Сердце ворона — страница 17 из 58

– Лара Николаевна, проснулись уже? – затараторила девчонка сходу, втаскивая в комнату таз, полный воды. – Одевайтесь скорее – Юлия Николаевна приехали, вас кличут!

– Уже приехала?.. Так скоро?!

Только теперь Лара и поняла, предвестником чего был сегодняшний ее кошмар. Вчера, как снег на голову, свалился Конни, а Лара выделила ему номер и платы за то не взяла. Достанется же ей теперь от мамы-Юли, у которой каждая копейка учтена, и которая стакана чаю постояльцам без платы не подаст, не то что выделит задарма комнату с обслугой и столом.

Но Лара была ко всему готова. Конни ее лучший и единственный друг – она все снесет ради него!

Умывшись, одевшись, Лара отворила оконные рамы и, повторяя ежедневный ритуал, выглянула наружу, ловя кожей свежую утреннюю прохладу. Море бушевало, пуская по поверхности своей белых барашков, билось о берег и норовило вырваться.

А Лара тяжко вздохнула и отправилась «на ковер».

В тот миг она еще думала, что ругань матушки – это самое большое потрясение, которое ей предстоит сегодня вынести. Однако минутой позже Лара вприпрыжку спустилась на второй этаж, чтобы отсюда, пройдя коридор меж номерами, добрать до широкой парадной лестницы. И – случайно ли – но она бросила взгляд именно на комнату под номером «1», ту самую, в которую вчера поселила странного, неуклюжего, но нагоняющего на нее непонятный страх господина Рахманова.

Именно в этот момент дверь его номера ожила. Почти неслышно отворилась, и из него тихонько, на цыпочках, выбралась старшая горничная Галка…

Она задумчиво улыбалась чему-то своему и наскоро переплетала одну из кос. Вторая половина волос, всклокоченная, не расчесанная толком, свисала вдоль спины, еще нетронутая.

Лара охнула без голоса и спиной приросла к стене, испугавшись отчего-то, что Галка ее заметит. Как ни была наивна Лара, но и она сей же миг догадалась, отчего Галка выходит ранним утром из номера одинокого господина. Вспомнились и слухи о ней, что ходили по Болоту – Лара им прежде не верила, она и подумать не могла!

Так выходит, все правда… а ведь Галка всего-то на два года старше самой Лары.

Галка ее пока что не видела, занятая своими косами. Но вот-вот повернет голову – а говорить с нею сейчас совсем не хотелось. Сперва надо переварить и усвоить новость, что совсем рядом есть другая жизнь – взрослая и, наверное, куда более серьезная, чем Ларина. Потому, не глядя, она толкнула первую же попавшуюся дверь – дверь в буфет – и решила переждать там.

Не тут-то было. День сегодня точно обещал быть непростым.

Конни, ее первый и единственный друг, тот, кого она все еще, наверное, любила детской чистой и искренней любовью – он держал в объятиях Дану Ордынцеву и осыпал поцелуями ее лицо и шею.

На Дане было то же розовое декольтированное платье, что и вчера за ужином. Она первой и заметила Лару – глухо вскрикнула, тотчас оттолкнув Кона:

– Лара, нет-нет, вы не то подумали…

Кажется, она еще что-то хотела сказать, но Лара не слушала. Загнанная в угол всеми обрушившимися за утро новостями, она испуганно попятилась – а потом и вовсе бросилась прочь. Не оглядываясь и напрочь забыв, куда торопилась до этого. Лара бежала в единственное место, где ей было по-настоящему хорошо и спокойно.

* * *

Белый ракушечный берег, по которому важно прогуливались чайки, сарай с соломенной крышей, старая голубая лодка и море – бесконечное и ярко-синее. Живописный и столь привычный для Лары вид портило лишь одно: по тропинке меж скалами сюда торопилась спуститься Дана Ордынцева. Вечернее платье она все-таки сменила на скромное прогулочное.

В своем укрытии Лара и четверти часа не провела в одиночестве – наверняка Кон ее выдал. Предатель! Интересно, отчего сам не явился? Трус несчастный!

За четверть часа Лара ничего толком обдумать не успела, только лишь начала злиться на всех и каждого, кто был в этом пансионате.

– За вами не угонишься… – упрекнула Дана, подходя к самой кромке воды, где Лара, разувшись и подоткнув юбки, мочила ноги.

На замечание она решила не отвечать и даже свела брови, давая понять, как сердита. M-lle же Ордынцева этого всего словно не видела: не спеша она сняла легкие туфли, стянула чулки и, тоже подобрав юбки, вошла в воду.

– Какое дно каменистое… Ох!

Дана, конечно, тут же поскользнулась на илистых булыжниках, а Лара совершенно неосознанно подхватила ее за локоть, не дав упасть. И запоздало подумала, что было б забавно, шлепнись эта грациозная красавица в воду. Вот было бы брызг! Подумала и ту же отругала себя за злые мысли.

– Благодарю вас, – Дана посмотрела на нее теплыми янтарными глазами. – Я лишь хотела сказать, что понимаю вас – я сам настолько ревнива, что, честное слово, наверное утопила бы соперницу на вашем месте. Но я знаю, что вы не такая, Лара, вы куда великодушнее и добрее меня.

«Да ты понятия не имеешь, какая я! И на что способна!» – так и хотелось крикнуть ей в лицо Ларе.

Но она, конечно, этого не сказала. Лишь, смутившись такому взрослому и не вполне понятному ей слову «ревность», поспешила заверить:

– Я вовсе никого не ревную, с чего вы взяли?.. – Впрочем, Лара сама услышала, насколько жалко и неправдоподобно звучат ее оправдания. Потому решилась добавить в голос язвительных ноток: – Это Константин Алексеевич сказал вам, где меня искать? А сам пойти побоялся, надо думать?

До того дерзкой была эта фраза в воображении Лары, что она обмерла душой, как только произнесла ее. Даже лицо, кажется, вспыхнуло от стыда и страха – что за эдакую дерзость с нею сделает Дана?!

Оттого непонятнее было, почему Дана словно бы ничего не заметила. Может, не расслышала? Не поняла? Видать, неважно знает русский.

– Да нет же, он хотел пойти к вам, – вздохнула лишь она, – я его отговорила. Вы же знаете Константина Алексеевича куда лучше: он не самый великий дипломат. Кроме того, мне хотелось рассказать вам все – как есть, без утайки. А вы уж, Лара, решайте, докладывать господину Харди о том, что видели, или нет.

Не могла Лару не заинтриговать такая постановка вопроса. Но Дана и не стала дожидаться ответа. Глядя на свои маленькие изящные ступни в прозрачной воде, она начала издалека.

– Мои родители вынуждены были покинуть Россию, едва обвенчались. Видите ли, маменька не ровня отцу – аристократу с весьма суровыми, консервативно настроенными родственниками. Она была француженкой и актрисой, кажется. Так говорят. Еще говорят, она была необычайно красива, но счастья ей это не принесло: маменька жила в бедности и умерла в первых же родах. А семья отца и тогда не простила его, запретив возвращаться. Точнее, он мог вернуться – если бы отказался от меня, своей дочери. Но он не отказался. За что был лишен состояния, поддержки и права называться их сыном.

Лара не утерпела, перебила ее:

– А как же Николай Ордынцев, его кузен? – воскликнула она. – Ведь он поддерживал вашего отца?

– Да, он поддерживал, – согласилась та. – Недолго, потому как вскорости сам погиб при весьма печальных обстоятельствах. Детей он не оставил, и его состояние, весьма немалое, как говорят, поделили прочие родственники – но ни мне, ни отцу, как вы понимаете, ничего не досталось, – она печально улыбнулась, снова найдя Ларины глаза.

Если Лара и сердилась на m-lle Ордынцеву только что, то уже забыла об этом, теперь жалея ее всем сердцем. Это было несправедливо – то, как обошлись с нею и с ее отцом, благородным и добрым Александром Наумовичем. Чем-то схожа их история была с историей Кона, которого тоже несправедливо обделили – Ларина матушка и обделила. Возможно, именно поэтому Лара так отчаянно искала выход.

– Но как же… – не могла успокоиться она, – если Николай Ордынцев любил вашего отца, то должен был, обязан был о нем позаботиться! Неужто, он даже завещания не оставил?!

Дана поглядела на нее странно – с удивлением:

– Забавно, что вы сказали о завещании. Я слышала, оно и впрямь было – только не в пользу моего отца. Кажется, он кому-то другому намеревался передать все свое состояние вместе с Ордынцевской усадьбой. По тому завещанию – если оно было – и отец кое-что получал. Но, то ли бумаги составили не верно, то ли еще что-то – завещание законной силы не получило. Я не знаю подробностей, Лара, а отец о том вспоминать не любит. Да и значение имеет лишь то, что никакого наследства папенька не получил. Всю жизнь он жил на подачки наших добрых друзей, за их счет и милость. Вы представить себе не можете, Лара, до чего это унизительно для человека с его гордостью и воспитанием. Что касается меня, то я и на приличную партию не особенно могла рассчитывать, – она сконфуженно отвела взгляд. – Злые языки распускали слухи, будто родители и вовсе не были повенчаны… Мне необычайно повезло встретить господина Харди. Он с первого же дня знакомства проявил ко мне интерес, а я, разумеется, его поощряла – глупо было бы не поощрять. А я не дура. – Она сурово поджала губы. – Тем более что господин Харди на все ради меня пошел, и все мои условия выполнил.

– Какие условия? – полюбопытствовала Лара.

Дана в этот раз молчала долго, будто подбирала слова, чтобы лучше объяснить:

– Видите ли, Лара, когда мы с отцом бывали на приемах в домах европейской знати, нас неизменно представляли с пышностью и фанфарами: «Русский граф, знаменитый представитель фамилии Ордынцевых, с дочерью», – пафосно процитировала Дана. – Папенька вынужден был поддерживать те слухи о титулах и знаменитой фамилии, иначе бы, ей-богу, нам пришлось голодать, всеми позабытыми. А на деле – что? Я бог знает из каких обрезков шила себе наряды, раз двадцать латала и перелицовывала папенькин сюртук, чтобы выглядеть хоть сколько-нибудь прилично. Вчерашнее платье, если хотите знать, я смастерила два года назад из украденной в столовой скатерти и лишь по-новому каждый раз пришивала кружева, дабы оно казалось модным. Потому, уж кто-кто, а я знаю цену громким титулам и пускаемой в глаза пыли! Я не поверила господину Харди. Я подумала сперва, что он такой же нищий аферист, как мы с отцом.