[4] Брюинз» – офигительно престижная команда с невероятным списком достижений. Кого попало в нее не берут. Ты не только должен подойти им по всем параметрам и продемонстрировать классную игру при отборе; они должны быть уверены, что у тебя есть будущее, личная траектория успеха. Естественно, им не нужен парень с травмами, которые рано или поздно, но скорее рано, заставят его уйти с поля.
«Мне – да жениться на Лювии Клируотер», – вновь промелькнула мысль, и я только фыркнул. На девчонке, которая почти что угробила свою карьеру и даже не думает о реализации своего потенциала. На девчонке, что загубила мое отрочество, заставив меня, как придурка, вздыхать о ней по углам.
Да я скорее яйца себе отстрелю.
Лювия
Знаю: лучше было промолчать. Обнаружить свое изумление перед двумя столь самовлюбленными особами – штука рискованная, чреватая последствиями. Это может привести к поспешным выводам, например о том, что мои глаза размером с блюдце и отвисшая челюсть выражают восторг, энтузиазм и одобрение.
«Что-то я не припомню такого, чтобы хоть одна твоя идея мне не понравилась». Величайшая ложь за всю историю Санта-Хасинты. Но за последний год я, понятное дело, доросла до уровня неплохой актрисы. И вся эта громада из стали, стекла и алюминия у меня под носом только что ракетой вознеслась на верхнюю ступеньку в рейтинге «Убедительных причин для смены фамилии». Быстрее, чем песня группы BTS[5] – на первую строчку «Биллборда».
Достижение: удалось сомкнуть губы. Сглатываю и осторожно оглядываю двух женщин по обе стороны от меня. Бабушка похожа на кошку, которая только что съела канарейку, а Атланта – воплощенное удовольствие от приятной встречи. На секунду каменею от ужаса, лихорадочно соображая, что, черт возьми, я могу сейчас сделать, чтобы взять ситуацию под контроль, заставить их отказаться от задуманного, да так, чтобы они не просекли, что я – против. То есть реализовать ровно то, чем всю жизнь занимаюсь, а именно: руковожу бабушкой, как пастух стадом. Лаской, на ощупь, но все же направляя ее точнехонько туда, куда мне нужно.
Кукловод, который вечно в тени.
Ого! Отличное название для рисунка.
Будь я в состоянии рисовать, разумеется.
Делаю глубокий вдох, после чего заставляю себя улыбнуться.
– Ух ты! Кажется, это самый роскошный автобус в моей жизни.
Атланта царственным жестом грохает о землю тростью. Поскольку к ее резким движениям я привыкла с детства, как и к жуткому посоху с рукояткой в виде куриной головы, то почти не обращаю на это внимания.
– Автобус – это автомобиль с кучей посадочных мест, где воняет по́том, – заявляет она. – А то, что ты видишь, – шедевр инженерного искусства. Ода автомобилизму. Идеальный союз автострады… и дома.
Сердце мое пускается галопом, и я вынуждена собрать все свои жизненные силы: нельзя допустить, чтобы померкла улыбка. Улыбка – ключ ко всему.
– Несомненно, габариты позволяют путешествовать в нем… двоим? – рискую я высказать предположение.
– Пятерым, – вступает в разговор бабушка. – Но мы заказали четыре спальных места.
Четыре спальных места.
Четыре.
Как заглючивший робот, пересчитываю в уме. Один, два, три…
Почему четыре спальных места?
Почему я по инерции считаю и себя?
Почему?..
Атланта всем телом разворачивается к дверям своего дома, поднимает трость и машет ею в воздухе.
– Эшер, мальчик мой!
Учащенные удары моего сердца эволюционируют до грохота африканского барабана от вала эмоций: тревоги, нервозности, дискомфорта. Спокойствие по вине Эшера Стоуна я теряю столько лет подряд, что впору признать: мне давно пора к этому привыкнуть, и никуда не годится, что при одном звуке его имени у меня перехватывает дыхание.
Я убеждена, что все дело в проклятии Хейдена Стоуна. Это суеверный чурбан, заявивший еще в XVII веке, что все женщины в моем роду – ведьмы. И всё потому, что этот чертов лицемер завел шашни с одной из моих прабабок, Шанаей Клируотер, будучи связан самым что ни на есть церковным законным браком. По его версии, именно она заманила его в свои сети, приворожив с помощью темных сил и сбив с пути истинного. По версии Клируотер, Шанайя просто дала ему от ворот поворот, едва узнав о наличии у него супруги, что барчуку Стоуну явно пришлось против шерсти. Сухой остаток всей истории: обвинение в колдовстве, гибель на костре и наложенное Хейденом Стоуном проклятие, согласно которому всем его потомкам предстоит неустанно преследовать и изводить всех носителей фамилии Клируотер.
Таким образом, Эшер появился на свет как моя персональная кара.
К этому заключению я пришла после нашей с ним второй встречи, когда он столкнул меня с гребаной школьной лестницы. Я всегда была девочкой с воображением, склонной искать скрытые смыслы в самых обычных вещах. А теперь стала взрослой с твердой верой в паранормальные явления. Однако то, что Эшер Стоун был рожден исключительно для того, чтобы обрушить все мои планы и сломать мне жизнь, – это факт. У меня под рукой столько тому доказательств, что хватит на полицейское досье.
Или было под рукой… еще четыре года назад.
Слышу размеренные шаги, которые приближаются: это он. Меня аж дрожь пробирает от осознания, что я узнаю́ Эшера по шагам, но это одно из последствий жизни бок о бок, в соседних домах. По утрам мы даже как бы вместе шли до автобусной остановки. Он – по одной стороне улицы, а я, понятное дело, – по другой, и все же я прекрасно знаю, с какой жадностью и на какой скорости пожирают асфальт его ноги, в то время как я всегда предпочитала никогда и никуда особо не торопиться.
Сколько раз я смеялась ему в лицо, в это нахмуренное лицо, когда ему, вместе со всем автобусом, приходилось меня ждать.
– О, молодой человек, как же ты похорошел с последней нашей встречи, – пропела бабушка.
«Да распахнутся пред тобой врата небесные, кокетка старая», – думаю я, не оборачиваясь. Предпочитаю пялиться на то, что в эту секунду прямо передо мной, а не оглядываться, и это о многом говорит.
От басовитого смеха Эшера волосы у меня встают дыбом.
– Ты льстишь мне, Джойс, как всегда.
Кончаются комплименты и ужимки, наступает тишина. Тишина, которая для меня подобна стереосистеме, излучающей целую гамму вибраций прямо за спиной. Мощная такая стереоустановочка, игнорировать которую невозможно… и она, как сирена, манит меня, искушает оглянуться. И дать Эшеру пинок под зад, чтобы он свалился на землю.
Трость обо что-то ударяется, и сдавленный звук, следующий за этим, заставляет меня улыбнуться. На этот раз искренне.
– Может, ты сделаешь мне одолжение и поздороваешься с Лювией как положено?
Навостряю, как охотничья собака, уши, чтобы услышать ответ, но тут передо мной внезапно появляется бабушка. Стоит и смотрит, склонив голову набок и делая мне большие глаза. Это меня ничуть не пугает.
Я не могу разобрать, о чем шепчутся Атланта и ее внук, но все же нехотя разворачиваюсь. И оказываюсь лицом к лицу с Эшером Стоуном. Снова.
Но на этот раз…
На этот раз – что-то новенькое. Мышцы, сантиметры, странные вибрации.
Тот Эшер Стоун, что уезжал в университет в прошлом августе, был долговязым, несколько неуклюжим, с бегающим взглядом. С ве-е-е-е-ечно бегающим взглядом, особенно в последние годы. Сколько раз я спрашивала себя: что такого увидела в нем Тринити, что в старших классах он стал ее крашем. К тому же я вообще сильно сомневаюсь, что они хоть раз смотрели друг другу в глаза. Эшер – он ведь весь как натянутая струна, к тому же замкнутый: что того, что другого меньше всего ожидаешь от старшеклассника-спортсмена. И все же из года в год он становился лучшим, одним из самых популярных.
Вот почему ему удалось попасть в главную университетскую футбольную команду, а еще успешно сдать экзамены за первый курс программы по информатике. Обо всем этом я знаю вовсе не потому, что хоть как-то интересуюсь его академическими успехами, просто Атланта, едва не лопаясь от гордости, передает мне буквально все, что имеет хоть какое-то отношение к ее обожаемому внуку. Ради нее я делаю вид, что слушаю, причем с любезным выражением лица и интересом, и даже вставляю в нужных местах восклицания.
Теперь же никто не удосужился отметить, что Эшер больше не неуклюжий, а в невероятной физической форме; что он уже не просто высокий, а супервысокий; или же, самое главное, что теперь, впервые за долгие годы, взгляд у него не бегающий, а пронзительный.
Пронзительный в квадрате.
И сосредоточенный.
На мне.
И, несмотря на погоду и его низко надвинутую сине-желтую бейсболку от «УКЛА Брюинз», мне предельно ясно, что глаза у него все такие же синие и все так же обрамлены частоколом все тех же несусветно длинных ресниц.
Вдруг всплывает воспоминание о нашей первой встрече, когда мы провели на Голден-Лейк весь вечер. Тогда он тоже глядел на меня так, будто я – сейф с запертыми в нем неведомыми сокровищами. Я всегда объясняла это обстоятельством, о котором мне стало известно позже: именно в тот день Эшер узнал о гибели своих родителей в ДТП. Это была трещина в броне.
Я уже не очень понимаю, кто с кем должен поздороваться первым, поэтому ограничиваюсь тем, что продолжаю смотреть на него, не отводя взгляда, поскольку если уж чего я всегда и была лишена, так это смущения. Хлопаю ресницами раз, второй, третий. Наконец он сжимает зубы и отводит глаза.
Очко в мою пользу.
А поскольку я мало того что бесстыдница, но отличаюсь еще и весьма нездоровым стремлением к соревнованию, то решаю превратить это очко в оглушительную победу.
Улыбаясь, я делаю к нему шаг.
– Надо же, а я-то думала, что заслуживаю жарких объятий после столь долгой разлуки, Эш.
Эшер
В глазах по-прежнему жжет, в носу свербит – последствия моей встречи с облаками пыльцы, неизменными спутниками семейки Клируотер и их цветочной лавки. Но лучше б я вообще ослеп: глаза б мои не видели этот огромный кемпер цвета черный металлик, припаркованный возле дома. У меня и в мыслях не было воссоединиться с бабушкой на тротуаре, но стоило мне зацепить глазом всю панораму из окна кухни, как в голове включился целый хор тревожных сигналов.