й, а то уши Эшера при упоминании этого имени почему-то вспыхивают багрянцем.
Завершающая часть нашего визита включает посещение пресс-лож и роскошных люксов. Гид, должно быть, уже перевел нас в категорию доверенных лиц на том основании, что Эшер – футболист: он говорит, что дает нам двадцать минут на свободный осмотр и будет ждать внизу, возле раздевалок. После чего уходит.
– Бог ты мой, да это все равно что номер люкс в отеле.
Помещение не слишком просторное, но поистине роскошное. Полы застланы ковровым покрытием сливочного цвета, на стенах – пять телевизоров, чтобы, наверное, никто не пропустил ни единой детали матча. Несколько диванов, стол для фуршета, а в глубине – прозрачная стена с отличным видом на игровое поле. Косые лучи вечернего солнца создают впечатление, что газон раскалился добела, и я все еще задаюсь вопросом, что ты чувствуешь, находясь здесь во время игры. Болельщик ты или нет, но все же, кажется, атмосфера играет роль.
Подхожу к табуретам, выстроенным в ряд возле прозрачной стены, и слышу щелчок закрывающегося дверного замка. Меня охватывает предвкушение. Через несколько секунд сзади ко мне подходит Эшер. Руки его обнимают меня за талию, лицом он зарывается в мою шею. Целует как раз туда, где бьется пульс, и в ту же секунду внизу живота разливается жар.
Мы с ним наедине в частном люксе.
На двадцать минут.
За двадцать минут можно успеть очень многое, если у тебя есть хоть капля воображения.
– Ты что, собираешься всем и везде рассказывать, что я играю в футбол? – шепчет он мне.
– Ну, я просто хотела гарантировать себе контрамарку в ложу для прессы и родственников на твой будущий матч.
Эшер разворачивает меня к себе лицом. В спину мне упирается табурет, и приходится откинуть голову, чтобы заглянуть ему в глаза. Серьезно, как же мне это нравится! Как же мне нравится, что сегодня на нем нет этой вечной бейсболки, нет тени, скрывающей его взгляд.
– Не знаю, понятно ли я раньше выразился, но я хочу, чтобы ты на следующей неделе пришла посмотреть на мою игру в Пасадине.
– Уф, не знаю, сомневаюсь, что футбол – это мое. – Кладу руку ему на грудь и веду ее выше, к плечу: вряд ли я смогу объяснить, как же мне нравится чувствовать его силу, его тепло. – Ты что, посвятишь мне гол, очко или как там это называется?
На его губах появляется лукавая улыбка.
– Если смогу заработать тачдаун, он будет для тебя, это да.
– А ты часто зарабатываешь эти тачдауны?
– Ну… – Пальцы его потихоньку спускаются вниз, наползая на мои ягодицы и собирая гармошкой ткань юбки. – В этом году я стал MVP[37] команды.
– Что бы это ни значило, но звучит как нечто очень важное.
– Так оно и есть. Это означает, что игрок продемонстрировал…
Он умолкает, когда я прижимаюсь к нему еще теснее.
– Эш, у нас всего двадцать минут. Ты точно хочешь продолжить разговор о футболе?
– Нет, – выдыхает он.
И целует меня. Его язык ласкает мой, пока он разворачивает меня и направляет назад. А я прекрасно знаю, куда именно он меня ведет, и, как только чувствую, что в коленки что-то уперлось, падаю и увлекаю его за собой. Мы приземляемся на диван, и первым делом он опирается на одну руку, а вторую запускает мне в вырез. Его пальцы ласкают мою грудь, и он стонет.
– Так и знал. Я знал, что на тебе ничего нет.
Я усмехаюсь, он снова целует меня, на этот раз более настойчиво. Распускаю спереди у блузки шнуровку, о которой он, разумеется, не догадывался, а потом распахиваю ее, полностью оголяя грудь. Он отстраняется чтобы посмотреть на меня, и тихо чертыхается. Потом оставляет целую дорожку поцелуев от шеи и вниз, а я, слегка разочарованная, пытаюсь направить его голову к наиболее интересующему меня месту. Но тут он хватает мои руки и вытягивает их вверх, мне за голову. Держит их там, пока губы смыкаются вокруг моего соска, и в этот момент, клянусь, внутри меня извергается поток горячей лавы.
Я тяжело дышу и дергаю ногами, ведь по какой-то непонятной причине он стоит на коленях, отдалив от меня бедра.
– Расслабься, – шепчет он мне, улыбаясь.
– Сними по крайней мере футболку, – требую я.
К моему удовольствию, он слушается. Отпускает мои руки ровно на миг, чтобы стянуть футболку и отшвырнуть ее, а потом снова принимается целовать и покусывать мою грудь. Черт, солгу, если скажу, что мне это не нравится, но я тоже хочу участвовать. Хочу…
– Я знаю, что у тебя сейчас в голове, так вот – нет.
– Что-то я не помню, чтобы я тебе делала…
– О да, об этом я уже наслышан, – смеется он надо мной, и его зубы легонько щиплют мой сосок, отчего я едва не теряю сознание. – Ты тут у меня полуголая, лежишь подо мной в «Метлайфе», и это – само по себе фантастика. Так что ты позволишь мне ласкать тебя, пока не кончишь, и пообещаешь не слишком шуметь, чтобы никто не прибежал нас отсюда вышвыривать, хорошо?
Я слегка обалдеваю. Его уверенный взгляд, голые плечи, то, как он нависает надо мной…
– Это несправедливо, – тяжко вздыхаю я. – У меня был план.
– Какой?
– Сделать тебе лучший минет в мировой истории.
Прижавшись ко мне, он издает звук, похожий на смесь смеха и стона.
– Нечестная игра, подруга.
– Кто бы говорил – сам-то руки мне держишь.
Он награждает меня ослепительной улыбкой, а затем его пальцы ныряют под мои трусики, и все мое существо – тело, разум и все остальное – сосредотачивается на одном этом движении. На его большой и горячей руке, которая касается именно там, где мне это больше всего нужно. Всхлипываю, когда он находит клитор и начинает ласкать его, поглаживая, изучая.
– Скажи, как именно тебе нравится, – шепчет он мне на ухо.
– Так, – выдавливаю я из себя. – Именно так.
Парень, который не трогает твой клитор так, будто это нечто враждебное, сам по себе заслуживает медали за проявленное мужество. Но Эшер еще и наращивает темп, прислушиваясь к каждому моему вздоху, к тому, как я задерживаю дыхание, когда он касается той самой точки, от нажатия на которую все мое тело непроизвольно содрогается. Я бы наверняка устыдилась того, как именно это происходит, интенсивности своих ощущений, если бы не моя прирожденная свобода от стыда в этих вопросах, и я уж точно не собираюсь стесняться с ним.
Эшер ловит мои губы, не выпуская моих рук, и мне кажется, что он найдет способ довести меня до оргазма без моего участия. Вообще-то обычно такого не бывает. Обычно люди долго учатся находить общий язык в постели, разве не так?
Губы его прижимаются к моему уху.
– Лучше два пальца или один?
Охтыбожетымой.
– Два, – рыдаю я.
Не обходя вниманием мой клитор при помощи чудотворного большого пальца, он уверенно и без долгих раздумий вставляет в меня еще два.
– Ты безумно мокрая. Вот черт. – Говорит так, будто это что-то ужасное, и в этот момент его бедра нечаянно касаются моей ноги, позволяя мне оценить огромный и твердый холм, спрятанный у него в штанах. – Ты невероятно возбуждаешь меня, Лювия.
– А я и не заметила.
И вот он начинает то вытаскивать пальцы, то снова их погружать, и я бы, наверное, сказала, что ритм довольно медленный, но в эту самую секунду пальцы на моих ногах невольно подобрались, и все, что он ни делает, все что угодно, кажется мне восхитительным. Глаза закрываются.
– Уже скоро, – шепчу я.
– Хорошо, потому что я просто умираю от желания увидеть, как ты кончаешь.
Блинблинблинблин. Когда он говорит такие вещи, все ощущения усиливаются многократно. Дыхание мое становится поверхностным и частым, и к ритмичным движениям его пальцев подключаются мои бедра. А его ритм становится чаще, большой палец надавливает все сильнее, совершает круговые движения, вызывая во мне умопомрачительное ощущение. Все ближе, и ближе, и ближе…
– О боже! – вскрикиваю я.
Оргазм настигает меня ровно в ту секунду, когда губы Эшера утыкаются в мою шею. Не знаю, кричу ли я или что вообще происходит, пока я верчусь на этом чертовом колесе с фейерверками, но ни на секунду не перестаю ощущать присутствие Эшера и его пальцы внутри меня.
Немного придя в себя, я открываю глаза. На лице Эшера цветет самая дерзкая улыбка из всех, что я когда-либо видела, но, поскольку он это заслужил по́том и кровью (а также пальцами), я позволяю ему торжествовать сколько влезет.
– Ты прекрасна, – говорит он, нежно меня целуя.
Ух ты.
Он ставит на первое место мое удовольствие, доводит меня до оргазма такой силы, которого мне никогда не удавалось достичь самой, и после этого еще и говорит такие приятные слова?
Теперь я все понимаю. Думаю, если Эшер Стоун продолжит в том же духе, в конце концов я сама надену ему на палец кольцо и…
«Нет, подожди».
«Это невозможно».
«Ведь он уедет в УКЛА, а ты останешься в городе. Полагаю, ты помнишь, как отлично выходит поддерживать отношения на расстоянии?»
Перестаю дышать.
Да плевать, ведь сейчас-то мы здесь.
И у нас в запасе еще есть немного времени.
Толкаю его в грудь рукой, заставляю сесть, и он меня слушается, потому что не дурак и понимает, к чему я клоню. Смотрит на меня пристально, отслеживая каждое мое движение.
Так что я приступаю к тому, что, как я знаю, сведет его с ума: встаю на колени между его широко расставленных ног. Потом завязываю волосы в хвост, убирая их с лица.
Эшер, тяжело дыша, проводит по своим волосам рукой, а я ему улыбаюсь.
Эшер
Полагаю, что мастурбировать Лювии и видеть, как она от этого кончает, – одна из самых сюрреалистичных вещей, случившихся со мной в жизни. Я всегда думал, что номером один для меня был выход на поле «Роуз Боула», но теперь начинаю в этом сомневаться.
Ничто еще не доставляло мне такого удовольствия, как трогать ее, холить и лелеять.
Кроме, РАЗУМЕЕТСЯ, зрелища, как она опускается на колени перед моей бедной расплющенной эрекцией и собирает на макушке волосы, глядя на меня так, будто не знает, с чего начать.