Ближе к сезону дождей Фрэн должна была родить. И Дэйнар, чтобы не дёргаться, сделал себе, жене и Форсу сигнальные амулеты – небольшие тонкие браслеты с чёрным камнем в центре обруча. Надавив на этот камень, можно было послать сигнал другим браслетам в связке, и те начинали нагреваться.
Именно так Дэйнар и узнал, что у Фрэн начались роды. Он в это время был на работе, помогал Гордуру, и вдруг браслет начал жечь руку.
– Мастер… отпустите меня, мастер… – прошептал Дэйн, умоляюще глядя на лекаря. Тот только рукой махнул.
Последний раз Дэйн так бегал, когда пытался скрыться от Рэйнара и Лирин. Теперь же он бежал не от, а навстречу, и ощущения были совсем другими.
Перемахнув через забор, оборотень заметил Форса: наставник стоял на крыльце собственного дома и наблюдал за несущимся во весь опор юношей.
– Как… она? – выдохнул Дэйн, резко останавливаясь.
Чара, сидевшая рядом с Форсом, увидев хозяина, радостно завиляла хвостом и несколько раз громко тявкнула.
Маг ухмыльнулся.
– Быстро же ты примчался. Зачем было так торопиться? Схватки только начались, ещё не меньше двенадцати часов…
– Всё равно, – отрезал оборотень, заходя в дом. – Я хочу быть с ней. Хоть час, хоть два, хоть сутки… Я буду с ней, потому что я ей нужен.
– А она тебе?
Форс спросил это очень тихо, но острый слух Дэйнара позволил ему услышать вопрос наставника.
– Как воздух, – ответил он, не задумываясь. – Или даже больше.
Роды были лёгкими. Словно там, наверху, сжалились над Фрэн, перенёсшей столько боли в момент зачатия. И Форс ошибся – она родила спустя всего четыре часа. Крепкого, крупного и здорового мальчика.
– Привет, Рэнго, – улыбнулась она, принимая на руки новорождённого сына. Они с Дэйнаром выбрали это имя давно: Рэнго на древнем наречии оборотней означало «воин». И это слово символизировало всё то, что они так ценили: мужество, силу, смелость, отвагу и благородство.
И в тот миг, когда Дэйн, передав Фрэн ребёнка, отошёл на шаг в сторону и посмотрел на жену, в нём вдруг что-то изменилось.
Узкая ладошка Фрэн сжала светлую ткань одеяла; тонкие родные пальцы прикоснулись к щеке малыша; лёгкая улыбка тронула губы, отразилась в мягкой глубине глаз – и осталась в сердце Дэйна ласковой, щемящей нежностью, словно гимн настоящему, искреннему чувству…
«Это моя жена. И мой ребёнок». – Только тогда он вдруг всё понял и прочувствовал до конца. Раньше он понимал, но как-то не так… глубоко.
«Это МОЯ жена! И МОЙ ребёнок!»
Дэйнар задрожал.
Фрэн подняла голову и подарила ему счастливейшую из улыбок.
– Я люблю тебя, – прошептала она… впервые.
Дэйнар знал это, но Фрэн никогда раньше не говорила… не признавалась… Почему именно сейчас?..
– Я тоже люблю тебя, – сказал он тихо, думая о том, как удивительно её блестящие от радости глаза похожи на звёзды…
Фрэн кивнула.
– Иди.
Она поняла всё даже раньше него. Откуда? Как?..
– Иди, Дэйн.
Он резко развернулся и, натолкнувшись на изумлённый взгляд Форса, лишь улыбнулся. Вышел на крыльцо дома, глубоко вздохнул и закрыл глаза…
…Дэйнар казался самому себе расплавленным железом. Как будто из него можно сделать что угодно, только пожелай…
Но он желал лишь одного…
Плавное, гибкое, большое тело. Мягкие подушечки на лапах, острые когти, густая белая шерсть, чёрный нос, ярко-голубые глаза…
В ту ночь по улицам Нерейска впервые бежал волк. Огромный и стремительный, он был подобен белой молнии, когда мчался по городу, разминая затёкшие за столько лет лапы.
У случайных прохожих чуть не случился разрыв сердца, когда они увидели бегущего по улицам белоснежного волка. А Дэйнар даже не остановился – продолжил мчаться дальше и дальше, наслаждаясь скоростью, гибкостью и свободой.
В ту ночь его волк действительно вышел на свободу. Впервые и по-настоящему.
А когда под утро Дэйн вернулся в дом Форса, на крыльце его встретила Фрэн. Тёплая, пахнущая кислым молоком и кровью, она зябко поджимала босые пальцы ног и сонно жмурилась…
Увидев Дэйнара, девушка засмеялась и, присев на корточки рядом с урчащим от удовольствия зверем, почесала его за ухом.
– С возвращением, мой любимый волк…
Он облизал ладони Фрэн розовым шершавым языком, а потом, уткнувшись носом в её руку, закрыл глаза и вновь стал человеком.
– Простудишься… – Какой хриплый у него стал голос после первого обращения…
– Нет. – Фрэн обняла Дэйнара и, проведя пальцами по обнажённой спине мужа, вдруг застыла. – Горб…
– Что такое?
– Его нет!
Резко вскочив на ноги, оборотень схватился за спину.
– Действительно, нет… Как странно.
Фрэн улыбнулась и, поднявшись вслед за Дэйнаром, прижалась тёплым ртом, пахнущим орехами, к губам мужа.
А Дэйн, целуя и обнимая её, вдруг понял то, что было ещё более странным, чем в одночасье лишиться горба: его этот факт почему-то не волновал. Удивительно, но физический недостаток, ставший его проклятьем в детстве, вдруг потерял важность и ценность.
А может быть, это произошло совсем и не «вдруг», а постепенно?
Просто он не заметил?..
Рэнго рос не по дням, а по часам. Цветом волос и глаз он пошёл в мать, а вот комплекцией напоминал Дэйна. Правда, сам Дэйн после первого обращения сильно изменился – стал выше и гораздо мощнее. Он и раньше не был щуплым, а теперь уж особенно.
«Настоящий воин», – смеялась Фрэн, глядя на крепкого, сильного и не по годам развитого Рэнго.
Через месяц после родов они переехали в отремонтированный дом Лирда. Фрэн вела хозяйство, воспитывала сына и в свободное время разрисовывала «приносящие удачу» камушки.
Они были счастливы.
Дэйнар почти не вспоминал Арронтар. Только иногда, после очередного сна, в котором у светловолосой девушки с течением времени становилось всё больше седых волос, – тогда оборотень позволял себе несколько мыслей о прошлом.
Но они больше не приносили боли. Впрочем, они не приносили вообще ничего. Ничего. Словно то, что когда-то случилось там, в Арронтаре, давно умерло и похоронено. Засыпано землёй и засажено цветами.
Когда Рэнго исполнилось десять, Дэйнара выбрали мастером гильдии лекарей. Именно тогда состоялся их единственный с Фрэн разговор об Арронтаре.
После трудного рабочего дня он любил сидеть возле камина, смотреть на огонь и думать. Мысли его касались в основном сына, жены или магии – он по-прежнему продолжал совершенствоваться и, как однажды сказал Форс, «уже давно переплюнул по части магии Разума своего наставника».
Фрэн сидела рядом и массировала Дэйнару плечи. А иногда просто молчала и прижималась щекой к его тёплому плечу.
Но не в тот раз.
– Дэйн… – Она положила ладони мужу на плечи и поцеловала его в висок.
– Да? – улыбнулся оборотень, накрывая правой рукой одну из ладоней девушки.
– Обещай мне кое-что… Пожалуйста…
– Что?
Ему почудилось или она на самом деле задержала дыхание?
– Обещай, что вернёшься в Арронтар, когда меня не станет.
Дэйнар вздрогнул и тут же отвернулся от камина. Поймал серьёзный, тревожный взгляд Фрэн и нахмурился.
– Странная просьба.
– Пожалуйста, – прошептала она, обнимая ладонями его лицо.
– Хвостик… Я не понимаю… Зачем мне туда возвращаться? Мой дом здесь. Там меня никто не ждёт.
– Ты ошибаешься. – Светло-карие глаза упрямо блеснули. – Дэйн, просто обещай. Ради меня, я прошу…
Несколько секунд он молчал, а потом всё-таки покачал головой.
– Нет.
– Дэйн!..
– Нет, Фрэн. Я знаю, ты уйдёшь к Дариде раньше меня, и мне будет больно и горько, но это не причина возвращаться туда, где меня презирали и ненавидели. Я понимаю, почему ты просишь вернуться, Форс наверняка рассказал тебе сказку о проклятии…
– Это не сказка…
– Да, не сказка. Но я не в силах снять его, хвостик.
Фрэн подалась вперёд и изо всех сил обняла Дэйнара.
– В силах, я точно знаю, в силах… Если кто и сможет, то только ты.
– Нет. Я не смогу. Поверь, в моём сердце нет даже капли прощения. Равнодушие, безразличие и, возможно, немного неприязни… но не прощение. Нет, Фрэн, я не вернусь в Арронтар. Моё место здесь, в Нерейске.
Она вздохнула и, подняв голову, прижалась губами ко лбу мужа.
– Ты ошибаешься, Дэйн. И я очень надеюсь, что когда-нибудь ты поймёшь это. И сможешь простить… и полюбить.
Он ничего не ответил.
Оно действительно существовало.
Неизвестное море. Море Скорби.
Серо-синее, как и скалы, его окружавшие, бурлящее, пахнущее солью. Слезами.
Сколько слёз пролилось здесь за все времена? Наверное, очень много.
Но Дэйнар не плакал. Не мог. Что-то сдавило грудь, словно вдруг оборвались все струны в старом музыкальном инструменте.
Он плакал, когда двадцать лет назад умерла Чара. Она и так жила очень долго, гораздо дольше, чем обычные аксалы, и в последние годы почти не выходила из дома. Следила за его обитателями умными тёмными глазами… и любила Рэнго, как собственного щенка.
Когда умерла Чара – его первый настоящий друг, – Дэйнар плакал. Взрослый мужчина, мастер гильдии лекарей, лучший маг Разума во всём Эрамире – не мог сдержать слёз.
А теперь слёз не было. Может быть, потому, что горе от потери Фрэн захватило его целиком и полностью, выжгло все внутренности, как выжигает лес сильный пожар. Ничего не осталось, всё сгорело. Только пепел.
Она ушла тихо. Вечером уснула, а утром не проснулась. Именно так Фрэн всегда мечтала умереть – спокойно, без боли… Да, боли в её жизни было достаточно.
Вот только как теперь жить ему?..
Без её глаз, улыбки, без тихой музыки… Да, Фрэн старела, а он – нет, но их это не слишком беспокоило. Да и старела она как-то странно – просто поседела и обзавелась несколькими морщинами. Никто бы и не догадался, что Фрэн уже почти семьдесят.