– Ладно, – сказала я и, прижав к себе маленькое тело Эдвина, легла на постель.
От него пахло мылом и молоком, и этот аромат немного напоминал мне запах Грэя. Но всё-таки от отца Эдди пахло иначе. Мужчиной, не мальчиком.
И как же оказалось приятно лежать так, в обнимку, и чувствовать, как Эдвин тихо сопит мне на ухо.
Сердце затопила нежность.
– Ты такая тёплая, – прошептал мальчик, касаясь лбом моей щеки.
Я засмеялась.
– Конечно, тёплая. Я ведь живая.
Он поднял голову и очень серьёзно посмотрел мне в глаза.
– Правда?
Странный вопрос. Но в тот момент я почему-то над ним не задумалась, а спокойно ответила:
– Да, Эдди.
Он радостно улыбнулся и обнял меня крепче.
– Хочешь, я спою тебе колыбельную?
– Давай. Папа иногда поёт, но у него плохо получается. У Ари получается лучше, но она всё время хочет побыстрее закончить, и у неё выходит совсем не колыбельная. Под такие песни танцуют.
Я хихикнула. Да уж, вполне в духе Араилис.
– Обещаю, я не буду торопиться.
Я подтянула поближе одеяло и накрыла нас с Эдди. А потом, поцеловав мальчика в макушку, запела:
Где-то ветер дует
И, листву целуя,
Хочет нам с тобой рассказать,
Как уснуть мечтает,
Над землёй летая,
В кронах ветер ищет кровать.
Сон ему не снится,
Он летать стремится,
Не устал совсем он летать.
Ты же, мой хороший,
Хоть вы с ним похожи,
Должен по ночам отдыхать.
Ты ложись в кроватку,
Сон увидишь сладкий,
Самый лучший увидишь ты сон.
Пусть тебе приснится
Тот, кому не спится, —
Ветер, что в деревья влюблён.
Эдди уснул очень быстро, и я почти сразу последовала за ним.
Последним, что я запомнила до момента, когда провалилась в сон, были ласковые объятия Эдди и запах тёплого молока. Мальчик прижимался ко мне так искренне, что я и думать забыла о своём «жабьем» прозвище.
Оно осталось где-то очень далеко. Там, куда я никогда не вернусь.
Утром нас с Эдди разбудил Грэй, напомнив мне о том, что к одиннадцати надо быть во дворце. Мы с мальчиком быстро умылись, оделись и спустились вниз. Все остальные, кроме Араилис, уже сидели за кухонным столом и завтракали.
– Доброе утро, – поздоровалась я, садясь напротив Грэя, рядом с Тором и Дартом. К моему удивлению, Эдвин вновь залез ко мне на колени.
Вместо ответа я услышала тишину и, подняв глаза, наткнулась на изумлённые взгляды присутствующих.
– Что ты с волосами сделала? – наконец пробормотал Грэй.
Я почувствовала, что краснею.
Незадолго до этого, расчёсывая свою гриву перед зеркалом, я поняла, насколько умудрилась измениться за одну ночь только благодаря волосам. Мало того, что они стали гуще и поменяли цвет, так ещё и выросли, и теперь коса у меня была не до талии, как раньше, а гораздо ниже. Заканчивалась она на уровне бёдер.
– Ничего не делала. А что, я настолько плохо выгляжу? – Я смущённо уткнулась взглядом в чашку с чаем.
– Нет. Наоборот.
Видимо, меня решили не мучить, потому что вопросов о волосах больше не последовало.
Ближе к десяти часам мы закончили завтракать и начали собираться в императорский дворец. И когда Грэй с Галом тихо переругивались между собой, потому что тролль хотел идти с нами, а Грэй считал, что он должен остаться здесь и присмотреть за Эдди, – именно в этот момент в дом в прямом смысле слова ввалилась Араилис.
– Простите, я опоздала! – крикнула девушка, зацепившись ногой за порожек в проёме входной двери. Чтобы не упасть, Ари схватилась за стоявшую рядом со входом вешалку для одежды – и в результате грохнулась на пол вместе с ней.
Мастер Дарт поднял к потолку страдальческие глаза, а Тор, вздохнув, сказал:
– Двадцать пять.
– Что – двадцать пять? – поинтересовалась я, стирая с щёк Эдди остатки каши салфеткой.
– В двадцать пятый раз Ари эту вешалку сносит. Мы с Дартом всё ждём, когда же она её окончательно разломает.
– Через две недели. Доволен? – буркнула Араилис, заходя на кухню. Но гном не успел ей ответить, потому что Грэй воскликнул:
– Отлично! Ари, останешься здесь, присмотришь за Эдди. А Галл пойдёт со мной и Ронни во дворец.
Я ждала возражений, но девушка просто кивнула. А заметив мой удивлённый взгляд, пояснила:
– Мне сейчас лучше с мамой не встречаться. Впереди тяжёлый вечер, ведь я так и не поняла, где напортачила с тем заклинанием.
– Чего ты там опять натворила, расскажи, – хмыкнул Тор, и Араилис, вздохнув, начала рассказывать. Судя по лицам гнома и эльфа, слушать такие истории им было не впервой.
Минут через пять мы с Грэем и Галлом, попрощавшись с остальными, вышли на улицу и направились во дворец. От нашего дома до него пешком было минут двадцать-тридцать.
Я нервничала. Причём даже не могла понять толком, почему. «Это ведь только Грэй идёт к императору, а не ты», – уговаривала я саму себя, но ничего не помогало.
– Не переживай, Ронни, – услышала я тихий голос Грэя, а потом почувствовала лёгкое прикосновение пальцев к своему плечу. – Там не случится ничего страшного. И уж совершенно точно никто не будет бросать в тебя камни.
Я рассмеялась. Действительно, чего это я? Здесь ведь нет оборотней, здесь никто не смотрит на меня с презрением, здесь… я по-прежнему никому не нужна.
– Ты тоже нервничаешь, Грэй, – вдруг сказала я, подняв голову и посмотрев мужчине в глаза. Он не стал отрицать.
– Да. Но у меня другая ситуация. Эдигор и Дориана… – Он запнулся, и тогда я продолжила сама:
– Они для тебя – как родные.
Во взгляде, которым меня окинул Грэй, я почему-то заметила чувство вины.
– Да, Ронни. И я не общался с ними четыре года. Хотя они не имели отношения к смерти Лил.
Мы медленно подходили к большим кованым воротам из ярко-жёлтого блестящего металла. Здесь кончался общедоступный императорский парк и начиналась территория собственно венценосной семьи.
Ворота были заколдованы – я не могла толком рассмотреть, что происходит там, за ними, видела лишь взмывающий в самое небо белоснежный замок. Он был уже так близко, что, казалось, протяни руку – и дотронешься.
Стоявшие возле ворот стражники поклонились нам и распахнули створки.
Вглубь вела широкая дорожка, посыпанная светло-бежевой галькой, которая затем постепенно расходилась на множество более мелких дорожек. И меня, несомненно, очень бы восхитила и ровная по высоте трава, и разноцветные клумбы, и большой многоуровневый фонтан, если бы не…
– Араэу… – прошептала я восхищённо, от удивления останавливаясь как вкопанная.
Я никогда не видела это легендарное растение светлых эльфов, только читала о нём в книгах. Небольшое, обманчиво хрупкое деревце с серебряной корой, вечнозелёное и вечноцветущее светло-розовыми (или светло-голубыми) цветами, считалось обладающим душой.
Не обращая больше внимания ни на Грэя, ни на Бугалона, я метнулась вперёд – туда, где у подножия небольшой, но широкой лестницы, ведущей в замок, росла араэу.
– Ронни, стой!
Я ещё успела услышать крик Грэя, но поздно – протянув руку, я прикоснулась к серебристой поверхности дерева.
Мне тут же показалось, будто кто-то выключил весь свет. Полностью исчезли звуки и запахи. Я чувствовала только тёплую кору араэу, пульсирующую под моей рукой.
А потом кто-то звонко, напевно рассмеялся, и я потеряла сознание.
Я была ветром.
Я была разлита в его дыхании, я летела вместе с ним… туда, где навсегда осталось моё сердце.
Кроны деревьев, блеск водной глади, запах трав… И вот, наконец, я нашла то, что искала.
Спустившись, я ласково пошевелила невидимыми пальцами прядь алых волос, коснулась носа с россыпью мелких веснушек, поцеловала в щёку…
Маленькая девочка рассеянно потёрла её рукой и чихнула. Я улыбнулась и легко дунула ей в лицо, взъерошив чёлку.
– Ты чего чихаешь, малыш? Простыла? – услышала я вдруг позади себя знакомый голос и, обернувшись, застыла.
Память возвращалась.
Разве я могу забыть его? Нет, никогда.
Дартхари Нарро, ласково улыбаясь, опустился перед девочкой на одно колено и стёр пятнышко грязи с её щеки.
– Нет. Это ветер. Он опять играет со мной, – ответила она, подняв глаза к небу, будто надеялась что-то там увидеть.
– Так и должно быть, – сказал Нарро.
У меня в груди всё горело и болело, когда я смотрела на него. А ещё… что-то было не так, как всегда. Но вот только у меня не получалось определить, что именно.
– Почему?
– Он говорит только с теми, кто умеет слышать.
Девочка в задумчивости почесала кончик носа.
– И с мамой?
В глазах Нарро я заметила боль. Он вдруг подался вперёд и обнял девочку, погрузив большие ладони в её длинные волосы, так похожие на свежую кровь.
– Конечно. Твоя мама лучше всех умеет слышать ветер, малыш.
– Ронни!
Кто-то тряс меня за плечо. Я моргнула, и видение окончательно отступило.
Я по-прежнему стояла рядом с араэу и прижимала ладонь к коре. Странно… Я никогда не слышала, что это дерево вызывает галлюцинации.
– Ронни!
Я обернулась и улыбнулась обеспокоенному Грэю.
– Всё хорошо. Я просто задумалась.
Он с тревогой рассматривал моё лицо.
– Точно?.. Наша араэу обладает… хм… не очень покладистым характером. Может и веткой по лбу ударить. На моей памяти она только к Нарро благосклонно относилась.
Я сглотнула.
Но спросить ничего больше не успела: дверь замка открылась, и по лестнице начала спускаться Эллейн. Грэй сразу напрягся, а вот Галл, наоборот, расслабился и даже слегка улыбнулся герцогине.