И уж точно это не доставило бы мне никакого удовольствия.
Интересно, мне одной кажется, будто проходит целая вечность, прежде чем он говорит:
– Как раз.
Атланта и бабушка идут к нам.
– Сейчас проверим!
Я знаю, что Эшер выиграл, и нечего тут проверять, но сейчас мне уже как-то все равно. Чем дольше я стою прижавшись к нему, тем быстрее, словно прорвав плотину, струится в жилах кровь, тем глубже проникает в ноздри запах сандала. Как же долго мне придется мыться в душе, чтобы избавиться от всего этого.
Поднимаю глаза. Он смотрит куда-то в сторону и чрезвычайно серьезен, как и всегда. Ладони по-прежнему лежат у меня на талии, сжимая ее ровно настолько, чтобы не дать мне упасть. Осторожно высвобождаю его кепку и шею, перемещая руки на его плечи. На краткий миг касаюсь его светлых волос и сразу же вспоминаю о том, как однажды, много лет назад, я его причесывала. На ощупь они всё такие же и всё так же щекочут мне пальцы.
Взгляд его перемещается на мое лицо. Не знаю, какое выражение он там увидел, зато сам немедленно корчит гримасу.
– Эшер победил, причем честно! – объявляет моя бабушка.
Мы разъединяемся с превеликой осторожностью, словно между нашими телами заложена тикающая бомба. Каким-то чудом нам удается отойти друг от друга не запутавшись в ногах. Не зная, куда девать руки, упираю их в боки.
– Мои поздравления, с этого момента ответственность за нашу физическую сохранность ложится на твои плечи.
Он не смотрит на меня, когда отвечает – вполне в его духе:
– Слава богу.
Эшер
Ночью, прежде чем лечь спать, я делаю нечто странное. Сегодняшний матч против своей бабушки и обеих Клируотер я проиграл и теперь чувствую себя эмоционально опустошенным, выжатым как лимон. По жизни я – прагматик, так что знаю: если посмотреть на ситуацию объективно, то в этом путешествии, в общем-то, нет ничего плохого, не считая того, что оно застало меня врасплох.
Проблема…
Ну да, единственная моя проблема, черт подери, ростом всего метр шестьдесят, а играет на моих нервах, как квотербек[13] с ярдами.
Как бы то ни было, первым делом я накропал тренеру ироничное сообщение с благодарностью за сговор с бабушкой за моей спиной (и даже получил в ответ поднятый вверх большой палец), а затем постарался по максимуму развлечься, засев в чате со своими соседями по студенческой квартире… пока не устал от бесконечных тиктоков по «Фортнайту» от Купера и стикеров с собачками крупным планом от Дуайта. И я также отказался слушать двадцатитрехминутное аудиосообщение от Трэвиса. У него есть привычка наговаривать свои впечатления после просмотра какого-нибудь сериала, если тот ему классно зашел (либо показался оскорбительным для всего мира кино), или когда он сходит с ума по какой-нибудь телке, или же когда его осеняет блестящая идея: план игры, который непременно разорвет любого соперника в следующем сезоне и которым он решил с нами поделиться.
Затем я обратил внимание на чемодан, все еще лежащий на полу в моей комнате. Если смотреть позитивно: чемодан наполовину собран, потому что я до сих пор не удосужился полностью его разобрать. Если смотреть негативно: мне за пару часов предстоит решить, что я беру с собой, да еще и в срочном порядке постирать все необходимое для тренировок в поездке. Как ни крути, на все про все требуется куда больше времени. Но не могу не признать: будь у меня его больше, я бы, скорее всего, нашел способ увильнуть.
В общем, чемодан я собирал как можно быстрее и вспоминал маленького Эшера, который приехал в этот городок и только и искал предлог, чтобы слинять отсюда поскорее. Если бы тому Эшеру предложили отправиться в путешествие меньше чем через двадцать четыре часа после того, как нога его ступила на эту землю, он бы рванул не раздумывая.
Если честно, нынешний Эшер сделал бы то же самое. Санта-Хасинта стала для меня вторым домом, ведь здесь все-таки живет бабушка – моя семья, но я не чувствую с этим городом кровной связи, как те его жители, чьи корни глубоко вросли в эту землю.
Закрыв чемодан, я делаю нечто странное, чего не делал уже несколько лет: раздвигаю шторы на окне, что смотрит на дом Клируотеров. Потом толкаю вверх раму и открываю окно, рискуя стать жертвой очередной атаки пыльцы.
К моему удивлению, вижу Лювию. Мне всегда казалось, что она поступила точно так же, как и я: в один прекрасный день задернула шторы и перестала смотреть на соседний дом раз и навсегда. Но по крайней мере сегодня это не так. Я отчетливо вижу ее: сидит возле письменного стола, но лицом к двери. Ноги лежат на другом стуле, на коленках – ноутбук. Сидит неподвижно: смотрит, наверное, какой-нибудь сериал или фильм. Одной рукой держит ноутбук, другая – на шее. Волосы мокрые.
Я бы даже сказал, что она предельно сосредоточенна, пусть и кажется, что витает в облаках.
Эшер из прошлого наверняка не упустил бы случая издать оглушительный вопль: напугать ее так, чтобы она свалилась со стула.
Скучаю по этому сорванцу.
Сейчас же я просто наблюдаю за ней. Совершенно не заботясь о том, что занятие мое можно счесть странным, незаконным или отвратительным. Между мной и этой девушкой эти понятия слишком расплывчаты и относительны.
Итак, я наблюдаю за ней, раздумывая, что мне предстоит провести с ней шесть недель в замкнутом пространстве. Вспоминаю, как она обнимала меня на парковке «Фрости», и мой глупый желудок делает кульбит. Напрягаю пресс, чтобы его успокоить. Голова начинает кружиться, чувствую тошноту. Все тревожные звоночки в моей голове звенят разом, потому что есть причина (их много, если уж на то пошло, но главная – одна), по которой я решил навсегда задернуть шторы и держаться от нее подальше.
Любопытно (если не сказать удручающе, ужасающе, охрененно), что я провел вдали отсюда почти целый год, а эффекта – ноль.
Наконец она шевелится. Захлопывает ноутбук с такой силой, что больно даже мне. Потом резко наклоняется вперед, пока не утыкается головой в колени, и, готов поклясться, я слышу сдавленный крик.
Вопль не страха или боли, а ярости.
И как раз в этот момент снизу доносится голосок ее бабушки: ужин готов. Я так ошарашен, что даже не шевелюсь, когда Лювия снова выпрямляется и очень спокойно, выверенными движениями кладет ноутбук на стол. Каким-то чудом (или потому, что после стольких лет она тоже не ожидает, что я шпионю) она не глядит в окно. И я вижу, как она делает несколько глубоких вдохов-выдохов из серии «готовлюсь рожать» и массирует грудь, будто ей больно.
Спустя минуту она совершает нечто такое, от чего волосы у меня встают дыбом: напрягает уголки рта и изображает улыбку. Рассыпав волосы по плечам, она выходит из комнаты, и до меня долетает ее радостный голос:
– Супер, я просто умираю с голоду!
Лювия
– Ух ты, – слышу шепот Трин за спиной. – Мы являемся свидетелями появления игрока под номером 41 футбольной команды «УКЛА Брюинз». Направляется сюда с двумя спортивными сумками, в каждую из которых без проблем поместится парочка трупов.
На секунду я замираю, забравшись по пояс в багажник кемпера, напрягая ноги и спину, которые мне потом обязательно предъявят за это счет. Особенно после отвратительной ночи, когда я почти не спала, размышляя об этом путешествии и обо всем, что оно принесет. И – да, хотя после вчерашнего я прекрасно знала, что Эшер тоже едет, мое сердце все равно чуть не выпрыгивает из груди, когда я вижу этому подтверждение.
Вот он идет сюда, с чемоданами.
Это реально.
– Наверное, мне не стоит удивляться тому, что ты знаешь его номер, – бросаю я подруге.
– Да я даже размеры его задницы знаю: форма у них такая, что не скрывает ничего.
– Твоя правда.
Даже не выглядывая из кемпера, слышу, как с приходом Эшера всполошилась моя бабушка, слышу громкий голос Атланты, сообщающий, сколько минут у нас осталось, и стук собственного сердца в ушах, словно оно решило переехать туда без спроса.
Стараюсь все игнорировать и сосредотачиваюсь на том, чтобы запихнуть свои чемоданы подальше и предотвратить их болтанку при движении (задачка непростая, учитывая, что в багажник легко влезут три-четыре мотоцикла). Там только запасная одежда и обувь, а все остальное я положу возле своей койки… если там, конечно, найдется для этого место. Бабушка уверяла меня, что место есть, но я пока еще не успела исследовать кемпер. Как будто мое тело до последнего желает отсрочить исполнение наказания.
Гулкие широкие шаги Эшера приближаются.
– Эй, Тринити, как дела?
Надо отдать должное подруге – она не из тех, кто теряется перед крашем. Трин просто чемпион по притворству (до тех пор, пока Эшер остается в футболке, не обнажая торс).
– Привет! Здо́рово – даю Лювии пару советов перед путешествием по родной стране: не пытайся проникнуть в национальный парк в воскресенье, разминай ноги, не корми диких животных и не забудь сфоткаться на фоне Йеллоустона.
– Все как всегда, стало быть. Слышал, ты в университете Рино[14]. Ну и как оно?
– Ну как тебе сказать… Летом вокруг тебя кусты перекати-поля, а зимой снега по самые уши, так что… прекрасно.
Смех Эшера посылает мурашки по спине. С каких это пор он такой милый? Или такой… притягательный? Ну нет, не то слово. Однако из универа он вернулся как будто с другой аурой, с какой-то дурацкой уверенностью, насыщенной… не знаю чем – тестостероном? Есть ли в этом смысл? Наверное, нет. Временами он мне кажется все тем же Эшером (не считая мышц), но потом вдруг выкинет что-то такое, как вчера, и…
Внезапно около меня приземляется что-то черное, и от неожиданности я подскакиваю.
Ударяюсь макушкой о потолок, который, на мое счастье, оказывается мягче, чем я ожидала. По крайней мере я так думаю, пока до меня не доходит, что это Эшер успел подставить руку, чтобы я не треснулась головой, а вздох облегчения Тринити, наверное, услышали аж в Пенсильвании. Серьезно? Он что, не понимает, что «спас» меня ровно от того, что сам же и спровоцировал?