Как только я привыкаю к коробке передач (она вновь появилась, словно меч Экскалибур[17], когда выдвижная кровать убралась в свое тайное логово), к посадке в кабине и тому факту, что сижу на полтора метра выше, чем в обычной машине, то чувствую себя… просто обалденно.
Вынужден признать: в управлении тяжелой техникой есть нечто такое, что дает мужчине возможность почувствовать себя мужчиной. Признаваться в чем-то подобном моим спутницам я, конечно, не стану. Нежно ненавидимая нами Хазард-стрит остается позади, и бабушка строго-настрого запрещает мне останавливаться, даже в том случае, если мэр Санта-Хасинты собственной персоной бросится под колеса «Литтл-Хазард». Забавно, если вспомнить, что мэр, Пит Стоун, приходится ей братом, а мне – двоюродным дедушкой. Как бы то ни было, наше движение по городу сопровождается громкими криками, свистом и смехом соседей вплоть до самого выезда на автомагистраль номер 5.
Санта-Хасинта, городок с населением не более трех тысяч жителей, расположена ближе к северной границе штата Калифорния, так что ближайший крупный город – это Реддинг… и в нем нет ничего интересного. Поэтому обитатели Санта-Хасинты давно привыкли уезжать от дома подальше, если хотят получить удовольствие от своего путешествия. Наше, к счастью, заведет нас особенно далеко. Если все пойдет как задумано, мы пересечем страну из конца в конец, с запада на восток, и обратно. Одна из самых желанных для меня остановок – Нью-Йорк, родной дом для «Джетс»[18] и «Джайентс»[19]. До смерти хочется поглядеть на стадион «Метлайф» хотя бы издалека и, как последнему идиоту, помечтать, что если я и дальше буду бегать так, будто от этого зависит моя жизнь, то, возможно, спустя несколько лет тоже смогу там сыграть.
В общем, наше шестинедельное путешествие обещает быть продолжительным, но не слишком утомительным. Сначала едем по прямой до Орегона в национальный парк Крейтер-Лейк. Поскольку туда чуть меньше четырех часов пути (зависит от трафика), мы с Лювией уже побывали там на школьной экскурсии. Но вот бабушки наши – нет, а мы не против повторить.
Напевный голосок Джойс отвлекает меня от этих размышлений. Она, как и моя бабушка, сидит в кожаном кресле позади нас, и обе заняты сумками с продуктами.
– Эшер, дорогой! Хочешь рулетик с корицей?
– Нет, спасибо, Джойс.
– Эшер на диете, – фыркает моя бабушка.
– O! Да как же это возможно? Ведь ты же худой как щепка!
Краешком глаза замечаю, что голова Лювии на мгновение поворачивается ко мне, но потом вновь утыкается в телефон. Скорее всего, старается подключить его к кемперу, чтобы самой выбирать музыку.
– Моя диета не направлена на похудение, – пытаюсь я успокоить Джойс, хотя, вероятно, это напрасный труд. Богом клянусь, я уже тридцать раз растолковывал это бабушке, но она до сих пор пребывает в уверенности, что в УКЛА меня морят голодом. Ее совершенно не интересует тот факт, что на момент поступления в универ во мне было семьдесят восемь кило, а сейчас – девяносто пять, и весь этот прирост – мышцы, они нужны мне в ногах и плечах, чтобы уворачиваться и убегать от этих чурбанов ростом под два метра. – Мы, футболисты, должны держать вес в определенных рамках и получать специальное питание, чтобы выдерживать многочасовые матчи.
– Видала я этих футболистов по телевизору, и всегда эти парни были по крайней мере вдвое больше тебя, – возражает бабушка. – По правилу пропорции тебе нужно есть больше.
– Я никогда не хожу голодным, – степенно отвечаю я. – Кроме всего прочего, я ведь в команде задний бегущий, тот, чья задача – набрать ярды. А те шкафы, которых ты видела, наверняка из линии защиты.
Это заставляет их замолчать… секунд на пять.
– А разве бег не пробуждает у тебя аппетит?
– Ты, сто процентов, должен поправиться, чтобы защищаться от этих громил!
Поскольку в этом вопросе они руководствуются логикой восьмилетнего ребенка, я меняю подход:
– Внимание, девочки: вы когда-нибудь видели, как бегает жирный кролик? Его бы первым сожрали лисы. Задним бегущим нужна легкость и ловкость, чтобы пронести мяч как можно дальше, избежав столкновения с соперниками.
Джойс тихонько хихикает в кулачок.
– Он назвал нас «девочками».
Моя бабуля цокает языком.
– Кролик, рохля он или нет, не бывает один на один с лисицей. Иначе бы он просто превратился в мокрое место, как мошка на лобовом стекле.
После этого комментария Джойс обращает на меня взгляд, в котором явственно читается ее тревога за мою физическую сохранность и опасение за удары, которым я подвергаюсь. Так, теперь я точно знаю, что ни при каких обстоятельствах мне нельзя упоминать ни об одном из множества толчков, подкатов, подсечек и даже попаданий по башке, которых я нахватал. Часть из них – нарушения правил, за которые полагаются штрафные ярды или повторная подача, но я знаю немало игроков, кто, не в силах остановить меня, был готов на все, лишь бы не пустить меня вперед. Я-то думал, что много чего насмотрелся еще в школьной команде, но университетский футбол… чувак, это уже другая лига. Во всех смыслах этого слова.
Никто не относится к этому легкомысленно. Ни один игрок моей команды или команды соперников на поле не думает ни о чем, кроме игры. В игре – концентрация, там кипят страсти, над игроками веет атмосфера жизни или смерти, и ею заражаются даже болельщики. Не говоря уж о тренере Тиме. Черт, этот мужик – гений, но он абсолютно чокнутый. Купер уверен, что в прошлой жизни он наверняка был тираном в какой-нибудь крошечной стране.
И все же, когда прошлой осенью я выбегал трусцой на поле на свой первый матч, ничего не было для меня ни чрезмерным, ни необычным. Защитное снаряжение не казалось тяжелым, а от рокота тысяч зрителей, заплативших за то, чтобы посмотреть, как мы, университетские зануды, играем в футбол, у меня пересохло в горле.
Я думал тогда о своих родителях. Представлял, как отец сидит на трибуне, постелив под себя салфетку или полотенце, чтобы не запачкать брюки, а мать стоит, потрясая огромным плакатом, на котором написано мое имя и номер. Думаю, они бы мной гордились. Хотя не уверен: когда мне было девять, все их пожелания на мой счет сводились к хорошим оценкам и примерному поведению. Они даже не подозревали, что мне понравится бегать.
С другой стороны, если бы не случившееся тогда, у меня, быть может, никогда бы и не появилось причин бегать так, как сейчас.
Быть может…
Наконец, рядом со мной тогда был Трэвис, и я заметил, что он чувствовал себя приблизительно так же. На его плечах лежал еще более тяжкий груз, ведь он занял место квотербека, выложившись по полной в предсезонке и впечатлив тренера. Его предшественник Райан Джексон как раз накануне сезона окончил университет и уже получил приглашение в «Лос-Анджелес Чарджерс». Так что Трэвису предстояло заменить собой самую настоящую легенду, черт побери, и в тот момент я совершенно ему не завидовал.
Ко всеобщему изумлению, первый матч сезона мы выиграли.
Я тогда схватил самый жесткий подкат в моей жизни и четыре часа подряд видел мельтешащие звездочки перед глазами, но не променял бы этого ни на что. Да, я оказался той самой мошкой на лобовом стекле Пейтона Монтаны. И вышел победителем.
– Как бы то ни было, диета – это выбор, который меняется по желанию, – продолжает моя бабуля, и я сразу же понимаю, куда она клонит. Обдумываю вариант выскочить из окна на полном ходу. – Есть там в кампусе некая дама, которая шлет ему бисквиты и пирожки, и он не отказывается. Только от наших нос воротит.
– Бабуля, я тебе уже тысячу раз объяснял…
– И я тысячу раз убеждалась, что ты тот еще подлиза.
И она тут же принимается излагать Джойс (со своей предвзятой точки зрения) самую горячую в ее восприятии тему: миссис Трабуччи.
Миссис Трабуччи работает в университетском департаменте по работе с абитуриентами, и мы сдружились за прошлый учебный год, встречаясь в коридорах и кафетерии. Это миниатюрная худенькая женщина, такая маленькая, что коллеги в администрации дали ей прозвище Мини-Трабуччи. День, когда я был официально зачислен в УКЛА, выдался адски ветреным, и я, можно сказать, спас ее от удара падавшей прямо на нее огромной ветви дерева.
С тех пор она заботится обо мне как о собственном сыне, интересуется моими достижениями и даже пригласила погостить у нее дома на Рождество, если мне некуда будет податься на праздники. Она угощает меня разными вкусностями собственного приготовления, которые поглощает в основном Купер: он-то защитник, так что может запихивать в себя все, что перед ним поставят. Но, скажем так, моя бабушка довольно ревнива и воспринимает все это как личное оскорбление.
– Но я же тебя люблю, бабуля, – настаиваю я.
– То-то оно и видно!
После секретных переговоров с бабушкой Лювия почти не разговаривает, что меня радует… и в то же время настораживает. Она ставит песню за песней, чередуя хиты восьмидесятых, поп, сальсу и даже кое-что из рока. Бабушка и Джойс щебечут не умолкая, ничуть не смущаясь тем, что вытащили двух невинных молодых людей в это путешествие. В глубине души я надеюсь, что в какой-то момент этой долгой дороги обе они рассмеются и скажут, что все это – не более чем шутка. Смешно мне не будет, но я тут же соберу свои вещички, прихватив достопамятный мяч Супербоул, и с улыбкой на лице вернусь автостопом в Санта-Хасинту.
На заправке в Лейкхеде выхожу только я. Постигаю тайны наполнения топливного бака кемпера, после чего мы продолжаем путь, на этот раз по федеральной трассе 97. Теперь, следуя нашему плану, едем пару часов по прямой до национального парка, но, проезжая через Кламат-Фоллс, я, разумеется, делаю остановку, чтобы все могли выйти и сфоткаться. Денек ясный, и вдалеке отчетливо виден вулкан Аспен-Бьютт.
Я остаюсь в кабине, пока они осторожно переходят через дорогу: Джойс семенит под руку с внучкой. Похоже, что Лювия пытается ее попридержать, чтобы та не спешила, но моя бабушка уже на другой стороне и машет им рукой. Склонившись к рулю, наблюдаю, как они выстраиваются для общего фото, как показывают, к