Вынуждена признать, что кемпер впечатляет своей современностью и функциональностью, но выглядит довольно безлико. Весь интерьер выдержан в белых, темно-древесных и бежевых тонах с хромированной отделкой. Так и хочется ворваться сюда с тюбиками разноцветных красок и разбрызгать их повсюду. Куда ни брызни – все равно будет лучше, чем сейчас.
В остальном «Литтл-Хазард» напоминает автомобиль Барби. Повсюду разные встроенные отделения, о половине из которых я моментально забываю, как только Атланта их закрывает. Под койками притаились полуметровые платяные шкафчики, а несколько лестниц ведут к матрасам (которые бабушка уже застелила своим любимым бельем: стопроцентный белоснежный хлопок с вязанными крючком кружавчиками по краям).
Спальный отсек соединяется с основным пространством кемпера полутораметровым коридорчиком, по обе стороны которого двери. За одной из них – душевая, не менее навороченная, чем в пятизвездочном отеле, но такая узкая, что я даже представить себе не могу, как туда втиснется мощное тело Эшера.
«Минуточку».
«Сотри-ка вот это».
Это я упрашиваю свой мозг забыть ту чушь, что только что пришла мне в голову, но уже слишком поздно. Тот же эффект, когда на компе много раз нажимаешь клавишу «Escape», желая выйти с веб-страницы, а в итоге все виснет. Образ Эшера Стоуна – голого, с головы до ног мокрого, с плечами, упирающимися в стенки кабинки, – застывает в сознании. Нестираемый. Дразнящий глаз всеми своими красками.
Ничего этого не было бы, если б не чертово «золото и серебро».
– Наконец – сортир! – восклицаю я, рывком закрывая раздвижную дверцу.
Атланта едва успевает отдернуть руку.
– Детка!
Залившись ни с того ни с сего краской до самых ушей, я делаю вид, что меня безумно увлекает тема канализационного бака и того, что нам придется с ним делать по прибытии в первый кемпинг. От внезапного прозрения, что наши с Эшером какашки отправятся в одно и то же место, к горлу подступает тошнота.
На первый взгляд, на кухне две конфорки, однако есть и третья, она спрятана под съемной частью столешницы. Появляются и снова исчезают столы, стулья, подносы и даже мусорное ведро. Имеются две духовки, полный холодильник, кладовки, забитые продуктами под завязку, и еще какое-то длинное и узкое отделение, заполненное бутылками белого вина. Не очень хорошо понимаю, для чего предназначены отверстия, на которые падает мой взгляд, однако бабушка и Атланта держат все под контролем и отважно суют пальцы во все дырки.
При входе есть некая ниша, которую они называют «сундуком», где мы теперь должны оставлять нашу обувь.
– Не забывайте о замках безопасности, – в стотысячный раз повторяет Атланта, тыкая концом трости в кнопки, которыми снабжены все ящики и дверцы. Нам велено нажимать на них каждый раз до щелчка при каждом открытии и закрытии. – Я не хочу, чтобы потенциально опасные предметы катались по нашему дому, когда мы в пути.
Ласково ей улыбаюсь.
– Разумеется.
Она отвечает мне легким подергиванием уголков губ. Я изучила ее почти так же хорошо, как свою бабушку, и знаю, что обе они волнуются. Очень хотят, чтобы все прошло без проблем. Моя бабушка страшно удивилась моему согласию, и позже мне пришло в голову, что, возможно, стоило посопротивляться, как и предлагал Эшер, чтобы не возбуждать подозрений. Мне безумно нравится проводить время с бабушкой, но она наверняка не ожидала, что я безропотно соглашусь уехать на все лето от лучшей подруги и парня.
Тем не менее я заверила ее в том, что всю жизнь мечтала путешествовать в кемпере (хотя ни разу за свои девятнадцать лет при ней об этом даже не заикалась). Разыгрывая нечто среднее между восторженностью и снисходительностью, я все-таки добиваюсь того, что она перестает смотреть на меня с подозрением, будто что-то со мной неладно.
Примерно так же я веду себя с прошлого мая.
– Эти сиденья – кожаные. Такие мягкие! – отмечает бабушка, осторожно устраиваясь в той части салона, которая будет служить нам столовой и гостиной.
Слева расположено кресло в форме буквы «L», а справа – еще одно, двухместное. Между ними – белый стол, его можно сложить, освобождая проход к месту водителя, или разложить, и тогда вновь образуется обеденная зона. В этой части кемпера потолок постепенно опускается до уровня лобового стекла, так что Эшер вынужден немного наклонять голову.
– А бар вы уже видели? Да-да, Эшер, он прямо около твоего уха. Правда очень мило?
Он прикасается к только что обнаруженной витрине в стене над дверью. Под стеклом – четыре пузатых бокала.
– Да… Просто мечта, – роняет он бесцветным голосом.
– Гениально! – компенсирую я отсутствие в нем энтузиазма. Бабушка в ответ хихикает.
Эшер издает нечто среднее между стоном и покашливанием. Кажется, он задерживал дыхание с самого начала экскурсии.
– Просто бомба, не буду отрицать, есть только одна маленькая проблема.
Атланта угрожающе сдвигает брови.
– Какая же, позволь мне узнать?
Он указывает большим пальцем через плечо.
– Я видел только два спальных места.
– Трам-пам-пам! – Моя бабушка исполняет некое подобие танца. – Возьмешь на себя или предоставишь это мне, дорогая Ати?
Уголки губ ее подруги подрагивают, готовясь расползтись в широкой улыбке. Какой-то древний инстинкт самосохранения заставляет меня отступить на пару шагов, подальше от них обеих и, соответственно, ближе к Эшеру.
– Твой ход, лапочка.
Моя бабуля пересекает кемпер из конца в конец. Ее габариты и семенящая походка позволяют ей не просто преодолеть это расстояние двумя широкими шагами, а буквально пробежать его. Эшеру приходится посторониться, и он неизбежно задевает меня. Я остаюсь на месте, делая вид, что не заметила этого, как и того, что в мою спину впивается то ли кран, то ли полочка, то ли мусорное ведро.
На стене – приборная панель с россыпью кнопок. Бабушка нажимает на одну из них, и в передней части машины что-то начинает негромко гудеть. Кресла водителя и штурмана (достойные НАСА) складываются спинками вперед. Ручка переключения скоростей скрывается в тайных глубинах этого чудища. Гудение прекращается.
Бабушка переводит взгляд на нас.
– А теперь – коронный номер.
Она нажимает другую кнопку, и гудение, столь же негромкое, возобновляется, а я теряюсь в догадках относительно его источника. Кемпер становится похож на какой-то трансформер: то, что казалось мне небольшим понижением потолка, на самом деле оказывается еще одним отсеком – гигантским, во всю ширину кемпера и почти в треть его длины, – который постепенно раскрывается. Как если бы какой-то бомбардировщик открывал свою заднюю рампу, готовясь выпустить ракеты. А то, что является нашим взорам по мере раскрытия, приводит меня в еще большее остолбенение: широченная двуспальная кровать, и на этот раз с одним матрасом.
В голове у меня грохочет Пятая симфония Бетховена.
Первое, о чем я думаю, заметив с одной стороны постели подушку в форме кактуса: точно такая же есть в моей комнате. В эту секунду подпрыгивает Эшер.
– Что это там – мой Супербоул?
Да, рядом с кактусом лежит черный кожаный мяч с красной прострочкой.
– Нам очень хотелось, чтобы вы чувствовали себя как дома, – не сводя с меня глаз, тихим голосом произносит бабушка.
И тут я понимаю, что на моем лице, должно быть, написаны ужас и растерянность, так что я сглатываю слюну и натягиваю улыбку.
– И… и это вам удалось. Вау, какой грандиозный сюрприз!
Эшер не произносит ни звука: наверное, переваривает сам факт, что одна из его драгоценностей, которая, как я полагаю, хранится на специальной подставочке на полке для трофеев, была взята чьими-то руками и брошена на этот матрас наравне с моей подушкой.
Я, конечно, люблю свою подушку, но это всего лишь то, что я мну и выкручиваю, когда очень хочется свернуть кому-нибудь шею, или прижимаю к животу во время месячных. У нее нет непомерной коллекционной ценности на «Амазоне».
– Сейчас перетащу ее на нашу постель, – говорю бабушке.
Захлопав глазами, она склоняет голову к плечу.
– Что ты имеешь в виду, дорогая?
– Ну, я подумала, что мы с тобой будем спать в другом спальном отсеке, потому что этот явно предназначен для гигантов.
– Сюда забираются по приставным лестницам, – вступает Атланта. Конечно, хотя я понятия не имею, где они могут быть. – Но ты права: твоя бабушка поставила бы свой личный рекорд выносливости, если бы ей пришлось подниматься и спускаться по такой лестнице каждый божий день.
– Да, но дело в том…
Атланта продолжает:
– Да и мои колени скрипели бы хуже несмазанной телеги. Следовательно, это и есть предусмотренное нами расположение.
Пре…
Предусмотренное расположение?
Наконец до меня доходит. Рука кактуса по-приятельски обнимает мяч Эшера, как будто эти двое безумно счастливы делить одну постель, хотя я знаю, что это подлая инсценировка.
Гробовая тишина справа от меня подтверждает, что и Эшер уловил намек наших бабушек.
Как и пару дней назад, мы снова переглядываемся.
И снова понимаем, что мы в полной заднице.
Эшер
Сажусь за руль этого мастодонта автомобильной промышленности. Привилегия, за которую мне пришлось побороться, вытерпев непосредственную близость тела Лювии, ее странный фруктовый запах и мгновенное прикосновение ее пальцев к моему затылку. Тогда мне показалось, что парковку «Фрости» сотрясло еще одно мини-землетрясение. Если бы за подобные страдания награждали медалями, я был бы удостоен золотой. А учитывая еще и распределение спальных мест, учиненное нашими бабушками, из этого путешествия я вернусь обвешанным медалями.
Приняв на себя удар этой бомбы и обменявшись со мной обреченным взглядом заключенного перед расстрельной командой, Лювия обняла свою бабушку и, сияя улыбкой, сказала:
– Супер, Джей, но можно тебя на минутку?
После чего Лювия увела бабушку туда, откуда мне их не было слышно. По всей видимости, переговоры ни к чему не привели, поскольку вскоре она вернулась и плюхнулась в пассажирское кресло с крайне недовольным видом. Это место досталось Лювии по праву, так как она отвечает за карту, которая, пока до нее не добрались ее руки, в целости и сохранности лежит в отделении для перчаток.