И до сих пор помнила обиду, детское невыплаканное горе – когда поняла, что женщина обманула ее.
Она оставила Лару на сорок второй ступеньке лестнице и подтолкнула вниз:
– Уходи! Сейчас же!
Она кричала и приказывала совсем не так, как та, другая. Лара слышала в ее голосе слезы, когда та отдавала приказ.
Но Лара не сбежала. Не смогла. Плакала, звала ее и смотрела, как она уходит туда, где огонь уже сожрал все живое. Зачем она идет вперед? Разве не видит, что там нет выхода, только огонь и смерть?
Лара до сих пор помнила, куда она ушла. Размазала по щекам накатившие слезы, оставила ненужный фонарь и поднялась на ноги, чтобы снова подойти к каменному Ворону.
Ежели надавить на скульптуру, попытаться утопить в пол ниши каменную птицу – то в стене башни сей же миг сработает механизм. Ниша медленно и со скрежетом обернется вокруг своей оси, и в следующий оборот покажет внутри себя уже не Ворона – а лестницу, крутую и почти вертикальную.
Об этом знала женщина, спасшая Лару, и об этом теперь знала сама Лара.
Словно в трансе или забытье она проделала все, чтобы открыть потайную лестницу и ступила на первую ее перекладину, уже видя над головой открытое небо, полное звезд.
Она собралась поставить и вторую ногу, когда – услышала позади шаги. И обернулась с коротким вскриком.
Это была Дана Ордынцева – неужто проследила за ней?.. Не успела Лара об этом подумать, как Дана уже бросилась к ней. Больно вцепилась в локоть:
– Снова ты?! Так я и знала! – зло прошипела Дана.
– Отвяжись!
Должно быть, от неожиданности Лара весьма ловко развернулась и пихнула Дану в плечо. Да не слабо. Та попятилась и, в конце концов, упала.
Лара в жизни никого не била. Даже в детстве, в глупых ребяческих играх. Малейшее проявление грубости с чьей-то стороны, едва повышенный голос – и она впадала в панику, каменела на месте. На глаза накатывали слезы, и Лара тотчас бежала под защиту няньки-Акулины.
И сейчас бы ей перепугаться, извиниться, помочь Дане встать…
Однако Лара, хладнокровно поправив стянутый Даной рукав, вернулась к нише-лестнице, скоро и уверенно взбежала наверх. Была бы хоть какая-то дверь или крышка, Лара непременно захлопнула бы ее, спасаясь от разъяренной Даны – но о том строители дома почему-то не позаботились.
И лишь там, на крыше, под открытым небом, Лара поняла, что сама себя загнала в ловушку. Других лестниц, дверей, переходов здесь не было – круглая открытая площадка и зубчатая стена башни, ее огораживающая. Не очень-то высокая стена. Не считая зубьев, она едва доходила Ларе до пояса.
В центре же площадки имелось небольшое длинное возвышение, вроде каменного стола… только это был не стол. Скорее, ложе. Вся его поверхность оказалась испещрена мелкой убористой вязью – символами, перевода которым не было ни в одном известном Ларе языке. Лишь вязь по периметру, самую крупную и выщербленную особенно глубоко, Лара узнала. Этот же рисунок был начертан по кругу ее медальона.
А в изголовье ложа имелось углубление, где находился совсем не почерневший от времени кинжал с длинным трехгранным лезвием и массивной рукояткой, увенчанной свирепой оскалившейся звериной головой.
Это был не стол. Это алтарь.
Лара попятилась, пока не прижалась спиною к зубьям стены. Ей казалось, что она даже видит бурые потеки крови на сером камне. Она знала, что это невозможно, дожди давно смыли бы любую кровь… но она все равно их видела.
Замерла, в ужасе уставившись на алтарь, и Дана. Напрасно она забралась следом. Совершенно напрасно.
– Что это? – спросила та, едва шевеля губами.
– Алтарь. – Лара подивилась ее недогадливости. – Разве вы не знали, что вашего дядюшку, Николая Ордынцева, убили в замке. Именно здесь его и убили. На этом самом месте.
– Кто убил?..
– Я бы на вашем месте лучше спросила, чем его убили.
Лара почувствовала, что снова падает в забытье – как там, на лестнице. Однако весь ее страх, тяжелыми цепями прежде сковавший тело, как будто отступил разом. Позволил вздохнуть легко, как никогда прежде, и уступил место полному безразличию к тому, что происходит вокруг. Происходить все будет так, как захочет Лара. Только это она и знала.
Она сделала несколько шагов к алтарю – осторожных, но не робких. И взяла кинжал. Массивная рукоять уместилась в ладони удивительно уютно. Лезвие сияло, будто только что из кузницы, а острое окончание, не толще швейной иголки, искрилось, поймав отсвет полной луны.
– Красиво… – Лара любовно провела пальцем по ребру лезвия, уже не столь острому. – Таким, наверное, и впрямь удобно разломать ребра и добраться до сердцевины. А вот резать им будет сложновато…
Лара перевела взгляд на бывшую подругу. Дана сейчас выглядела поистине жалко – ее била крупная дрожь, и она жалась к стене. То и дело бросала взгляды на лестницу, от которой, по глупости своей, отошла достаточно далеко. Но бежать не решалась – изображала гордячку, как всегда.
Изображала, впрочем, недолго. Она вдруг набралась смелости и – отчаянно бросилась к спасительной лестнице. Не успела, дорогу ей проворно перегородила Лара. Дана вскрикнула, показывая себя настоящей истеричкой:
– Что ты делаешь? Не подходи!
Лара ее почти не слышала. Мыслями она была далеко, в том счастливом будущем, где не будет этой во всем мешающей девицы. Там, где Александр Наумович зовет ее дочкой, не опасаясь, что несносная Даночка обидится; где он женится на доброй Анне Григорьевне, и у Лары появится все, чего она долгие годы была лишена – любящая семья. И не просто любящая, а состоятельная. Ведь этот американский миллионер, Джейкоб, он без ума от нее! И он сам бросит к ее ногам все возможные земные блага…
– Лара! Остановись, не делай этого… – Лара вздрогнула, услышав окрик Рахманова.
Обернулась на лестницу в полу – да только там никого не было. Голос как будто прозвучал в ее голове. Но еще более Лару удивляла Дана, которая пятилась от нее, как от чумной, покуда не споткнулась и не завалилась спиной на каменное ложе. Боялась она клинка, который Лара сжимала в руке.
Лара не помнила, как взяла его в руки. Не помнила, зачем его взяла. А осознав – зачем – вскрикнула и отбросила его в сторону, как ядовитую змею.
Диковинный ритуальный кинжал не иначе как чудом, угодил точно меж зубцов башенной стены – и тяжело упал вниз, в темноту ночи.
– Даночка… Дана, простите, ради бога… я не знаю, что это было!
Лара на негнущихся от страха ногах бросилась к ней, помогла подняться. Дана, бледная и вялая, не противилась – казалось, она вот-вот лишится чувств. Она даже поблагодарила Лару, совсем не отдавая себе отчета. Лара увидела, что та пришла в себя, лишь когда глаза Даны снова расширились в ужасе. Но нет, она смотрела тогда не на Лару – куда-то мимо ее плеча. А потом выше и выше…
Лара повернула голову очень медленно: сил не осталось на бурные эмоции. И то, что она увидела в темном, усыпанном звездами небе, даже не слишком удивило ее.
Это был дым. Черный, густой, будто отголосок пожара. Щедро перемешанный с серебряной искрой. Лара уже видела этот дым. Однажды – перед тем, как он обрушился на голову мальчишки-вора.
Понимая, что будет дальше, Лара крепче ухватила за руку Дану, и так вцепившуюся в нее мертвой хваткой, а после – за узорчатый край каменного ложа. Лара была готова. Медальон ли был ей помощником, или же просто не осталось сил бояться – она знала, что не отпустит Дану, даже если ее станут резать по живому.
Черный дым словно подслушал ее мысли – невероятно, но он начал рассеиваться. А потом и вовсе уплыл вниз…
– О, Боже мой… ты видела это? Ты видела? – всхлипнула рядом Дана.
Глупая, она думает, все закончилось.
Когда дым тяжелой тучей повис над башней во второй раз, Лара заметила его не сразу. Она его видела – но все ее внимание было сосредоточенно теперь на том самом кинжале, который она собственной рукой выбросила за стену башни. Кинжал медленно и неотвратимо поднимался снизу, будто его подталкивали потоки воздуха, поднимался – покуда не застыл на уровне глаз обеих девушек.
Он медленно и плавно покачивался в черно-серебряном дыму, будто на волнах. Будто был живым существом и решал, на кого из двоих обрушить свою мощь.
Но Лара знала, кого он выберет. Не ее – Дану.
Кинжал провернулся вокруг своей оси медленно, ловя начищенными гранями отблески полной луны и, словно выпущенная стрела, – полетел.
За миг до этого Лара толкнула подругу в сторону. Она не рисковала собой – знала, что кого-кого, но ее он не ранит. Ни за что! Кинжал и впрямь на полпути вдруг замедлил свой ход, дернулся в сторону, ослабел… и вошел в Ларину плоть как будто на излете.
Лара не носила корсетов, к сожалению. Несмотря на все упреки мамы-Юли.
* * *
Лезвие лишь царапнуло. Так Лара думала, по крайней мере, потому как даже боль была не особенно сильной. Только слабость накатила такая, что Лару буквально придавило к каменной плите алтаря. Лара пыталась подняться на ноги, опиралась на холодный камень – но руки дрожали и скользили, размазывая по витиеватым символам ее собственную кровь.
Лара сама себе не поверила, когда почувствовала все же, что стоит на ногах… Впрочем нет, она не стояла. Больше висела на плече Даночки – той самой Даночки, которая недавно еще грозилась Лару убить. Теперь она, хрупкая и нежная, сжав зубы, тащила Лару на себе прочь с крыши. Лара не знала куда. И не интересовалась этим. Сознание то гасло, то яркими огненными вспышками возвращалось, и тогда она видела то Дану, то Джейкоба. Совсем не видела Дмитрия Михайловича, и даже не слышала его голос – от этого было горше всего.
Не Дмитрий – Джейкоб в какой-то момент подхватил ее на руки. Именно он твердил ей, что все будет хорошо и упрекал, что одна пошла в башню.
Джейкоб уложил ее на спину прямо на ковер в комнате. Не позволил сложиться пополам, когда это виделось единственным способом облегчить боль. Однако Джейкоб положил теплую ладонь Ларе на лоб – и это как будто чуточку помогло. Теперь уж она ясно видела его лицо.