— Змея! Низкая тварь, которая родилась мне на погибель.
— Опять не права. Может быть, на ее месте мы поступили бы точно так же, хотя то, что она сделала, очень жестоко!.. Однако из нас троих больше всего любит мужа она, а ты знаешь, что за человек Нахалингам! После его ареста она осталась на улице, с грудным младенцем на руках. Но она не отчаялась и от мужа своего не отказалась. Она готова его ждать не семь лет, а целых семь веков. Вчера я встретила ее в сиротском приюте. Еле узнала. Гордость ее сломлена: видно, бедняжка испытала много горя. Мне даже стало жаль ее.
— Как же ты советуешь мне поступить? — тихо спросила Амбуджам.
— Жизнь коротка, дорогая. Не теряй времени попусту: возвращайся в Малли Тоттам и помирись с мужем. Вот тебе мой добрый совет… Да и малыш, наверное, очень скучает по папе! — сказала Чандра, передавая подруге сына.
Амбуджам ничего не ответила, но слова эти заставили ее призадуматься.
43
Наступила весна. «Никогда еще не был так дивно хорош Ажахармалей, как в эту пору!» — думала Чандра. Она стояла у окна и смотрела, не идет ли муж. Но глаза ее невольно обращались на голубые горы, на небо, пронизанное алым блеском заката. Во всей природе, казалось, была разлита радость. Это же чувство переполняло и сердце Чандры.
В этот день она получила письмо от Амбуджам. «Я вернулась к нему, — писала подруга. — Спасибо тебе: ты предотвратила большую беду. Мы снова счастливы!»
Амбуджам — слабая женщина, чуть не погибла; но, слава богу, все обошлось благополучно, радовалась Чандра.
Вернувшись домой, Джаханнадан был удивлен: жена его напевала какой-то бодрый мотив и смотрела на него сияющими глазами.
— Что с тобой? — спросил он, принимая от жены чашку чая. — Ты чего так развеселилась?
— А отчего не повеселиться?
Джаханнадан достал из кармана конверт.
— Сегодня получил письмо от твоего свекра. А тебе написала мать.
— Говорите: не мой свекор, а папа, наш папа, — поправила мужа Чандра.
В своем письме Нахараджаййар извинялся перед сыном и просил его вернуться — только тогда его старое сердце обретет покой. Чандра даже не ожидала от него такого смирения. Еще больше тронула ее записка Камакши Аммаль. «Очень скучаю по тебе, Чандра, — писала свекровь. — Приезжай!.. Все твои украшения мы выкупили и хотим видеть их на тебе». В конце она грозилась нагрянуть сама, если они задержатся.
— Пойдем к роднику, — сказала Чандра мужу. — Прямо сейчас, а то скоро стемнеет.
Она зашла к себе в комнату и вернулась, одетая в пудавей ярко-алого, гранатового цвета. Когда она предстала перед мужем в этом наряде, с кувшином на бедре, глаза у него вспыхнули восторгом. За то время, что они прожили в Ажахармалее, Чандра словно расцвела, тело ее налилось, окрепло и дышало здоровьем.
Дорога шла через маисовые поля. Чандра резвилась, как дитя. Ее восхищала всякая малость.
— Посмотрите на эту птицу! — кричала она. — Какое красивое оперенье — желтое, голубое.
— Тебе бы такой пудавей! — пошутил муж.
— Я бы вспорхнула и полетела.
— Куда же?
— Да никуда. Кружилась бы над Ажахармалеем.
— Ты его очень любишь?
— Да, — сразу посерьезнела Чандра. — Ведь я здесь счастлива.
— Но нас зовут в Малли Тоттам. Надо ехать.
— Ну что ж, в Малли Тоттам — так в Малли Тоттам. Но я никогда не забуду эти края. Обещайте мне, что мы хоть изредка будем приезжать сюда.
Когда они подошли к роднику, Чандра поставила кувшин на землю и уселась на обломок скалы. Джаханнадан примостился подле жены.
Как хороша была эта маленькая долина, затопленная светом и мраком!
— Чудесные цветы! — показала Чандра на кустарник.
Джаханнадан тотчас вскочил, сорвал гроздь и принес ей.
— Зачем вы это сделали! — слегка огорчилась Чандра. — Они были так красивы!
— Сейчас они будут еще красивее. — Джаханнадан нагнулся и воткнул цветы в ее волосы.
Чандра молчала, но даже в полутьме он хорошо видел, как пылают ее большие, широко открытые глаза.
Внезапно он положил ладонь на ее руку:
— Чандра! Я хочу задать тебе вопрос, который с давних пор мучает меня… Ты сказала, что счастлива здесь. Это правда?
— Да, — потупилась она.
Джаханнадан приподнял ее голову.
— Стало быть…
— Неужели вы не понимаете? — тихо сказала Чандра.
— Ты любишь меня? — воскликнул он, окрыленный, все еще не веря в свое счастье.
Чандра кивнула и спрятала лицо у него на груди. И вдруг всхлипнула.
А из-за гор выплывала луна; казалось, никогда еще не была она такой большой и яркой.
— Смотри, Чандра!
Луна поднималась все выше и выше; и как ее свет озарял мир, так и в их сердцах сияло нечто безгранично радостное, нечто такое, что было ведомо лишь им двоим.
Мулк Радж АнандГаури
Я предпослал моему роману строки из поэмы прославленного русского поэта девятнадцатого века Николая Некрасова «Кому на Руси жить хорошо». Я сделал это потому, что еще много лет назад прочел в переводе ту часть поэмы Некрасова, которая называется «Крестьянка», и роман мой во многом был навеян некрасовскими стихами.
Если в моей книге, как и в поэме Некрасова, много печального, это не оттого, что я утратил надежду. Нет, просто вокруг меня еще много отчаяния.
1
Пони, на котором восседал Панчи, неожиданно брыкнул задними ногами и так тряхнул жениха и его двоюродного братишку Никку, который был у него шафером, что чуть не сбросил их наземь. Панчи, украшенный по случаю свадебной церемонии гирляндой цветов, закрывавшей его великолепный розовый тюрбан и смуглое лицо, не мог разглядеть, что так напугало пони. Он почти совсем отпустил поводья, положившись на слугу лаллы[18] Бирбала, давшего ему напрокат пони, и теперь здорово испугался. Сердце его застучало, на лбу выступил холодный пот.
— Держись! — крикнул он Никке.
Но Никка никак не мог ухватиться своими маленькими руками за широкий пояс Панчи. Он съехал набок и пронзительно закричал.
Темнолицего южанина-конюха, словно в издевку, звали Сурадж, что, как известно, означает Солнце. Он журил пони ласково и одновременно насмешливо:
— Ну пошел же, Моти, пошел! Теперь мы уже недалеко. Кто знает, может быть, ты на своем пути еще встретишь кобылу, которая обрадуется тебе!
Однако Моти, всегда такой покладистый, теперь упрямо уперся передними ногами в мягкую землю проселочной дороги и отказывался идти вперед. Сурадж тщетно пытался сдвинуть его с места. Посмотрев вверх, он сначала решил, что Моти испугался высоких гор, маячивших впереди. Но потом он оглянулся назад и увидел бродячих музыкантов с барабанами и флейтами, которые только что заиграли свадебный марш.
— Перестаньте играть! — закричал Сурадж. — Лошадь не любит такой музыки. Не забывайте, что она принадлежит сахибу[19] Бирбалу.
По лицам участников свадебного кортежа, которые в повозках и пешком тянулись за женихом, пробежала тень беспокойства: нежелание пони идти вперед, когда до деревни невесты оставались считанные шаги, было плохим предзнаменованием. Некоторые из них уже шептались об этом и затаив дыхание следили за тем, как Анчи, балансируя всей тяжестью своего атлетического тела, пытается удержать равновесие на спине пони, который, казалось, решил превратиться в осла.
Хотя и не без труда, Панчи все же добился своего. Он уперся пятками в грудь Моти и натянул повод с одной стороны, отчего пони завертелся на месте. Впрочем, если даже это и не входило в намерения Панчи, он делал вид, будто именно таким путем хочет заставить пони подчиниться своей воле. Происшествие это очень взволновало Молу Рама, который беспокоился, вероятно, не столько о племяннике-женихе, сколько о своем сыне Никке.
— Эй! — закричал он громовым голосом. — Осторожнее!
Услышав этот окрик, пони снова начал брыкаться, но Сурадж утихомирил его, стукнув кулаком по морде.
Панчи обрушил на Сураджа и его пони поток отборных ругательств, и это настолько уязвило маленького темнокожего южанина, что он напряг все силы своего хилого тела, чтобы привести Моти к повиновению. Ему это удалось, хотя пони и продолжал время от времени брыкаться при виде колючих кустов, росших у дороги.
После этого свадебный кортеж без особых приключений двинулся дальше. Панчи мог считать, что ему повезло; не очень-то было бы красиво, если бы родственники и друзья невесты, ожидавшие жениха и его свиту у живописных руин при въезде в деревню, увидели, что он не может справиться со своим пони. Панчи успокоился и теперь сидел на Моти, гордо подняв голову, как и подобало в его положении.
Переговоры о свадьбе тянулись долгие месяцы. Трудность заключалась в том, что невеста была родом из древней деревни Большой Пиплан у подножия Гималаев, а выдавали ее замуж за человека из небольшой деревушки того же названия — Малый Пиплан, затерявшейся далеко в долине, около города Хошиарпура. К тому же Панчи, хоть и назывался независимым крестьянином и даже владел полутора акрами земли, был, в сущности, всего лишь безвестным сиротой, «якшался с низкородными» и, кроме этой земли, ничего не имел за душой. А его будущая теща Лакшми, тезка могущественной богини изобилия и богатства, рассчитывала заполучить для своей дочери совсем другого жениха, богатого и знатного. Этого же добивался и ее двоюродный брат Амру, который играл на свадьбе роль тестя — вместо покойного мужа Лакшми — и был отъявленным скупердяем, чего он, впрочем, и не скрывал.
Когда свадебный кортеж подъехал к воротам деревни, одетые в грязные желтые и голубые униформы оркестранты Большого Пиплана, которыми дирижировал Акбар Шах, грянули «Типперери», начисто заглушив писк флейт крохотного оркестра, сопровождавшего жениха. Моти снова натянул уздечку, и Панчи принялся уговаривать его: