпеливые зрители стали покидать свои места, спеша на выход. Валентина похлопала Пашку по руке, останавливая. Она спешно застегнула куртку, молнию на брюках и поправила причёску.
— У-ух! Бр-р-р! — она тряхнула своими густыми волосами, словно стряхивая с себя наваждение. — Ну ты даёшь, Ромео! Мужи-ик! — с восхищением пропела соблазнительница.
Пашка тоже встал со своего места немного оглушённый произошедшим, с растерзанной одеждой и полуослепшими глазами от вспыхнувшего света в зрительном зале. Он не знал что делать и что говорить в этих случаях. Валентина посмотрела на Пашку и как-то нервно рассмеялась:
— Завтра у тебя будет роскошный синяк на шее! — она это сказала странно улыбаясь и неожиданно холодно. — Засосом особо не светись и не трепись кто его автор, договорились? Не понравится, потрёшь солью, быстро сойдёт.
Пашка смотрел на Валентину непонимающе и обиженно хлопал глазами. Его поразила резкая перемена в девушке, которая ещё несколько минут назад была с ним так ласкова, нежна и беззащитно доступна. Её трепетный шёпот, ласка рук, которые он ещё не пережил, совсем не вязались со словами и тоном, которым она сейчас с ним говорила.
— Я что-то сделал не так? — Пашка попытался объясниться.
— Всё так! Даже больше! Ты — молодец! — Валентина туда-сюда гоняла «молнию» на куртке, то высовывая шарфик наружу, то пряча его внутрь. Её тон стал окончательно ледяным и раздражённым. Пашка был сбит с толку, смущён. Он никак не мог понять, что произошло.
— Ладно, иди! Я обещала, что наделаю глупостей, я их наделала. Пока, Ромео!..
Валентина села на своё место, давая понять, что в гостиницу они вернутся порознь. Пашка потоптался на месте и голосом человека приговорённого к вечной каторге, которому дали последнее слово, чуть слышно сказал:
— Прости… не понимаю…
…Домой он шёл, не замечая сигналящих машин, вызванивающих надтреснутыми трелями трамваев, накрапывающего дождя и жёлтых фонарей, которые сообщали Пашке о том, что наступил осенний вечер. Он был опустошён, обессилен, растоптан. В голове надоедливым роем носились сумбурные картины событий последних часов. Все перепуталось. Было ощущение, что его ограбили, забрав что-то бесценное, чему он не знал названия. Впереди ждал холодный гостиничный номер, ночь с комарами, расшатанная скрипучая кровать и зыбкие юношеские сны…
…Утром он видел, как к гостинице подъехал автобус, заказанный в аэропорт. В него погрузились «Ангелы». Полётчики цепочкой передали сумки с вещами, покидав их на заднюю площадку. Из гостиницы вышла Валентина. На ней была всё та же чёрная глянцевая куртка, новые обтягивающие тёмно-синие джинсы и высокие модные сапоги. Пашка невольно отодвинулся от окна, боясь быть замеченным. Отец подал Валентине руку, она царственно вошла в автобус. Пашка прижался лбом к холодному стеклу. Автобус рыкнул пару раз, пустил облако сизого дыма и медленно откатил от дверей гостиницы.
— Вот и всё… — сказал себе Пашка. Потёрся лбом о холодное стекло и медленно с грустью повторил: — Вот и всё…