– Я ведь почти не знала его. Я даже… ни разу не обнимала его в последние годы. Ни разу…
Выглянувшая из-за туч луна посеребрила землю, коснулась седой прядки в волосах Лирин – будто по голове погладила.
– Я сказала родителям, что сила – в способности прощать. Но я не знаю… Сможет ли он простить? Как ты думаешь – сможет?
Она долго вслушивалась в тихое дыхание леса. Но Арронтар молчал.
Словно и сам не знал ответа на заданный Лирин вопрос.
Торопливый завтрак, занятия с Форсом, обед или ужин – в зависимости от того, насколько они увлеклись уроками, – вечерние посиделки с Фрэн, а иногда – с Аравейном, если он гостил в Нерейске, спокойные, красочные сны, в которых он иногда летал… Летал, чтобы коснуться щеки грустной светловолосой девушки с седой прядью, а проснувшись, старался не вспоминать о том, что видел во сне.
Так прошло два года.
За это время Дэйнар успел хорошо изучить магию Разума и увлёкся лекарским делом. Форс и сам был неплохим врачевателем, и с удовольствием начал учить юношу ещё и этому искусству. А чуть позже Дэйн устроился помощником к главному лекарю Нерейска, мастеру Гордуру, и получил первый заработок.
Нет, он и раньше кое-что зарабатывал, но это была мелочь. Ходил с Лирдом за рыбой к Погибели (Фрэн за ту неделю так изволновалась, что когда Дэйнар вернулся, разрыдалась от облегчения), делал разные зелья и продавал их через Форса и даже один раз смастерил амулет на заказ. Но всё это было не совсем по-настоящему, казалось какой-то игрой, сном…
У мастера Гордура Дэйнар понял: вот оно – дело, которому ему хочется посвятить себя. Юноше нравилось всё без исключения – и роды принимать, и вывихи вправлять, и даже лечить пищевые отравления. А мастеру Гордуру пришлось по душе то, что Дэйн не чурался грязной работы, с удовольствием впитывал знания и никогда не пререкался.
Его эксперименты наконец начали приносить хоть какую-то пользу, а не просто лишать крыши дом Форса. Теперь у Дэйна появилась цель, и он больше не писал формулы просто так, «от нечего делать». Он разрабатывал заклинания и зелья для лечения различных болезней.
Аравейна тогда не было в Нерейске около полугода, и когда маг вернулся, то обнаружил, что воспитанник сильно возмужал, в глазах появился весёлый блеск, а тетрадка с записями различных магических идей потолстела ещё страниц на двести.
Он нашёл Дэйнара в саду Форса. Юноша сидел, склонившись над землёй так, что чуть ли не касался её носом, и рассматривал что-то через большую линзу.
– Дэйн! – окликнул воспитанника Аравейн, но тот лишь отмахнулся.
– Да-да. Я знаю, что ты приехал, почувствовал, как только ты пересёк ворота. Погоди, я тут наблюдаю за одним интересным растением… Мне кажется, из него получится хорошее жаропонижающее средство… Если смешать с сонником и добавить сморокву… А ещё пару капелек…
– Дэйн! – рассмеялся маг. – Кажется, работа тебя теперь радует гораздо больше, чем мой приезд. Полгода назад ты бы отреагировал по-другому.
Юноша улыбнулся и, отбросив линзу, встал с земли.
– Прости, Аравейн. На самом деле я ужасно рад тебя видеть, просто увлёкся.
– Это замечательно.
И маг, обнимая Дэйнара, отметил, что тот уже не мальчик – мужчина. И не просто мужчина, а очень красивый мужчина… если бы не горб, конечно.
– Ты к нам надолго? Там у Форса ништа простаивает…
– Да, это нехорошо, – фыркнул Аравейн. – Тогда пошли в дом, что ли, поздороваюсь со старым другом. Эй, Форс! Открывай дверь, пирожок волосатый!
Дэйнар почувствовал, как его губы начинают растягиваться в какой-то совершенно шальной улыбке. Он не говорил этого никому, даже Фрэн, но про себя думал, что главным, чего он достиг за два года, были не успехи в магии Разума, не интересные эксперименты, не работа помощником лекаря… нет.
Главным для Дэйнара было то, что у него наконец появилась семья. Странная и чудаковатая, но семья.
Один из представителей которой сейчас выходил из дверей, широко распахивая руки, больше похожие на лопаты.
– Вейн! Вернулся, котик ты мой драный!
К вечеру в Нерейске, как обычно, похолодало. На тёмном покрывале неба зажглись яркие звёзды, приветствуя наступающую ночь, даже Аррана почтила своим присутствием. Воздух был свеж, прозрачен и пах бодрящим травяным чаем – одним из последних экспериментов Дэйна.
Они сидели в саду Форса, как делали всегда после приезда Аравейна, а затем и перед его отъездом. Этот дружеский ритуал безумно нравился Дэйнару.
Чара, на миг отвлёкшись от вкусной косточки, которую до этого беззастенчиво грызла, подняла голову и посмотрела на хозяина серьёзными тёмными глазами. Он улыбнулся и положил ладонь ей на голову.
– Эх, хорошо, – прищурился Форс, делая глоток горячего чая и вглядываясь в звёздное небо. Аравейн, согласно кивнув, выдохнул несколько колечек серебристо-серого дыма. – Когда курить бросишь, образина?
– Ты же знаешь, я балуюсь только здесь, у тебя, – хмыкнул маг. – Уж больно табак замечателен. А в этот раз вообще…
– Дэйна благодари. Он специально для тебя какую-то штуку замутил, чтобы листья более ароматными были.
Горбун, усмехнувшись, стащил из плетёной корзинки сырную лепешку. Он не мог понять почему, но каждый раз, когда Форс говорил о нём с такой гордостью в голосе, как сейчас, ему хотелось смеяться и танцевать.
– Кстати, Дэйн. Ты ничего не хочешь мне рассказать? – спросил Аравейн, и даже в темноте было видно, как сверкнули его глаза.
– Я так и знал, что ты заметишь, – рассмеялся юноша. – И непременно спросишь. А вот Форс был более деликатен: заметил, но не спросил.
Толстяк улыбнулся.
– Зачем? Знал же – приедет Вейн и всё из тебя выпытает. А так бы пришлось рассказывать одно и то же дважды.
– Резонно, – кивнул Дэйнар. – Ну и… с чего начать?
– Как обычно, – ответил Аравейн, вновь выпуская изо рта несколько колечек дыма. – Начни с начала.
Два года назад Дэйн даже не предполагал, что будет вот так, попивая ароматный чай и всматриваясь в мерцающее от звёзд небо, рассказывать двум совершенно чужим по крови магам о том, как он подчинил своего внутреннего волка.
Нет, не так. Два года назад Дэйн не представлял, что этот самый внутренний волк у него есть, а уж о подчинении и речи не шло.
Но сейчас он делал это, зная, что если он и должен кому-то обо всём рассказать, то только Форсу и Аравейну. И пока рассказывал, видел, как их лица освещаются радостью всё больше и больше.
Через год с того дня, когда во время путешествия по Снежной пустыне Дэйнар впервые выпустил когти, горбун уже начинал думать, что перестал быть оборотнем. Дэйн знал: ни один из его сородичей не может жить так долго вдали от Арронтара, сила постепенно исчезает, и оборотень становится обыкновенным человеком.
Ушедшей силы юноше жалко не было. Что она принесла ему, кроме горя? Туда ей и дорога. А у него – новая жизнь и иная судьба.
А потом…
Это был пятнадцатый день рождения Фрэн. Лирд тогда отсутствовал, по обыкновению добывая рыбу в Погибели. И с самого утра Дэйнар умчался к девушке, освобождённый Форсом от всех уроков.
В её доме аппетитно пахло свежеиспечёнными пирогами, которые Фрэн приготовила специально к столу для себя и Дэйна. Больше никого не ожидалось.
Сама же Фрэн, одетая в красное платье в белый горошек, скакала по комнатам, счастливо улыбаясь, и казалась юноше продолжением солнечного света – так она светилась от радости.
– Спасибо! Спасибо! – говорила она без конца, подбирая, по её словам, «почётное место» для подарка своего друга – маленькой деревянной фигурки волка. А потом Фрэн вдруг подскочила к Дэйну и, замерев на миг в нерешительности, встала на носочки и коснулась его губ своими.
Это был даже не поцелуй – лишь невесомое, лёгкое, как пёрышко, прикосновение. Но его оказалось достаточно.
Дэйнар почувствовал странное напряжение внутри себя, а потом услышал тихий грозный рык…
Руки поднялись почти против воли, схватили Фрэн за талию и прижали к сильному крепкому телу. А когда Дэйн глубоко вздохнул и его ноздри заполнил сладко-цветочный запах девушки, ему показалось, будто кто-то рвёт тело изнутри большими острыми когтями.
И, повинуясь желанию этого кого-то, Дэйнар наклонил голову и с силой впился в губы Фрэн, яростно и жадно сминая их и даже, кажется, покусывая…
Кровь билась в висках, затуманивая взгляд и мешая думать, хотелось только одного – владеть. Здесь и сейчас…
Позже, гораздо позже, Дэйнар вспомнил слова Форса, сказанные однажды, когда они обсуждали оборотней: «Никакая сила не даётся без возможности её подчинить. Не бывает слабых духом ара, мальчик мой, потому что в таком случае лишняя сила просто вытечет наружу. Ты же не сможешь налить в сосуд больше молока, чем он способен вместить?»
Судорога прошла по телу Дэйна, когда он вдруг осознал, что делает. Пусть Фрэн не сопротивлялась, просто замерев в его жадных руках, но…
И, глухо застонав, он отодвинул от себя девушку, стараясь не смотреть на её блестящие глаза и красные влажные губы.
– Мне нужно уйти, Фрэн, – прошептал он, сжимая кулаки. – Пожалуйста, прости. Но если я останусь…
– Ничего, Дэйн. Дядя Форс говорил, что такое может случиться.
Горбун удивлённо вздрогнул и даже поднял голову. Правда, почти сразу же опустил: волк внутри него всё ещё был недоволен, что их с Фрэн разлучили.
– Форс… говорил?.. И ты всё равно продолжала со мной общаться при этом?!
– Я знала, что ты справишься. Дядя Форс просил передать тебе, если такое случится: «Просто попытайся его понять».
– Кого понять? – нахмурился Дэйн.
– Своего волка. И не надо никуда уходить. Сегодня всё-таки мой день рождения…
Он тогда действительно остался. И через несколько часов вновь перестал чувствовать зверя, что проснулся из-за робкого, но ласкового поцелуя Фрэн.
С того дня в течение целого года Дэйнар неустанно экспериментировал. Он пытался понять своего волка, осознат