– Пусть победит сильнейший.
– То есть я, – улыбаюсь ей.
Эшер
– Это неуловимая вербена песчаная из Йеллоустона. Видишь ее? Отлично, станешь одним из немногих счастливчиков. – Она очень осторожно отвязывает красную ленточку, обернутую вокруг миниатюрного цветочка, а потом разгибается с улыбкой до самых ушей. Сияет, как медный таз. – Нас никто не обойдет. Уж я-то знаю.
Я нисколько не удивлен тому, что Лювия отнеслась к этому квесту так серьезно, как будто это для нее вопрос жизни и смерти. Сколько ее помню, она вечно влезает во что ни попадя, даже в то, что ей вообще-то до лампочки, только потому, что кто-то берет ее на слабо. И часто этим кем-то оказывался, вообще-то, я сам. По сей день помню боль и жжение в глазу после ее удара кулаком в финале школьного турнира по шахматам.
К счастью, сегодня мы в одной команде. Единственное, что мне нужно делать, – это просто следовать за ней и складывать в карман красные ленточки, которые, одну за другой, она находит. Галочки стоят уже напротив шести растений из списка, а не прошло еще и сорока пяти минут.
В детстве меня восхищала ее состязательная жилка, я чувствовал, что это ставило нас с ней на одну планку и меня стимулировало. А сейчас даже возбуждает.
Стараюсь не концентрироваться на этом. Бабушка подарила мне золотой шанс побыть наедине с Лювией, хотя, надо сказать, ее советы по амурной части – дерьмо чистой воды. «Поцелуй ее при первой же возможности». Ясно. Большое спасибо. Ты здорово мне помогла.
Кладу в карман очередную красную ленточку.
– Хочу напомнить, что твоя бабушка мотивирована не хуже тебя самой, а разбирается в этих делах лучше.
Короткий смешок превосходства.
– Да ей, чтобы разглядеть вербену песчаную, придется нацепить очки для чтения. А Атланта, как пить дать, просто пришлепнет цветочек тростью, и они пройдут мимо. – И ненадолго умолкает, печально улыбаясь. – Бедная вербена.
– Не могу сказать, что я в полном восторге, когда ты сравниваешь мою бабушку с Годзиллой, но ты права. – И машу рукой, призывая двигаться дальше. Время от времени слышатся другие голоса, пару раз мы пересеклись с Биллом и Патриком. Лювия выдвинула конспирологическую теорию, что они следуют за нами по пятам, чтобы спереть наши ленточки. – Может, и так, и в таком случае мы завоюем таинственный приз Винанти. Как думаешь – что это может быть?
– Спиритическая доска и полный комплект натуральных лубрикантов, разумеется.
Тихонько смеюсь. Освещаю фонариком тропинку – темная земля и сухие листья, шуршащие под ногами. За пределами конуса света какие-то размытые контуры. Похолодало, как и обещал нам Солнечное Затмение, но только сильнее обещанного, кажется. Тихо радуюсь тому, что настоял на своем и мы все-таки купили ветровки на всех: сейчас уже пар идет изо рта, да и кончика носа я не чувствую. Если б не шаги и голоса вдалеке, все это выглядело бы несколько жутковато, но я не намерен говорить об этом вслух, потому что Лювия как раз-таки создана для таких ситуаций.
Обнаружив заросли ипомеи пурпурной и заполучив еще одну красную ленточку, Лювия проверяет список:
– Василек розовый, сосна скрученная, лапчатка желтая, береза альпийская, псевдотсуга Мензиса, полынь обыкновенная, вербена песчаная, ипомея пурпурная… Так, теперь у нас – космея серно-желтая! – восклицает она. Щеки раскраснелись от радостного возбуждения. Она… такая красивая. – Слушай сюда: она невысокая, цвета лайма, цветки собраны в тугие соцветия. Запомнил? Идем.
Понятия не имею, какого цвета лайм, но, так как она все равно не ждет от меня ответа, я просто следую за ней. Иду и смотрю то на нее, то под ноги (с тропинки мы уже давно сошли), и твержу себе, что не должен вести себя как гребаная курица. Лучшего момента и не придумаешь. Сейчас мы с ней как раз в пиковой точке уединенности с самого начала путешествия, не считая, конечно, того эпизода в душе.
Пытаюсь вспомнить, как легко мне было с любой девушкой в универе, каким невозмутимым и расслабленным я себя чувствовал. И ведь не то чтобы они были мне совсем безразличны, нет, они все были просто супер. Но с Лювией… Черт, не знаю, с ней все по-другому.
Чувствую, как потеют руки, несмотря на дикий холод.
«Наберись мужества, напряги яйца».
– Слушай…
Она вдруг останавливается, да так резко, что я чуть на нее не натыкаюсь. Кладу руки ей на плечи, ее хвостик задевает мой подбородок.
– Слышал это? – шепчет Лювия.
Закатываю глаза.
– Да не заливай, не прокатит.
Резко поднимает руку.
– Тс-с-с…
– Лювия…
– Эш, я серьезно.
Какие-то нотки в ее голосе, внезапно хриплом от страха, заставляют меня послушаться. Широко раскрыв глаза, Лювия всматривается в окружающие нас деревья. Я делаю то же самое. Поднимаю повыше фонарь, чтобы в кромешной тьме разглядеть хоть что-то, но она меня останавливает.
– Погоди.
Откуда-то издалека по-прежнему доносятся какие-то звуки – признак присутствия здесь других членов группы, и это единственное, что не дает мне сильно обеспокоиться. Богом клянусь, если все это ее шуточки, то я ее прикончу.
Справа от нас хрустят сухие листья. Мы оба одним прыжком разворачиваемся туда, светя фонариком, и на мгновение луч света падает на что-то маленькое, и оно шевелится. Потом скрывается в кустах метрах в трех от нас, пропадая из виду.
– Кажется, это белка, – шепчу я.
В ответ на мою реплику куст содрогается с такой силой, словно кто-то трясет его изнутри. Лювия отступает на шаг и упирается в меня. Инстинктивно обнимаю ее рукой.
– Белка такое может?
Нет, но я не готов и дальше торчать здесь, чтобы в этом удостовериться.
– Окей, нам бы лучше…
Как раз в этот момент лес взрывается ужасающим хриплым звуком. Рев, и он прозвучал не так уж и далеко от нас. В ответ из кустов раздается визг.
– Ой, мамочки, – стонет Лювия. – Ой, мамочки, Эшер.
Раньше, чем я успеваю осмыслить свои действия, одной рукой я заталкиваю ее себе за спину, а второй выключаю фонарь. Кусты продолжают трястись, но теперь также слышатся шаги – энергичные, тяжелые, и они приближаются к нам слева.
– Ничего-ничего, все норм, – говорю я и Лювии, и себе самому. – Наверняка это медведица и ее медвежонок. Не волнуйся. Сейчас я буду медленно отступать, будь осторожна, не хочу отдавить тебе ноги.
Стараюсь говорить тихо и монотонно, как можно спокойнее. Если информация из буклета, который я прихватил в магазине для туристов, соответствует действительности, то медведи лучше реагируют на спокойные голоса. Продолжаю пятиться и одновременно говорю Лювии, что самое важное – это не оказаться между медведицей и медвежонком, а также не бежать и не поворачиваться к ней спиной.
В буклете также говорилось, что встречи с мамами-медведицами представляют наибольшую опасность, потому что инстинкт защиты потомства заставляет мамашу кидаться на любого, кого она сочтет угрозой для своих детенышей. Об этом я Лювии не сообщаю.
Мы успеваем отойти на приличное расстояние, обходя стволы деревьев и кусты, когда я впервые замечаю медведицу, приближающуюся к тому месту, где всего несколько секунд назад стояли мы… И кровь стынет у меня в жилах. Никогда не знаешь, какое оно, это животное, на самом деле, какие чувства пробудит оно в тебе, пока не встретишься с ним сам. У меня перед глазами – самка черного медведя, метра два с половиной ростом. И если ей вдруг вздумается встать на задние лапы, то она запросто будет взирать на меня сверху вниз.
Я знаю, что она знает, что мы здесь, однако первым делом она идет к тем кустам, где жалобно плачет ее детеныш. И тут мне приходит в голову, не то же ли самое случилось с туристом, о котором упоминала в первый вечер Винанти. Может, тот бедняга тоже принимал участие в невинном и совершенно законном квесте, когда вдруг повстречался с медвежонком, которому как раз приспичило прогуляться, и это неизбежно привело к тому, что его мамаша отправилась следом за ним.
Я все так же удерживаю Лювию у себя за спиной и очень тихо что-то ей говорю, хотя сам этого почти не слышу – все заглушает мое сердце, решившее уподобиться барабану. В какой-то момент мы теряем медведицу из виду, но двигаюсь я все с той же осторожностью. Разворачиваюсь, беру Лювию за руку, и мы продолжаем идти. Пальцы у нее просто ледяные, и я чувствую, как она дрожит, не меньше, чем я сам.
Если кто-то считает, что мы, мужики, в подобного рода ситуациях обязаны быть храбрыми, так пусть лучше заткнется. Я вам не какой-нибудь гребаный Беар Гриллс[35].
До нас снова долетает медвежий рык. Где-то далеко, но насколько – определить не берусь. Услышав его, Лювия подпрыгивает на месте и еще крепче сжимает мою руку.
– Как думаешь, она идет за нами?
– Не знаю. Вроде бы не должна.
Бедняжка так часто оглядывается назад, стараясь хоть что-то разглядеть у нас за спиной, что грядущую боль в области шеи уже точно себе обеспечила. В этом я ее не виню; если бы я не взял на себя роль лидера (как это получилось, и сам не пойму), то сейчас делал бы то же самое. В конце концов отпускаю ее руку и обнимаю за плечи.
– Не волнуйся ты так, ладно? Мы ей не настолько интересны, как ее детеныш. Скорее всего, сейчас она устраивает ему грандиозную взбучку за побег посреди ночи. Типа: «Что это ты себе позволяешь?» да «Как ты мог?» и «Знаешь, как я перепугалась?».
И я слышу, как она выдыхает воздух, который, вероятно, задерживала.
– Уф, ну да, сейчас ему достанется.
– Почти как тебе, когда ты удрала в Лас-Вегас вместе с Тринити.
– И не просто так удрала, а на концерт «Грин Дэй». У нас было такое чувство, что если мы не поедем, то будем жалеть до конца наших дней.
– А правда, что в качестве наказания Джойс заставила тебя написать сочинение?
– Ну да, и это было гораздо изощреннее, чем ты можешь себе представить.
Идем довольно долго, пока она рассказывает о том, как несколько часов просидела за кухонным столом, в деталях описывая свой поступок и объясняя самой себе, почему это плохо, а также проводя глубокий психологический анализ того, что должна была испытать по этому поводу ее бабушка. Потом мы начинаем прыгать с темы на тему; я прислушиваюсь к каждому шелесту вокруг, пока нас обоих мало-помалу не отпускает.