– Мы не встречались прежде, Дмитрий Михайлович? – Лара впервые в жизни назвала его по имени. – Откуда вы родом?
– Из Петербурга, – он почему-то улыбнулся. – Но кто знает – быть может, и встречались.
Ни одного слова он не может сказать просто, все загадками. Лара ничего не поняла, но поднялась со скамейки и потянула его за руку:
– Идемте, я немедля попрошу Федьку заложить коляску – пешком-то на Болото только к вечеру дойдем.
Она не подумала о его мотивах, но Ларе очень захотелось познакомить этого странного человека со своей нянькой-Акулиной. Нянюшка – не чета маме-Юле. Няня ее точно поймет и поддержит во всем. И до невозможности любопытно было, что она скажет о господине Рахманове.
– Нет, Лара, на Болото мы отправимся немного погодя. Прежде мне нужно сделать кое-что.
Господин Рахманов нехотя отпустил Ларину руку и чуть-чуть коснулся ее подбородка, чтобы в этот раз она не смогла отвести взгляд.
– А вы, Лара, покамест поднимитесь к себе на мансарду, запрете дверь изнутри и хорошенько выспитесь. Ночью вам снились кошмары, а нынче приснится то, что вы сами пожелаете.
– А что я пожелаю? – спросила Лара, будто завороженная. – Я и сама не знаю, чего мне желать…
– Что-то же вы хотите увидеть? – удивился такому ответу Рахманов.
– Я бы хотела увидеть Петербург…
– Петербург так Петербург. Все, что пожелаете, – Рахманов улыбнулся, и Лара подумала, что краше лица не видела никогда в жизни, даже артисты на картинках ему в подметки не годятся, не то что Джейкоб с его простецким носом-картошкой.
* * *
Когда Лара поднялась к себе, наваждение, несколько спало. Она вспомнила, как не желала больше никогда входить в эту комнату, как отчаянно искала денег, чтобы сбежать. Как поддержал ее в этом намерении Джейкоб, такой добрый, славный и хороший. Конечно, Джейкобу не портрет нужен – он просто догадался, что ей нужна помощь с деньгами. И все так ладно складывалось!..
А нынче? Нынче Лара вновь сомневалась во всем… благодаря Рахманову.
Но у Лары не осталось сил злиться на Рахманова, который ни словом, ни делом, а одним только взглядом зародил в ее душе эти сомнения. Лару ужасно клонило в сон, она решила, что после непременно решит все окончательно – а нынче она должна поспать.
Только перед тем как лечь, Лара взяла в руки плюшевого зайца – подарок мамы-Юли – без интереса покрутила его в руках. А потом так же без интереса бросила в нутро кладовки для старых вещей. Подальше с глаз.
Ларе и впрямь снился Петербург.
Глава 11. Актриса и её компаньонка
У Рахманова действительно было неотложное дело.
Актриса Щукина никогда не отличалась обязательностью и четким распорядком дня. Не было ни одной встречи, на которую она опоздала бы меньше, чем на час, а срыв спектаклей для нее совершенно обычное дело. Пожалуй, она имела на то права – ведущая актриса и звезда Екатеринодарского театра. Тем более что театр, выстроенный совсем недавно, существовал, по большей части, на деньги последнего из ее любовников – покойного ныне сына промышленника Стаховского.
Здесь, в пансионате, поймать Щукину для разговора было делом совершенно невозможным: одной Ларе то и дело везло встретить ее на своем пути. Но никак не Рахманову.
Он не мог понять, прячется ли Щукина нарочно, или просто каждую минуту своей жизни она проводит так, как велит ей ее рыжая безрассудная головушка? Ответа не было…
Однако у madame Щукиной имелась слабость: что бы ни случилось, – генеральная ли репетиция, наводнение или пожар – каждый день ровно в два пополудни ее компаньонка вносила обед, и Щукина усаживалась его вкушать.
О, в этом деле она была серьезна и обстоятельна – вкушала не менее часа. Благо, пищеварением обладала отменным, и на фигуре то никак не сказывалось. А ведь Щукиной недавно исполнилось ни много ни мало тридцать семь лет. Правда, цифры этой не знала ни одна живая душа, да и сама актриса ее почти уже забыла… Хотя, надо отдать должное, на свой возраст она совершенно точно не выглядела.
За аппетиты Рахманов актрису не винил: детство у Щукиной было голодным и вовсе не радужным. А звали звезду театра вообще-то Аринкой – звучный псевдоним «Ираида» она выбрала себе сама и бесконечно им гордилась.
Шел четвертый час, а значит, Щукина как раз должна успеть насытиться и пребывать теперь в благостном расположении духа. Рахманов на это рассчитывал, по крайней мере.
Madame он нашел на пляже – сытая, всем довольная, она лежала на шезлонге в летнем шифоновом платье с открытыми плечами и, прикрыв веки, смотрела куда-то за горизонт.
Верная Анна Григорьевна, то ли горничная ее, то ли гримерша, то ли компаньонка, сидела подле и монотонно читала что-то вслух.
Как ни странно, Щукина окликнула его первой:
– Дмитрий Михайлович! – крикнула она еще издали, а Рахманов подивился, что она запомнила его имя. – Голубчик, не видали ли вы по дороге моей шляпки?
– Весьма сожалею, madame, но нет…
Рахманов знал, что шляпка нынче покоится в водах Черного моря, но все равно предложил:
– Ежели хотите, то я поищу.
Он как всегда неловко улыбался и отводил глаза в сторону. Это оказалось непросто: Щукина была женщиной красивой и необычайно яркой. Одни волосы, пышным рыжим факелом украшавшие ее головку, чего стоят. А нынче, в смелом платье, раскрасневшаяся от солнца и без ее дурацких шляпок с перьями, Щукина казалась еще интересней.
Компаньонка – ее полная противоположность. Блеклая выцветшая блондинка, невысокая и слишком худая. Она совершенно терялась на фоне яркой госпожи. Анна Григорьевна была ровесницей Щукиной, но глухое серое платье, надетое даже сюда, на пляж, порядком добавляло ей возраста. Впрочем, если внимательно вглядеться в ее лицо со спокойными умными глазами, можно было увидеть черты настоящей благородной и еще не увядшей красоты. Рахманов знал, что господин Ордынцев, папенька Даны, увлекся этой женщиной не на шутку. И, пожалуй, понимал почему.
Что-то даже подтолкнуло его первым делом поклониться именно компаньонке. Та, уже прекратив читать, радушно улыбнулась в ответ и тоже качнула головкой.
Ираида не заметила или сделала вид, что не заметила.
– Не надо искать. Ветер, должно быть, унес… – вздохнула она о шляпке. – Посидите лучше со мною. А ты, Аннушка, поди прогуляйся. Надоело мне твое чтение.
Когда компаньонка ушла (кажется, даже с радостью), Рахманов не стал занимать ее шезлонг, а остался стоять в подобострастном поклоне перед Щукиной. Но о чтении полюбопытствовал.
– Ах, милый Дмитрий Михайлович, это новая пьеса. – Щукина уже не лежала расслабленно на шезлонге, а села, приняв позу соблазнительную, но вычурную, будто этот самый шезлонг стоял на сцене перед сотней зрителей. О пьесе с томною леностью пояснила: – Про то, как один граф добивается любви служанки, а она сомневается – предпочесть его или барона из соседнего замка. Барон, разумеется, тоже от служанки без ума.
– И кого же, в конце концов, выберет служанка?
– О, это главная интрига пьесы, – ответила Щукина и закатила зеленые, как у кошки, глаза.
– Не сомневаюсь, – улыбнулся Рахманов. – А служанку будете играть, вы, не так ли?
Щукина хлопнула ресницами, будто не понимала.
– Разумеется, я узнал вас, едва увидел, милая Ираида – вы украшение Екатеринодарского театра, – Рахманов поднес к губам ее ручку, нежную и тонкую, как у девушки.
Щукина от тех слов, разумеется, не растаяла лужицей у его ног, но интерес ее к Рахманову проявился куда ярче. Не нужно было быть волшебником, чтобы это понять.
– В таком случае, прошу сохранить мою тайну – я путешествую инкогнито, – кокетничая, заметила она. – Сперва даже думала назваться чужим именем, да скоро поняла, что в захолустье этом о моем театре и не слыхали. Небось, и про Екатеринодар-то не знают. Эх, темнота… А вы, Дмитрий Михайлович, сразу видать, что из столицы – и обходительный, и образованный, и весьма интересный мужчина.
Рахманов невольно улыбался. Актриса мурлыкала до того сладко, что даже жаль было сворачивать разговор на интересующую его тему. Но без этого никак.
– Вот уж чего не ожидал, так это встретить в сем скромном пристанище звезду, подобную вам, милая Ираида. Вы дружны, вероятно, с хозяйкой? Оттого почтили пансионат своим присутствием?
– О нет, – легко отмахнулась Щукина. – Уверяю вас, я оказалась здесь случайно.
Рахманов наклонил голову вбок и некоторое время размышлял – что, если ее приезд это и впрямь чудесное совпадение? Но тотчас мысль отмел: пансионатов на побережье не меньше дюжины, а «Ласточка» отличается от череды прочих только тем, что в десяти верстах отсюда убили любовника Щукиной. Не бывает таких совпадений.
Но тут сыграла на руку неуемная болтливость Щукиной. Запрокинув голову, позволяя немилосердному южному солнцу ласкать ее и так уже раскрасневшуюся шею, она продолжила рассказ:
– Устала, видите ли, от городской суеты. Вам, милейший Дмитрий Михайлович, как столичному жителю, уверена, тоже знакомо это чувство. Захотелось немедля бросить все дела и уехать в Ниццу или Баден… а тут, такое совпадение, Аннушке на глаза попалось объявление об этом самом пансионате.
– Так это была идея Анны Григорьевны – приехать сюда?
– Именно. Но я разочарована… условий никаких, обслуга слова доброго не стоит, а обществе здешнее вызывает только разочарование… Ни одного приличного человека! Ну, окромя вас, разумеется, милейший Дмитрий Михайлович. Одно благо, что близко.
– …и что цены поскромнее, чем в Ницце, – развлекаясь, поддакнул Рахманов.
– И это тоже, – согласилась Щукина. Впрочем, сочла нужным прояснить: – Нет, вы не подумайте, бога ради, что деньги для меня проблема. Но все же одинокой беззащитной девушке, увы, приходится быть практичной.
Рахманов не сразу сообразил, что одинокая беззащитная девушка – это сама Ираида Митрофановна и есть. А девушка все продолжала и продолжала о наболевшем:
– Знаю-знаю, что вы скажете, милый Дмитрий Михайлович: «Вы звезда, Ираида, вам поклоняются миллионы, сам Великий князь восхищался вашей игрой, проездом будучи в Екатеринодаре…». А я отвечу вам: да-да, все это так, но судьба актрисы подобна прекрасной розе в хрустальной вазе. Сегодня ты купаешься во всеобщем обожании, а завтра – лепестки вянут и тебя выкидывают на помойку…