– Нет… кажется.
– Оттого я и говорю, что он странный. Он что-то скрывает. Впрочем, не знаю, что хуже: то, что он вам, возможно, лжет, или то, что зарабатывает на жизнь пером. Это крайне ненадежный способ заработка, должна я отметить.
Лара, устав слушать, неожиданно вспылила:
– Ох, вы все на свете меряете прибылью – даже любовь!
Сказав, она сама поняла, как смешно это звучит. Подумала, что Дана сейчас рассмеется и раз и навсегда сочтет ее наивной дурочкой, недостойной своей дружбы.
Однако Дана и сама как будто смутилась. Но спорить не стала:
– Жизнь научила меня быть практичной. Ежели в семье будут водиться деньги, то будет и лад, и любовь меж супругами. Пусть не сразу, но погодя обязательно будет. Вечная же нужда, Лариса, убьет всякую, даже самую сильную любовь. А впрочем… не стоит мешать брак и любовь – это разное.
Час был поздний, за окнами давно стемнело. Когда последние угли в камине начали гаснуть, Дана стряхнула на них горку пепла из блюдца и пожелала доброй ночи.
Наверное, Дана все-таки обиделась, потому пожелания ее прозвучали натянуто.
– Спасибо вам, что приютили, Даночка! – тотчас вскочила и Лара. Она потянулась и порывисто поцеловала Дану в щеку. – Ежели б не вы, мне, наверное, пришлось ночевать на берегу, в лодочном сарае. И не думайте, я вовсе не считаю вас меркантильной… я это сгоряча сказала. У меня никогда не было ни сестер, ни подруг. Была Галка – но какая из нее подруга? Потому я очень дорожу вами, Даночка. Я для вас что хотите сделаю!
– Пустое… – Взгляд Даны, холодный, как у Снежной Королевы, чуточку потеплел. – Оставайтесь сколько угодно, Лариса. Я рада, что вам понравился дом.
Забавно, но Дана в самом деле смутилась. Лара же, закрыв за нею, прислушалась к себе и поняла, что она совершенно спокойна. «Что хотите сделаю». Нельзя давать подобных обещаний, и Лара бы этого ни за что не сказала, если бы знала, что Дана ничего не попросит. Она само благородство эта Дана – конечно, не попросит.
Хотя Лара и впрямь была безмерно благодарна ей – и за кров, и даже за этот разговор, против воли заставивший ее задуматься.
* * *
Несмотря на поздний час, Лара настежь отворила окно, дабы выветрить из комнаты папиросный дым. Сама с удовольствием вдохнула свежий ночной воздух – и только сейчас поняла, что окна ее смотрят аккурат на «Ласточку».
Забавно. Прошлой ночью она заливалась слезами, с тоской смотрела на усадьбу и знать не знала, что будущую ночь проведет уже здесь. Спохватившись, Лара рукою нырнула в карман юбки – за медальоном. Вот оно, ее сокровище. Ворон в свете луны был особенно хорош – это он принес ей удачу, несомненно.
Убрав медальон, Лара снова нашла глазами свой старый дом. Интересно, тоскует ли по ней матушка хоть немного? Да нет, если и тоскует, то напоказ – а в глубине души рада, что, наконец, избавилась от лишнего рта.
А вот Дмитрий Михайлович наверняка тоскует. Жаль, что Джейкоб не позволил дождаться, пока он придет в себя. Не позволил даже записки оставить, все торопился.
Лара хотела, чтобы господин Рахманов приехал сюда, за ней. Очень хотела. И, жадно выискивая глазами то самое окно – его окно – беззвучно звала.
– Приходи за мной…
Глава 14. Сказка про Ворона и Ласточку
В усадьбе господ Ордынцевых Лара проснулась куда раньше обычного. Всю ночь ворочалась и не могла успокоиться, а когда, наконец, забылась – ей снова приснился пожар, из которого ее спасла женщина с крепкими и сильными руками.
Лара опять не сумела разглядеть ее лицо.
Хотя, казалось, как никогда была близка к этому. Всего лишь поднять голову, всего лишь заглянуть в глаза…
Отчего-то Лара надеялась, что сей навязчивый сон оставит ее, как только она вырвется из-под тиранической опеки мамы-Юли. Но нет. Ничего не изменилось… и едва ли изменится.
После Лара долго глядела в окно на «Ласточку» и ей-богу едва удержалась, чтобы тотчас, без промедлений, бежать туда, домой. Покаяться во всем перед матушкой и надеяться, что она не станет наказывать ее слишком строго.
В конце концов, дом это дом. Дома все привычно, знакомо и есть хоть какая-то уверенность в завтрашнем дне. А то, что затеяла Лара, было безумством чистой воды! Сегодня она поняла это особенно четко.
Но потом взгляд ее упал на медальон с ласточкой, оставленный на ночь на прикроватном столике. Лара взяла его в руки, привычно спрятала в карман юбки и… решила повременить с возвращением хотя бы несколько дней.
А покамест найти перо и бумагу, дабы написать матушке обстоятельное письмо с запоздалой просьбой позволить ей погостить у Ордынцевых.
* * *
Дом еще спал, разумеется. Господа Ордынцевы – настоящие аристократы и вставать раньше полудня не привыкли, потому Лара чувствовала себя неловко, путешествуя по темным коридорам в одиночку. Будто вор, который обманом проник в жилище к честным людям.
Большинство дверей, впрочем, оказалось заперто. В том числе и проход в галерею, соединяющую с вожделенной для Лары башней.
«Это чтобы любопытные девицы, вроде меня, не шастали», – подумала Лара и смирилась на некоторое время.
Письменные принадлежности она отыскала в библиотеке. А закончив с письмом, не удержалась, чтобы не оглядеться здесь. Дело в том, что у стены, рядом со связками не разобранных книг, стояло нечто завернутое в холстину и по виду напоминающее портрет. Лара даже догадывалась, чей именно портрет…
Она не ошиблась. Неизвестный художник запечатлел Николая Ордынцева, когда ему было не более тридцати. Одетый по моде восьмидесятых годов, с темными кудрями, смуглой кожей и тонким орлиным носом.
«Такой взгляд, что «Ух!..» – Лара тепло улыбнулась, вспомнив рассказы няньки-Акулины о покойном графе.
Глаза у него и правда были чудесные – жгуче-карие, как у Александра Наумовича, в обрамлении длинных черных ресниц. Увы, совсем непохожие на Ларины собственные глаза, мутно-зеленые и вечно удивленно распахнутые.
Однако… – Лара задумчиво наклонила голову вбок, – Александр Наумович вовсе не умеет смотреть столь пронизывающе. Так, что сердце замирает на миг, а потом начинает бешено колотиться в груди.
Лара не сдержала шумного вздоха: так умеет смотреть лишь один из ее знакомцев. Дмитрий Михайлович.
Она села прямо на пол и развернула портрет поудобнее – не почудилось ли? И вскоре уговорила себя, что все же почудилось. У Дмитрия глаза холодные, серые, а кожа бледная, как у тяжело больного. Они ничуть не похожи внешне. Похожи лишь этим вымораживающим всю волю взглядом.
Или же Лара окончательно помешалась на персоне Дмитрия Михайловича, и его глаза мерещатся ей всюду…
* * *
Вчера за ужином, скромным и собранным абы как, Александр Наумович успел рассказать, что рабочие покамест успели привести в божеский вид только главное здание усадьбы. В пристрое же, где располагались хозяйственные помещения и огромная кухня до сих пор стучали молотками, грозя разбудить господ. Пристрой был двухэтажным, куда более классического вида. С главным домом он соединялся посредством перехода из маленькой летней кухни на первом этаже, где наспех нанятая кухарка нынче стряпала завтрак.
Женщина оказалась занятой и неразговорчивой – Лара даже не посмела стащить свежую булочку с ее противня. Поскорее ретировалась, решив скоротать время до завтрака прогулкой. И с горечью вспоминала, как Матрена, кухарка из «Ласточки», сама выбирала ей круассан порумянее, называла ее птичкой и все старалась подкормить… Теперь уж это в прошлом.
Снаружи дома, правда, делать тоже особенно было нечего. Парк, давно по пояс заросший травой, с сухими кустарниками и почерневшими от старости абрикосовыми деревьями, совсем не манил прогуляться по аллеям. Едва удалось найти на ветках пару второсортных абрикосов с подпорченными бочками – в «Ласточке» такие сбрасывали в компостные ямы для перегноя. Однако нынче, порядком проголодавшаяся, Лара обрадовалась и им.
А скамейка, на которой Лара с теми абрикосами расположилась, смотрела аккурат на башню Ордынцевской усадьбы. Ну как здесь устоять? Низенькая дверь у подножия башни манила к себе необыкновенно.
Покончив с легким своим завтраком, Лара заложила руки за спину и раза два прогулялось вокруг. Как будто просто так, не имея в виду ничего такого. Изредка быстрыми опасливыми взглядами осматривалась – нет ли кого? Кажется, нет. Только в пристрое стучали молотками рабочие, но часть двора близь башни была пуста и безлюдна.
«Одним лишь глазочком посмотрю, – решилась она подойти к заветной дверце. – Я мечтала о том с детства! Сама себе не прощу, ежели упущу возможность!»
Лара еще раз осмотрелась и как будто невзначай взялась за проржавевшую ручку. Потянула сперва легонько – дверь не поддавалась. Потом напряглась и потянула сильнее – с тем же успехом. Тогда Лара наклонилась к замочной скважине и, как и задумала, одним глазом заглянула в замочную скважину.
И тотчас вздрогнула, услышав смех прямо над головой.
Мистер Джейкоб Харди, собственной персоной, облокотился на перила и глядел на нее из галереи второго этажа. Как раз оттуда, где, по расчетам Лары, должен был быть второй вход в башню.
– Право, Лариса, я знал, что вы ни за что не упустите возможность попасть в башню, – смеялся он.
Смеялся без издевок – столь добро и искренне, что Лара тоже смущенно улыбнулась.
– Открою вам секрет: я и сам сгораю от любопытства, – крикнул он вниз. – Поднимайтесь скорее – глядишь, вместе да справимся.
Джейкоб не шутил на этот раз, и Лара, подумав лишь мгновение, кивнула и поспешила к лестнице.
Оказалось, что дверь из галереи тоже запрета, однако подготовился Джейкоб куда основательнее Лары. Расчистил пыль и строительный мусор возле двери, принес табуретку для себя и стул с мягкой обшивкой для Лары. А также низенький столик, на который поставил светильник и целую сумку рабочих инструментов.
В настоящее же время он занят был тем, что поочередно вставлял в замочную скважину ключи из здоровенной связки.