Но Фрэн сама подалась вперёд, обдавая робким, но горячим дыханием губы Дэйнара, и сказала:
– Да.
– Что?.. Что «да»? – прошептал он, мысленно хлопая по лбу своего нетерпеливого волка.
– Я хочу. – Девушка подняла руки и обняла его за плечи. – Хочу быть с тобой, я не могу без тебя, Дэйн. Но хочешь ли ты этого? Я ведь сумасшедшая и… – она запнулась, – и изнасилованная…
Он не выдержал – поцеловал её.
У губ Фрэн был вкус орехов. Только чуть солоноватых – наверное, от слёз.
– Глупышка. Хвостик, ты такая глупышка. Но я тебя люблю.
– Правда?..
Дэйнар засмеялся.
– Я никого и никогда не любил так, как тебя. И я хочу быть с тобой. Ты веришь мне, Фрэн?
– Верю. Но, Дэйн… Ребёнок… Он ведь не твой…
– Глупышка…
Он, подхватив девушку, пересадил её себе на колени, прижал к себе, обнял, чтобы не замёрзла.
– Ты ведь моя. Так?
– Да, Дэйн, – улыбнулась.
– Значит, и ребёнок мой. Ты же моя. Разве может быть иначе?
От этой простой и такой правильной логики Фрэн рассмеялась и, уже не смущаясь, поцеловала Дэйнара так, как до этого никого и никогда не целовала.
Они даже не заметили, как в окне промелькнуло широкое и довольное лицо Форса, а в небе сверкнула, но почти тут же погасла маленькая звезда, которую когда-то давно называли Таром.
Конечно, странности в поведении Фрэн не исчезли полностью даже со временем. Но по крайней мере она перестала ходить повсюду за Дэйнаром, хотя в его отсутствие скучала так, что это было видно даже посторонним людям.
Дэйн очень много работал: нужны были деньги на ремонт дома Лирда, куда они планировали переехать после родов. Пока же жили в пристройке, рядом с Форсом. Оборотень переселился туда, к Фрэн, спустя месяц после того, как они узнали о беременности девушки.
В тот день местный служитель храма Айли совершил обряд, связав вместе жизни Дэйна и Фрэн. Они специально ждали: не хотели жениться, пока не приедет Аравейн.
Свадьба была скромной. Всего два гостя – Форс и Аравейн – невеста в светло-голубом платье (Фрэн сама захотела такое) и Дэйнар в тёмных штанах и обычной белой рубашке. Тонкие, недорогие серебряные колечки, которыми обменялись оборотень и девушка… Тихо, спокойно… хорошо. Именно так чувствовали себя наставники Дэйнара, глядя на их счастливые лица.
В тот вечер Дэйн, как обычно, засиделся у Фрэн допоздна. Но когда собрался уходить к себе, девушка вдруг обиженно воскликнула:
– Дэйн! Куда ты?
Он растерялся.
– Ну…
– Я ведь твоя жена!
Дэйнар вздохнул: как объяснить, что он боится напугать её? После того, что случилось…
– Ты не хочешь?.. – В глазах девушки стояли слёзы, и он не выдержал. Подбежал, крепко обнял и принялся расстегивать крючки на её платье.
– Глупышка… Покажу сейчас, как я не хочу… Держись…
А Фрэн смеялась – и в глазах её не было ни малейшей искорки страха.
У него были женщины. Немного, но были. Конечно, не в Арронтаре – там ему любая бы, скорее, горло перегрызла, нежели просто руку подала, – а здесь, в Нерейске. Но то, что было с ними…
Всё равно что сравнить песчинку и большую каменную гору. Капельку воды и море. Клочок голубой ткани и бескрайнюю синь неба.
И дело было не только в физическом удовольствии. Дэйнару казалось, что он соединяется с самим собой – будто одна часть его души потерялась, а теперь нашлась.
А ещё он почему-то слышал музыку. Она была очень тихой, словно приглушённой, но она была…
– Ты слышишь? – спросил он Фрэн, наклоняясь и целуя девушку в висок, к которому прилипли мокрые от пота кудряшки.
– Что?.. – Мутный взгляд, прикушенная губа…
Дэйнар улыбнулся и чуть замедлил движения, чтобы до неё дошёл смысл вопроса. Но вместо этого Фрэн закрыла глаза и задышала чаще.
– Музыку слышишь?
– А? Нет…
Дэйн на секунду нахмурился, но решил потом разгадать загадку таинственной мелодии, звучавшей, по-видимому, только в его ушах – неподходящий для этого был момент.
Чуть позже, когда Фрэн уже засыпала в его объятиях, Дэйнар прошептал, ласково проведя рукой по пока ещё не округлившемуся животу своей жены:
– С тобой я совершенно забыл о том, что горбун.
Она повернулась к нему лицом и, приоткрыв один глаз, улыбнулась:
– Ты забыл, Дэйн, а я об этом никогда и не помнила.
Изнасилование Фрэн будто провело невидимую черту, отделив то, что было до, от всего того, что случилось после.
Они изменились сами и изменили свои приоритеты. И если раньше Дэйнару просто нравилось общество Фрэн, то теперь он не мыслил жизни без неё. Теперь он работал не только потому, что хотел развиваться и получать знания, но и потому, что собирался сам обеспечивать семью.
Живот девушки рос, а вместе с ним рос и мальчик внутри. Дэйнар знал, что это именно мальчик – самый обычный, не оборотень и не маг. Но от этого не менее дорогой и любимый.
Дэйн понимал – у них с Фрэн никогда не будет общих детей, ведь он всё-таки остался оборотнем, а она была человеком. И они оба радовались, что она сможет испытать радость материнства… пусть и таким жестоким способом. Но чем больше проходило времени, тем сильнее забывались ужасные события, произошедшие с Фрэн.
Дом, в который они собирались переехать сразу после родов, был почти отремонтирован. Староста помог Дэйнару – не деньгами, но рабочей силой, считая себя обязанным молодому лекарю хотя бы за то, что оставил его сыну жизнь и возможность снять «проклятье».
Чем ближе становились роды, тем благодушнее и счастливее становилась Фрэн, хотя иногда казалось, что больше уже невозможно. Девушка целыми днями шила распашонки, что-то вязала и вышивала, напевая под нос разные песенки. И, хоть физической близости между ней и Дэйном не было примерно с шестого месяца беременности, он, к своему удивлению, порой всё-таки слышал музыку. Всегда одну и ту же мелодию, тихую, нежную, едва различимую…
Первое время оборотень боялся спросить об этом Форса. Ещё скажет: совсем ты, воспитанник, рехнулся, если музыку слышишь там, где её нет. Тоже блаженный стал.
Но Форс не сказал ничего подобного, когда Дэйнар наконец, решившись, задал ему давно созревший вопрос. Наставник вообще ничего не мог сказать в течение первых пяти минут. Он потерял дар речи и смотрел на Дэйна так, будто увидел перед собой во плоти какую-нибудь из богинь.
– Э-э… Форс? Что с тобой? – тормошил его оборотень, хмурясь: может, следовало спросить раньше?
– Х-к-хм… – наконец закашлялся маг. – И давно ты… эту музыку слышишь?
– Давно. С первой брачной ночи. Она тихая очень. Может, поэтому её Фрэн и не слышит?
– Нет, – Форс покачал головой. – Не поэтому.
– А почему?
Наставник вновь кашлянул.
– Фрэн – не оборотень.
– Я знаю, – наморщил лоб Дэйнар. – А что, только оборотни такую музыку слышат?
Маг, кажется, опять не знал, что ответить, и выглядел совершенно растерянным. Сел на диван и начал озадаченно тереть виски.
– Мне срочно нужен Аравейн, – прохрипел Форс через несколько мгновений.
– Зачем?
– Выпить.
Юноша покачал головой и присел рядом с наставником.
– Да объясни же ты мне, в конце концов, в чём дело? Эта музыка чем-то опасна?
– Нет, не опасна.
– Тогда почему ты так реагируешь?
И тут Форса будто прорвало:
– Потому что это Зов, Дэйнар! Песнь Арронтара… Зов, который никто из оборотней не слышал с тех пор, как лес наслал на наших с тобой сородичей проклятье!
Дэйн не знал, что такое «Песнь Арронтара» и «Зов», поэтому обратил внимание совсем на другие слова наставника:
– Наших… с тобой?! А ты, что, тоже оборотень?!
Форс поморщился.
– Был. Когда-то давно. Но потерял силу, как и все остальные ушедшие из Арронтара.
Увидев, что Дэйнар открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, маг замахал руками:
– Нет-нет, биографию я тебе как-нибудь в другой раз поведаю, хорошо? А сейчас давай лучше про Зов. Помнишь, мы с Аравейном рассказывали тебе о благословении Арронтара? В ту ночь, когда Аррана родила первых волчат, она, Тар и их дети получили от леса несколько удивительных даров. И поскольку Аррана и её муж сильно любили друг друга, одним из даров волшебного леса стала способность слышать Зов. По-другому – Песнь Арронтара.
Раньше, до проклятия, каждый взрослый оборотень, подчинивший внутреннего волка, встретив свою суженую – или суженого, – слышал Песнь Арронтара, и это позволяло им узнать друг друга. Тогда наши с тобой сородичи образовывали крепкий, нерушимый союз, на всю жизнь соединяясь с партнёром или партнёршей… Ты когда-нибудь слышал или читал о дэрри?
Дэйнар помотал головой.
– Вот видишь, это было так давно, что уже никто и не помнит. И в книгах ничего не найдёшь. И перевода точного не существует, потому что нет в человеческом языке подобного понятия. Дэрри можно перевести как единые, суженые, соединённые, связанные… Так называли каждого члена пары оборотней. Сейчас наши с тобой сородичи могут зачать детей, только находясь в волчьем обличье, а дэрри было всё равно, в каком… И никаких внебрачных связей «для укрепления рода», как сейчас, в то время для оборотней это было недопустимо.
Но вместе с проклятием обитатели Арронтара лишились возможности узнавать своих дэрри. И то, что ты узнал Фрэн… Это чудо.
– А дэрри может быть человеком? Я думал, речь идёт о парах только среди волков.
Форс поднял на него ничего не понимающие глаза.
– Я тоже так думал. Поэтому мне нужен Аравейн. Выпить и… объяснить.
– Ты думаешь, он сможет объяснить?
Наставник ответил не сразу.
– Понимаешь, мальчик мой… – Форс вздохнул. – Если уж Аравейн не сможет объяснить, значит, и вообще никто не сможет.
В дальнейшем Дэйнар мало думал об этом разговоре. Ну, дэрри, ну, Зов, Песнь Арронтара… Хорошо. И что дальше?
Возвращаться в лес он не собирался. Да и куда он вернётся, если Фрэн – человек? А сам Дэйн по-прежнему – горбун. Хотя в последнее время ему начало казаться, что горб уменьшается. Постепенно, очень медленно, но уменьшается. Впрочем, юноша не слишком присматривался. У него были и другие заботы.