– Мне они нужны, – прошептала она.
– Нам тоже.
– Без их помощи я не смогу возделывать поле и носить овощи на рынок.
Интуиция подсказывала: «Только не говори, что ты их любишь. Это он слышит от каждой матери, провожающей сына на смерть. Ему нет дела до твоей любви. Упирай на житейскую сторону. Сыновья – твои помощники. Это он поймет».
Только так.
– У тебя больше никого нет?
– Муж давно умер. Других детей нет, – тихо добавила она. – Одной мне не справиться.
«Объясняй, но не проси. Ни в коем случае не умоляй. Мольбы прибереги на самый крайний случай».
Рука Ну Ну переместилась с груди лейтенанта на живот, опускаясь все ниже. Туда, где сейчас решалась судьба ее детей.
Его дыхание участилось. Тугой горячий член не лгал. У нее все еще оставался шанс.
Лейтенант был ее первым мужчиной после гибели Маунга Сейна.
Ну Ну делала все, что умела в любовных играх. Руками и ртом, языком и пальцами.
Ей стало жарко от разгоряченного тела офицера. Как и в первый раз, его толчки были грубыми и быстрыми. Ее худощавое тело дрожало, но не от возбуждения.
Он лежал на ней, его руки напряглись, изо рта капала слюна, красноватая от сока бетеля. Капля за каплей, она окрашивала лицо Ну Ну в цвета смерти. И жизни.
Он слез с нее полностью удовлетворенный. Ну Ну почувствовала это по успокоившемуся дыханию офицера, по обмякшему телу.
– Пожалуйста.
Иногда достаточно одного слова. Нескольких букв, вбирающих в себя весь мир.
Он закурил. С каждой затяжкой огонек сигареты вспыхивал все ярче.
Пожалуйста.
Пожалуйста.
Пожалуйста.
– Сколько у тебя сыновей?
– Двое.
– Здоровые?
– Да.
– Возраст?
– Шестнадцать и пятнадцать.
Лейтенант задумался. В эти секунды он взвешивал на невидимых весах жизнь и смерть ее мальчиков.
– Один останется с тобой. Второго мы заберем.
– Кого? – торопливо спросила Ну Ну.
– Мне все равно. Сама выберешь.
Он делил ее семью на две неравные части.
Был яркий лунный вечер. Была женщина, вдова лесоруба. Женщина с большим сердцем, в котором вдруг оказалось на удивление мало свободного места. Но другого сердца у нее не было.
«Один останется с тобой. Второго мы заберем».
Ко Гуи и Тхар Тхар. Кто-то пойдет на смерть. Кто-то останется жить.
Она дала им жизнь, которую теперь отбирала.
У одного из них.
Глава 19
Кхин Кхин закончила рассказ. Вскоре умолк и У Ба, переведя последние фразы. Он говорил все тише, а финальные слова произнес едва слышно.
Украдкой я поглядывала на Кхин Кхин. Морщины на щеках и лбу стали еще отчетливее, темные глаза превратились в две пуговки, на шее вздулись жилы, по которым торопливо пульсировала кровь.
Брат сел возле меня и опустил голову, в его глазах блестели слезы. Я и сама с трудом сдерживала слезы. Пока слушала рассказ Кхин Кхин, к горлу все сильнее подступал комок, и теперь я боялась, что рыдания хлынут наружу. Сколько продлился рассказ? Три часа? Четыре? Снаружи еще было светло. В соседнем дворе кудахтали куры, где-то лаяла собака.
В хижине пахло остывшими углями. Кхин Кхин налила холодного чая, поставила тарелку с жареными дынными семечками и достала пачку крекеров. Надорвав упаковку, протянула мне соленое печенье. В ее глазах было столько отчаяния, что у меня не хватило сил вежливо отказаться.
Что случилось с Ну Ну? Сумела ли она вызволить сыновей? Она же не… Как пережила весь этот кошмар? Вопросов было много, но я не осмелилась задать их Кхин Кхин. Мы сидели молча, я ждала, что Кхин Кхин или У Ба заговорят, но они молчали. Минуты тянулись еле-еле.
Мне стало тесно и душно. Я не могла оставаться в хижине, где обитали печаль и страдания, это была бездна, угрожавшая поглотить и меня.
Мысленно я видела Ну Ну. Перед глазами впервые возник ее образ. Я видела худощавое, вздрагивающее тело, придавленное лейтенантом. Красный сок бетеля на лице, страх за жизни сыновей.
«Один останется с тобой. Второго мы заберем».
Меня затошнило, я стала глубоко дышать, а потом у меня перехватило дыхание и острая боль пронзила грудь.
Я кое-как встала, едва не свалившись на брата. Ватные ноги не желали меня держать.
– Мне нужно во двор, – прошептала я.
У Ба кашлянул и слегка кивнул:
– Жди меня там.
Я чуть ли не на четвереньках выползла на крыльцо и сидела там, пока не прекратилось покалывание в икрах, потом спустилась вниз и уселась в тени дома. Что они сделали с Ну Ну? Какое решение она приняла? По щекам катились слезы.
Изнутри доносились негромкие голоса У Ба и Кхин Кхин. Она продолжала рассказывать, делая паузы, когда У Ба надрывно кашлял. Слов я не понимала, но по голосу чувствовала, что душевные раны еще слишком свежи.
Я не знала, сколько времени просидела в тени, ожидая У Ба. Наконец брат вышел из хижины и стал спускаться, крепко держась за перила. Мне показалось, что его бьет озноб. Жестом он пригласил меня следовать за ним.
Обратно шли молча. Тропка была настолько узкой, что вынуждала идти гуськом. Вдали к небу тянулись дымки очагов, день близился к вечеру. Навстречу шагали крестьяне, возвращавшиеся с полей, и каждый тепло здоровался с нами.
Позади крестьян на водяном буйволе ехал мальчишка. Он улыбнулся мне, сверкнув белыми зубами. Я махнула в ответ.
Мы прошли баньян, когда откуда-то вывернул и резко затормозил армейский джип. Взвизгнули тормоза. Машина остановилась, затем подалась назад и поравнялась с нами.
У меня затряслись колени. Что этим людям надо от меня и брата? Может, они следили за нами и теперь нам действительно грозит опасность? Неужели голос Ну Ну оказался прав?
Они придут и схватят тебя… От них никто не защитит.
В джипе сидело четверо солдат. Любопытные взгляды. Зеленая форма. Сверкающие черные сапоги.
Она предостерегала меня. Когда они явятся, не смотри им в глаза. И на их сапоги не гляди… У сапог магическая сила. Там отражается все зло и вся жестокость, на какую мы способны.
Кроваво-красная слюна, капающая на лицо.
Солдаты показывали на меня. Один о чем-то спросил У Ба. Брат натянуто засмеялся. Солдаты тоже захохотали. Не в силах смотреть на них, я отвернулась.
Они еще о чем-то поговорили с У Ба, перемежая вопросы отрывистыми вспышками смеха, затем уехали.
– Что им нужно? – испуганно спросила я, когда от джипа осталось лишь облако пыли.
– Захотели узнать, кто ты такая и куда мы идем, – напряженно ответил У Ба.
– Зачем?
– Просто так… Ты бросаешься в глаза. А тут еще шла рядом со мной. Для местных жителей зрелище необычное. Вот солдатам и стало любопытно.
– И что ты им сказал?
– Правду. Что ты моя сводная сестра, приехала в гости, а сейчас мы идем домой. Они предложили подвезти нас, сказали, что тебе, должно быть, непривычно ходить по холмистым дорогам. Я их поблагодарил и вежливо отказался.
– И это все?
– Да, – громко ответил брат.
Даже слишком громко. Такое ему не было свойственно.
Возле чайного заведения У Ба остановился и снова закашлялся. Сильный кашель мешал ему дышать.
– Тебе обязательно нужно показаться доктору, – сказала я. Он молча поднял руки, не в силах произнести ни слова. – У Ба! Не отнекивайся. Мы найдем врача, который тебя осмотрит, необходимо сделать флюорографию.
– Я же говорил: здесь нет врачей. И потом, кашель вовсе не опасен и скоро пройдет. Поверь. Уж не думаешь ли ты, что меня примут в военном госпитале?
Мне было нечего ответить.
– Есть хочешь? – спросил У Ба. Я покачала головой. – Ты не возражаешь, если мы зайдем сюда и я съем миску супа с лапшой?
– Конечно. Идем. Я с тобой посижу.
Посетителей было немного. Мы заняли дальний столик, официантка сразу же подошла к нам, и У Ба заказал два стакана бирманского чая и суп.
Я ждала, когда он расскажет, о чем говорил с Кхин Кхин, однако брат молчал, а расспрашивать я не решалась.
Официантка принесла чай и суп. У Ба склонился над миской и стал молча есть.
Я помешивала чай.
– У Ба, – не выдержала я. Он поднял голову. – Как поступила Ну Ну?
– Ты хочешь знать, что она делала, когда лейтенант ушел к солдатам? – спросил он, зачерпывая очередную ложку. Я кивнула. – Хотела покончить с собой. Но тогда бы военные увезли обоих сыновей, а так была возможность спасти хотя бы одного. Мысль о самоубийстве возникла от невыразимо тяжелого выбора. Как ты думаешь, она приняла решение? – У Ба вопросительно посмотрел на меня. Ответа, впрочем, не ждал и потому продолжил: – Ночью она пришла к лагерю и увела сына.
– Кого?
– Ко Гуи.
Я закрыла глаза. Голова кружилась, и я ухватилась за край стола.
– Ну Ну пыталась оправдать свой выбор. Прежде всего перед собой. Твердила, что Ко Гуи хотя и старше, но ниже ростом и слабее. Он не вынесет тягот солдатской службы. Увидев, что от него мало толку, командование быстро отправит его туда, где он погибнет. Тхар Тхар был сильнее и крепче. Если кто из двоих и выживет, так только младший. Она не могла поступить по-иному. Она должна была сохранить Ко Гуи. Так Ну Ну говорила и сестре, иногда по нескольку раз на дню: «Я не могла поступить иначе. Я должна была сохранить Ко Гуи».
– А что Тхар Тхар? – шепотом спросила я.
– На следующее утро солдаты увезли его и других новобранцев.
Я подбирала слова, но ни одно не могло передать моих чувств.
Я медленно пила чай. Свой стакан У Ба осушил залпом. У него дрожали руки.
– Никакая мать… не выдержит такое, – пробормотала я, не узнав своего голоса.
– Да.
– Почему она… Я хотела сказать, разве она не могла…
Я замолчала, понимая нелепость слов. Откуда мне знать, чего могла или не могла Ну Ну? Я попыталась представить себе ту ночь. Мальчики расставались друг с другом. Как Ко Гуи уходил, оставляя брата за колючей проволокой? Что творилось в душе Тхара Тхара? О чем он думал – парнишка с кусочком коры на шее? Что с ним сталось?