За всю поездку и двух слов ей не сказал. Лара вообще не очень понимала, отчего он позвал ее с собою: оказалось, что Рахманов вполне знаком с Федькой, и даже знал, как добраться до Болота.
Первое, что удивило Лару, едва вошли в дом и перекрестились на иконы – Пушок, Акулинин кот. Всегда ручной да ласковый, он вдруг ощетинился на них с Рахмановым, выгнул дугою спину и бочком-бочком ушел за хозяйские ноги.
Косясь на него, Лара поздоровалась и сходу спросила, понизив голос:
– Нянюшка, нет ли у тебя от мигреней отвара какого? Господин мается…
Второе, что ее удивило, то, как сурово и из-под бровей няня поглядела на Рахманова.
– Не поможет ему уж ничего, – бросила резко и разошлась того пуще. – Вы чего пришли-то? Чего надо?
Нянька всегда была строгой и острой на язык, рассусоливать не любила. Она и с мамой-Юлей рассорилась потому – уж очень норовистый характер у обеих, так и не ужились они под одной крышей. Но такого обхождения даже от нее Лара не ожидала. С чего вдруг? Из-за Рахманова? Чем он ей так не глянулся?
А Рахманов был совсем плох, того и гляди в обморок грохнется. Кажется, сам забыл, чего ради явился в станицу. Лара решилась спросить за него:
– Нянюшка, это господин Рахманов, писатель из Петербурга. Ты можешь рассказать ему про ту женщину… ну, ту самую, что жила когда-то в станице. Он мой друг, няня. Расскажи, прошу…
– Тебе-то это зачем, дочка? – строго перебила Акулина. Нянька, ни разу не моргнув, въедливо смотрела в Ларины глаза и требовала ответа.
А Лара правильного ответа не знала. Под строгим взглядом она вновь почувствовала себя нашкодившим ребенком и уже готова была, кажется, ретироваться.
– Это не Ларе нужно, а мне, – услышала она голос Рахманова, негромкий, но твердый. – Я должен знать, кто и за что убил Николая Ордынцева.
Нянька перевела свой строгий взгляд на него, прищурилась. Так и не отведя глаз, пристально изучая Рахманова, она подняла с пола кота и принялась его, еще напуганного, наглаживать – то ли кота успокаивая, то ли себя.
– Значит, не все знаешь? – теперь с долей лукавства спросила она. А потом кивнула на лавку, садитесь, мол.
Лара послушно присела, а эти двое остались стоять, будто не могли наиграться в гляделки. Лара коснулась ледяных пальцев Рахманова и потянула, только тогда он «отмер». Сел тоже. Села и Акулина, устроив кота на коленях.
– Как ее звали? Ту женщину, что жила здесь, – чуть бодрее спросил Рахманов.
– Крещена Марией, да сама-то она себя Марой называла.
– Странное имя… – Рахманов потер висок.
– Так она простушкой-то и не была. И ты Ларку не слушай, сроду эта Мара на Болоте не жила. Они с матерью обитали в избенке за лесом, подальше от честного народа. Никто из здешних не хотел с ними бок о бок жить, нос воротили. А вот уменьями-то запросто пользовались: девки гадать бегали да парней привораживать, бабы постарше ходили детей от хворей заговаривать. А иные и порчу на соседей навести упрашивали. Ведовством Марьина мать промышляла, тем и жила.
– Как ты? – ляпнула Лара, не подумав.
Акулина бросила в нее колючий взгляд:
– Ты меня-то с ведьмами не ровняй, дочка. Я травками лечу, а гадать да привораживать не берусь. И с черным колдовством делов не имею.
Лара отметила, впрочем, что последнее Акулина сказала куда менее уверенно. Поджала губы и играть в гляделки с Рахмановым больше не стала. Вернулась к рассказу.
– Уж как на Болоте Марьину мать не любили да побаивались… а дочка-то, Мара, с годами и матушку за пояс заткнула. Сильной была. Все умела, все знала. Боялись у нас ее так, что вслух и имени-то не называли. А как померла Марьина мать, так вовсе ходить в ведьмовскую избенку перестали. Себе дороже. К настоящему колдовству Мара приобщилась, – Акулина, не глядя мотнула на Рахманова головой: – вот он знает.
– Я ничего не знаю… – смутился тот и ниже наклонил лицо.
– Себе-то не лги! – перебила Акулина.
Лара поспешила вмешаться – как бы не поссорились:
– А Николай Ордынцев? Что же с ним случилось?
Акулина вновь поджала губы. Продолжила с явной неохотой.
– Да нужно ли былое ворошить, дочка?.. Приехал он к нам в 1887 году. Обыкновенным барином приехал и зажил, как все люди. В прислугу половину станицы нанял, и меня в прачки. До женского полу очень уж охочий был, ни одной девки не пропустил… И сам-то из себя видный – черноволосый, румяный, статный! Невеста у него в Петербурге осталась, все к свадьбе шло, оттого не собирался он здесь засиживаться: дела только в порядок привести хотел. А потом… увидал эту Мару. Красивой она была, что есть, то есть. Совсем как Ларка наша. Вот и потерял барин покой с той поры. Иссох весь, исхудал. Жениться на столичной невесте раздумал, на других девок и не смотрит. То ли в самом деле полюбил ее без ума, то ли морок она на него навела – уж она умела. Забрал он эту Мару из избенки в дом, в усадьбу, и стал жить с нею, как с женой. И все бы ладно – да только болел и болел без конца… прислугу всю разогнал – я вот только и ходила к ним белье стирать да за домом глядеть. Так и жили они вдвоем затворниками. Недолго жили. Мара2-то жизнь дарить не умеет, не дано ей то. Только смерть несет. Приревновала она барина сызнова да и убила в ярости – вот и весь сказ.
Лара заслушалась. Целиком этой истории она не знала и, к неожиданности своей, почувствовала немалый интерес к этой женщине, Маре. Отчего-то Ларе стало жаль ее.
– А что же с нею сделалось дальше? – жадно спросила она.
– А, бес ее знает.
Лара не поняла короткой отговорки няни. Начала вспоминать сама, что она слышала про Мару – и осознала вдруг, что, хоть и говорят все об этой женщине «была», никто прямо не упоминал, как она умерла да отчего.
– Так она жива до сих пор?.. – недоверчиво уточнила Лара. И то, как насупилась Акулина вместо ответа, воодушевило ее еще больше. – Нянюшка, а где же она жила прежде? Что за избенка за лесом? Мы с Конни в детстве-то всю округу как свои пять пальцев знали – и никой избы не видали сроду!
Нянька почему-то разозлилась. Даже Пушка грубо согнала с коленок и поднялась, уперев руки в бока:
– Довольно уж расспросов! И так я вам чего надо и чего не надо порассказала! Некогда мне! Уходите!
– Пойдемте, Лара, – Рахманов поднялся прежде, чем она открыла рот, чтобы попытаться няньку утихомирить.
Выходит, узнал все, что хотел. А самой Ларе вроде как и правда не зачем расспрашивать. Вот только до смерти захотелось найти ту избушку. Но не беда, найдет и без Акулининых подсказок!
Рахманов пропустил Лару чуть вперед, в сени, а сам – минуты на две задержался отчего-то. О чем они говорили с Акулиной наедине, осталось для Лары загадкой…
Однако когда Рахманов вышел следом, бледность как будто начала сходить с его лица. Хотя менее мрачным он все равно не стал. Лара отметила это, но, взбудораженная собственными мыслями, тотчас огорошила:
– Дмитрий Михайлович, я понимаю, вы, вероятно, устали, и Федор немедля отвезет вас в пансионат. Я же, с вами или без вас, намерена отыскать эту избу в лесу!
– Тогда, разумеется, со мной.
Рахманов и не раздумывал, прежде чем это сказать. Лара ждала, что он удивится, станет отговаривать и настаивать, будто ей это не нужно. На его помощь она не надеялась – хоть и рада была невероятно, что не придется бродить по лесу в одиночестве.
– Вы сказали няне, что я ваш друг, – пояснил Рахманов скорое согласие и чуть-чуть улыбнулся. – А друзья не бросают друзей даже в самых безрассудных их решениях.
Лара смутилась:
– Я сказала так, потому что иначе Акулина не стала бы вам ничего рассказывать.
– Стала бы, – отозвался Рахманов. И Лара мысленно согласилась.
Даже больше: ей подумалось, что Акулина и разоткровенничалась только лишь из-за него. Почему? Не понятно… Странный он, этот Рахманов. Одни загадки вокруг него.
Лара вдруг собралась духом и спросила:
– Разве могу я вас считать другом, Дмитрий Михайлович, если совсем ничего о вас не знаю?
– Чего же вы не знаете? Спрашивайте, – пожал тот плечами.
Лара задумалась. Сцепила руки за спиной и сделала пару шагов к коляске.
– Вы правда писатель?
– Нет.
– Я так и знала! – упрекнула она голосом.
Рахманов улыбнулся.
– Так зачем вы приехали на самом деле? – снова спросила Лара и – вдруг поняла, что знает ответ. Несмело уточнила сама же: – Из-за тех убитых мужчин, вероятно…
– Вот видите, вы и сами все знаете, – не стал отрицать Рахманов.
А потом случилось странное. Когда она – случайно или нет – в следующий раз посмотрела в его глаза, то взгляд этот вовсе не лишил ее воли. Глаза как глаза, ничего необычного. Но удивило даже не это: Лара вдруг поняла, что ей нечего больше спрашивать. Она будто и впрямь о нем все знает.
К коляске они вернулись вместе, и отчего-то Лару совсем не тяготило, что Дмитрий Михайлович легонько держит ее за руку.
– Вижу, искать дом за лесом вы еще не передумали? – спросил Рахманов, наверно чувствуя, что молчание затянулось.
– Разумеется, нет! – заверила Лара. – Не передумала – я найду его! Но я не представляю, с чего начать… быть может, стоит поспрашивать?
– Это какой такой дом в лесу вы искать надумали, Лара Николаевна? – вмешался вдруг Федька.
Он проверял упряжку и делал вид, что совсем не слушает разговоры. Но тут, видно, не удержался.
Подобно Галке, Федька был парнем словоохотливым – говорить с ним всегда легко да весело. Только, давая фору той же Галке, он являл собою того еще пройдоху. Лукавый, вороватый, вечно искал, где бы и как подзаработать. А просаживал все в кабаках.
Вспомнилось Ларе и та история, когда они с Коном влезли в усыпальницу. Ведь Федька и был заводилой в той компании мальчишек, что подбила Кона на то безрассудство! Громче всех хвастал, что бывал на похоронах Ордынцева, а потому видел цвет его сюртука. Ежели Федька не соврал, то и впрямь должен бы хоть что-то слышать о Маре…