– Что же произошло меж вами? Вы дружили и поссорились?
Джейкобу расспросы были неприятны. Не спросив разрешения, он переступил с ноги на ноги, поворочал головой и оттянул ворот сорочки, будто тот его душил. С неподдельной тоской обратил взор в сторону моря – Ларе даже показалось, что он передумал насчет портрета. Она и сама уже не смотрела на холст.
– Наверное, я и впрямь виноват перед ним, – через силу признал Джейкоб. – Втянул его в одно отвратительное дело, о чем сам тысячу раз пожалел.
– Из-за этого дела вы и не ждали встретить его живым и невредимым?
Но Джейкоб не ответил, продолжая морщиться солнцу и вглядываться за горизонт. Лара сперва подумала, что он просто не хочет смотреть ей в глаза – но потом увидела, что там, далеко над водами, беспокойно кружат птицы с длинными раздвоенными хостами. Не вороны – ласточки.
– Отчего бы вам не поговорить с господином Рахмановым откровенно? – она обтерла руки о тряпку и решилась подойти. – Он вовсе не злой человек. Если вы и впрямь виноваты и раскаиваетесь, он простит.
Джейкоб хмыкнул. Окончательно ушел в тень, прислонившись к стенке лодочного сарая – и Лара последовала его примеру.
– Видите ли, Лариса, все куда сложнее, чем вы думаете. Рахманов – он не вполне человек.
Лара вскинула брови в немом вопросе, а Джейкоб объяснил:
– Вы и сами видели там, возле усыпальницы, что он может сделать одним лишь своим взглядом. Он подчиняет себе волю людей полностью, беспрекословно. Он может сделать с вами, Лариса, все что захочет – а вы даже не поймете, что этого хочет он, а не вы. Нет, он не человек.
– А кто же?.. – Лара судорожно пыталась понять – не бредит ли он? Не бредит ли она сама?
Но Джейкоб не выказывал никаких признаков сумасшествия. И Лара отлично помнила, как тогда, на кладбище, Дмитрий своим вымораживающим все живое взглядом велел ему отпустить ее руку и отойти.
На вопрос ее Джейкоб снова не торопился отвечать – наблюдал за ласточками.
– Милые птахи, – не к месту заметил он. – Вы знаете, кто такие ласточки, Лара?
– Милые птахи? – неуверенно спросила она, пытаясь собрать разлетевшиеся как осколки мысли.
– Нет, не только. Есть легенда, Лариса, что после сотворения мира ключами от Рая владел Ворон. Однако его громкое карканье тревожило души мертвых, и тогда Бог повелел Ворону отдать ключи Ласточке. Ослушаться Ворон не посмел, но один ключ все же оставил себе. Утаил. Этим ключом он и его собратья отпирают потайную дверцу в Рай. Или Ирий, как называли его славяне. Считается, что Ворон может как провести, так и вывести из райских кущ душу в мир живых.
– А Ласточка?..
– А Ласточка должна вернуть заблудившуюся душу туда, где ей положено быть. На то она и владеет ключами. – Джейкоб хмыкнул: – Говорят, и хвост у ласточки раздвоенный оттого, что Ворон со злости вырвал из него перья.
– Бедная ласточка… Зачем же Ворону уводить души из райских кущ?
– Ворону – незачем. Ворон только проводник. Хранитель и вместилище души до той поры, пока она не найдет себе новое пристанище в мире живых.
– Что значит, найдет новое пристанище? Заберет себе чье-то тело?
– Случается и так. Потому душа всякого умершего, Лариса, должна отправиться в мир мертвых. Обычно все так и бывает… Если кто-то, нежелающий отпускать душу, не применит чёрную магию.
– Какой ужас… – Ларе и впрямь было не по себе. Вдвойне не по себе, оттого, что эти самые вороны огромной черной стаей кружили теперь не только над смотровой площадкой, но и над их головами. – Я одного не пойму, Джейкоб, к чему вы мне это рассказали? Ведь я спрашивала вас о Дмитрии Михайловиче, а не о ласточках или воронах. При чем здесь Дмитрий Михайлович?
Собирался ли Джейкоб объяснить? Этого Лара не узнала: гортанное карканье ворон вдруг стрелою рассек женский вскрик, полный такого отчаяния, что она вмиг обо всем забыла.
Насторожился и Джейкоб.
– Это со смотровой площадки. Вот же… так и знал, что не к добру это! Лара оставайтесь здесь, не ходите! – Он бросился наверх той же тропкой, что они сюда пришли.
Но Лара его не послушалась, конечно.
Помедлив лишь минуту, она взбежала следом – и к ужасу своему поняла, что кричала Анна Григорьевна. Она не упала, слава богу, нет. Должно быть, господин Ордынцев подоспел вовремя и помог выбраться: нынче женщина рыдала, уткнувшись ему в плечо.
Или же… Лара не могла взять в толк, отчего Анна Григорьевна так убивается да снова и снова пытается подойти к краю площадки. И туда же, вниз, на камни, смотрит, почернев лицом, Джейкоб…
И вороны. Не зря они кружили, действительно не зря.
Невесть откуда в Ларе взялась эта решительность, но она смело направилась туда, к Джейкобу. Не ожидала только, что в этот миг словно из-под земли вырастет перед ней Дмитрий Михайлович и решительно перегородит дрогу.
Одет он нынче был не в привычную клетчатую тройку, а в темно-зеленый мундир с шашкою на боку и кобурой на поясе, в которой Лара угадала наличие самого настоящего револьвера.
– Не надо вам туда идти, Лара, – сказал он так, что ослушаться было невозможно.
Вслед за Дмитрием к смотровой площадке уже подтягивались и другие офицеры в зеленых мундирах.
О своей к ним принадлежности Дмитрий пояснить ничего не стал – и без слов все было ясно. Но причину он все-таки назвал:
– Убили человека. Госпожу Щукину.
Глава 15. Последствие истории со шляпкой
После того как тело Щукиной увезли, начальник сыскной полиции Тихоморска, господин Горихвостов, вынудил Александра Наумовича пригласить всех в дом под предлогом необходимого разговора.
Еще тогда Ордынцевы вместе с Ларой, не сговариваясь, решили ни за что не отпускать Анну Григорьевну в пансионат хотя бы до следующего утра. Несчастная женщина места себе не находила и беспрестанно ударялась в самобичевания – нельзя ей нынче быть одной.
В смерти госпожи Анна Григорьевна винила себя.
– Еще вчера ведь следовало обеспокоиться, когда madame к ужину не вышли и в спальную меня впустить отказались. А я значения не придала – думала, госпожа обозлились на меня, да и все… – Насквозь промочив платочек слезами, Анна Григорьевна отвечала на вопросы полиции в столовой Ордынцевской усадьбы.
– Это за что же госпожа Щукина была на вас зла? Вы ссорились? – въедливо поинтересовался Горихвостов.
Тогда-то с негодованием вмешался Александр Наумович:
– О покойниках худо не говорят, да уж проще отыскать, с кем госпожа Щукина не ссорилась!
Вопросы Горихвостова и его явные подозрения ему совершенно точно не нравились. Ларе же не нравилось, что, случайно или нет, Ордынцев растирал левую половину груди под сюртуком. Неужели сердце? Дану, его дочь, однако, это не насторожило. Бледная, спокойная, занятая собственными мыслями, она очень ровно держала спину и лишь изредка бросала быстрые взгляды на жениха. Что касается Джейкоба, то он, ничего не замечая и даже, кажется, не слыша, все это время тяжело из-под бровей смотрел на одного-единственного человека. Господина Рахманова.
Дмитрий же Михайлович направленных на него взглядов не чувствовал. Так, по крайней мере, казалось. Он проигнорировал предложение сесть и остался у дверей – откинул голову, упершись затылком в стену, и прикрыл глаза, будто дремлет.
Лара, притаившись в противоположном углу столовой, наблюдала за всеми поочередно. То, что случилось на смотровой площадке, было ужасно и невероятно. Однако, прислушиваясь к себе, она понимала, что ничего не чувствует к несчастной глупой Щукиной. Лара даже не была уверена, что жалеет ее. В связи с произошедшим она ощущала, скорее любопытство, нежели волнение или страх.
Только немного беспокоил Ордынцев.
– Что вы, что вы – никаких ссор! – пылко заверила тем временем Анна Григорьевна. – Madame всегда были добры ко мне. Это моя вина, это я допустила промах. Сперва слишком долго беседовала с господином Рахмановым, чем вызвала раздражение madame, а после так и не сумела найти шляпку…
– Шляпку? – нахмурился Горихвостов. – Какую еще шляпку?
Краем глаза Лара отметила, как Дана вздрогнула – и снова застыла с маской безразличия на лице.
– Madame в тот день потеряли шляпку, – Анна Григорьевна постаралась собраться. Всхлипнула в последний раз и стала рассказывать подробно и обстоятельно. – Ветром унесло, должно быть. Вот они и накричали на меня да велели идти искать – мол, покуда не найду, на глаза не появляться. Потому я не удивилась, что перед сном madame отказались меня впустить, дабы я помогла переодеться. Спохватилась уже на утро, когда madame и завтракать не вышли. Со вчерашнего дня, с четырех часов, никто madame не видел, как выяснилось. Сперва я в пансионате о ней спрашивала, потом на пляже – там и с Александром Наумовичем столкнулась. Уж потом мы вместе догадались на смотровой площадке поискать…
Анна Григорьевна снова прижала платочек к лицу, не желая показывать слез. На сей раз господин Ордынцев не стерпел – в гневе обрушился на Горихвостова:
– Имейте же сострадание! Позвольте даме хотя бы прийти в себя! Дмитрий Михайлович, голубчик, хоть вы скажите что-нибудь!
Дмитрий открыл глаза, и Ларе почудилось, что он нарочно избегает встречаться с ней взглядом. Вмешиваться в разговор он и теперь не стал.
– Полиция не имеет времени для состраданий! – веско заметил Горихвостов. – Погиб человек. По-видимому, это произошло вчера поздним вечером. У меня и к вам, любезный, имеется ряд вопросов. – Колко, так, что у Лары похолодело на сердце, он уставился на Александра Наумовича. – Настоятельно прошу вас как можно более точно припомнить, где вы были прошлым вечером с десяти часов до полуночи.
Обращение «любезный» и Лару разозлило, а лицо Александра Наумовича тотчас пошло красными пятнами. Но Даночка по-прежнему ничего не видела, и тогда Лара, беспокоясь, как бы не наговорил Ордынцев лишнего, пересекла столовую, чтобы стать подле и с теплотой положить ладошку ему на плечо. Тот в благодарность накрыл ее руку своею и легонько погладил.