Праздник миновал. Мисс Вайкери с Ванделером на другой же день вернулись в Лондон; Ивонна все утро просидела без дела у камина. Она пересмотрела все книги на полках, выбирая себе роман, и выбрала «Коринну», потому что это была французская книга. Но Ивонна была дочерью своего века, а дети века не ценят м-м де Сталь. Можно представить себе милую старушку в буклях и чепчике, любовно вздыхающую над «Коринной», вспоминая свое отрочество, пальцы в чернилах и клятвы в вечной дружбе, но… но, во всяком случае, не Ивонну. Ей нравился Жип. Последний еще нечитанный томик его лежал у нее в чемодане, наверху, но ей лень было сходить за ним. И потом, имя автора, чего доброго, могло бы шокировать м-с Уинстэнлей, которая за письменным столом у окна разбиралась в своей обширной корреспонденции.
— Кто их знает! У них такие странные предрассудки, — думала Ивонна.
Она уронила скучную «Коринну» на пол и стала глядеть в огонь. Несмотря на ее страх перед м-с Уинстэнлей, ей жаль было уезжать из Фульминстера. Эти дни жизнь ее шла так гладко и приятно; все так старались угодить ей. Связки несколько устали от всех этих репетиций. Хорошо бы отдохнуть подольше и не петь. Но в понедельник она была приглашена петь в концерте в Кристаль-Паласе, а во вторник придется уже возобновить уроки; а на дворе осень; в Лондоне дожди и туманы. Как славно было бы полентяйничать, не думать о зарабатывании денег и петь только тогда, когда захочется!
Она повернула голову и мельком уловила выражение лица своей хозяйки. Утренний свет, падавший прямо на это лицо, безжалостно подчеркивал мелкую сеть морщин под глазами, ввалившийся рот и грубость кожи. Ивонна поразилась, какая м-с Уинстэнлей старая и увядшая, — она писала своей сестре о глупости, которую намерен сделать Эверард, и это не могло придать особой мягкости выражению ее лица, — и невольно спросила себя: как бы она, Ивонна, чувствовала себя, если б у нее был такой вид? И содрогнулась. Да, пройдут годы, оставят свой след на лице и в душе, и она состарится и потеряет голос. Думать об этом было ужасно.
Когда Ивонна начинала хандрить, она все рисовала себе в мрачном свете, вызывая всевозможные пугала. Что она будет делать на старости лет? Джеральдина все время проповедовала экономию, но она ничего еще не отложила. Если завтра она потеряет голос, она не будет знать, чем жить.
Она грустно смотрела на огонь; лоб ее собрался весь в мелкие морщинки; ее положение представлялось ей очень жалостным и печальным. Но как раз в этот момент Брюс, пес м-с Уинстэнлей, поднялся с коврика у камина, подошел к Ивонне и положил свою голову к ней на колени, глядя ей в лицо большими печальными глазами. Ивонна вдруг расхохоталась, изумив и Брюса и его хозяйку, схватила собаку за шелковистые уши, поцеловала его в кончик носа и начала весело подтрунивать над ее меланхолией. Мрак рассеялся, и над Ивонной снова засияло солнце.
Вошел лакей.
— Каноник Чайзли желал бы на минуту повидать мадам Латур.
— Где каноник? — осведомилась м-с Уинстэнлей.
— В гостиной, мадам.
Ивонна быстро встала и подошла к своей хозяйке, которая поспешила прикрыть листом промокательной бумаги недописанное письмо.
— Сойти мне вниз?
— Конечно.
Ивонна сказала лакею, что она сейчас придет, и он ушел, а она поправила волосы перед зеркалом, украшавшим камин.
— Интересно знать, принес ли он мне обещанные старые провансальские песни.
— Будем надеяться, что принес, — сухо выговорила м-с Уинстэнлей.
— Ну, все равно: не это, так другое — у него всегда для меня есть что-нибудь приятное, — весело и беспечно молвила Ивонна.
Каноник ждал ее у камина, заложив руки за спину. На столике рядом лежали его шляпа и перчатки. Ивонна быстро подошла к нему с искренней радостью на лице. Он серьезно поздоровался с нею и задержал ее руку в своих.
— Мне надо поговорить с вами серьезно.
— Я в чем-нибудь провинилась? — спросила молодая женщина, поднимая на него глаза.
— А вот увидим, — усмехнулся он. — Присядемте.
Не выпуская ее руки, он усадил ее на диванчик, стоявший у камина, и сам сел рядом…
— Дело идет о вас, Ивонна, — можно мне звать вас Ивонной? — и обо мне. Ведь вы знаете, что я вам друг.
— И очень дорогой друг, каноник. Другого такого у меня нет. Если вы и побраните меня, я не обижусь.
Она смотрела на него так невинно, так доверчиво, что он умилился душой. Поистине, это жена, ниспосланная ему самим небом.
— Я пошутил, Ивонна. И разве я могу бранить вас, дорогая? Наоборот, я пришел к вам как проситель. Я люблю вас и мое заветное желание — видеть вас своей женой.
Солнечный свет погас в глазах Ивонны, сердце ее перестало биться; растерянно, недоумевающе она уставилась на каноника.
— Вы хотите, чтобы я…
— Ну, да. Разве это так странно?
— Вы, конечно, опять шутите… Я не понимаю… Она отняла у него свою руку и выпрямилась, крутя в руках свой носовой платок и трепеща всем телом. Это было так неожиданно. Она не верила своим ушам. До сих пор она даже не смотрела на него, как на мужчину. Правда, Джеральдина поддразнивала ее каноником, но она ни минуты не придавала этому значения. Выйти замуж за каноника Чайзли — это казалось ей невозможным, нелепым.
А, между тем, он просил, умолял. Она была подавлена тяжкой ответственностью, вдруг свалившейся на нее. Их разделяла в духовном смысле такая пропасть, и вот он спустился до нее и хочет вознести ее с собой на высоту. От одной мысли об этом у нее захватывало дух и голова кружилась.
— Я не тороплю вас с ответом, — услыхала она его голос. — Завтра, через неделю, через месяц, когда хотите. Подумайте. Я могу предложить вам честное имя, известный комфорт, свободу от всяких материальных забот, — благодаря Бога, средства мои позволяют мне это, — приличное положение в обществе и глубоко искреннюю привязанность. Я не требую ответа сейчас; хотите, я подожду неделю, месяц.
— Месяц не составит разницы. Мне и через месяц это будет казаться таким же странным, как теперь, — пролепетала Ивонна. И запнулась, захваченная вихрем своих мыслей. «Может быть, это жертва с его стороны: он так добр; он хочет обеспечить ее будущее…»
— Я не могу принять этого от вас, — прибавила она, по-видимому, без всякой связи с предыдущим.
— Но ведь я прошу об этом не для вас, а для себя, Ивонна. Вы мне нужны для того, чтобы внести радость в мой дом и в мою жизнь. Если вам некуда девать свою жизнь, Ивонна, отдайте ее мне ради моего счастья. Я уже много месяцев думал об этом, с волнением и тревогой. Я не из тех людей, которые легко относятся к любви и браку. Если я говорю: вы мне нужны, это значит, что я без вас жить не могу. Ведь вы же верите мне?
— Конечно, больше, чем кому бы то ни было…
Она молчала. Он обнял ее рукой за плечи и привлек к себе.
— Вы должны быть моей женой, Ивонна. Почему бы вам не сказать «да» теперь же?
Она была не в силах противиться крепкой воле и авторитету этого человека. Чего ради ему захотелось жениться на ней, этого она не могла постичь, но его просьба звучала приказом.
— Если я так нужна вам, я… я сделаю, как вы хотите, — прошептала она упавшим вздрагивающим голосом.
— Вы будете счастливы, дитя мое, — успокоил он ее. — Вам нечего бояться, я позабочусь о том, чтобы вокруг вас всегда светило солнце.
Он еще ближе привлек ее к себе и поцеловал в лоб, потом тихонько отпустил.
— Значит, вы даете мне слово?
— Да.
— Теперь посмотрите мне в глаза и скажите: «Эверард, я хочу, чтобы вы были моим мужем».
В его тоне была и влюбленность и самонадеянность счастливого влюбленного. Это немножко оживило Ивонну. Она как-то странно засмеялась, не то весело, не то горестно.
— О! Я не могу, не смею, это так непочтительно!
— Попробуйте. Ну, скажите: «Эверард».
Но Ивонна качала головкой.
— Я уж лучше попробую, когда буду совсем одна, попрактикуюсь.
Каноник засмеялся. Он был в эту минуту всем доволен. Ее скромность и невинность восхищали его. Хоть она и была замужем, в ней сохранился весь аромат девичества. Какое наслаждение обладать такой женщиной.
— Вы счастливы? — спрашивал он, беря ее маленькую смуглую ручку, лежавшую поверх другой на ее коленях.
— Я слишком испугана, чтобы чувствовать себя счастливой… пока, — мягко ответила она, робко поднимая на него глаза. — Я как-то не совсем понимаю… Полчаса тому назад я была бедной певичкой, а теперь…
— А теперь вы моя невеста и будущая жена.
— Вот этого-то я и не могу осмыслить. Все как будто перевернулось вверх дном. Нет, вы, правда, хотите этого, каноник Чайзли, правда? Вы так добры и умны: вы не позволили бы мне сделать что-нибудь такое, чего не надо делать.
— Доверьтесь мне вполне, Ивонна, и все будет хорошо.
Она встала и просто, но с достоинством протянула ему руку.
— Теперь я пойду к себе, мне надо подумать. Вы позволите? В другой раз я буду с вами сколько вы захотите.
Каноник проводил ее до двери, поцеловал ей руку, по-старинному, низко склонившись над нею, и с поклоном простился с нею, потом позвонил лакею и велел ему попросить в гостиную м-с Уинстэнлей. Он не любил откладывать серьезных дел в долгий ящик.
Из последующей беседы каноник вышел победителем. Сатирические замечания своей кузины он парировал под видом участия к ней не менее иронически. Если бы она не так открыто показала ему свое враждебное отношение к этому браку, он, быть может, пожалел бы ее за утрату престижа в качестве хозяйки ректората. Но теперь он находил, что она своими капризами утратила право на его сочувствие. К тому же, он твердо решил, что трое в доме верховодить у него не будут.
— Надеюсь, она сумеет расширить сферу вашей полезной деятельности, Эверард, как подобает доброй жене, — говорила м-с Уинстэнлей. — Она так неопытна в этих вещах. Не будьте к ней слишком строги.
— Я строг только к тем, кто не признает моего авторитета. Но тогда это долг, а не строгость. Разве вы когда-нибудь находили меня суровым учителем долга, Эммелина?