Сам себя считаю городским теперь я.
Здесь моя работа, здесь мои друзья.
Но все так же ночью снится мне деревня.
Отпустить меня не хочет родина моя…
– Дань, где сестру потерял? – спросила бабушка, поднимаясь с грядки.
– Она гуляет. Не переживай, скоро будет, – как можно увереннее сказал я. – А мама где?
– Где-то в доме. Она тебе нужна?
– Нет, просто… она в порядке?
Бабушка Регина подхватила железный тазик и приблизилась ко мне. Она всегда выглядела моложе своих лет, но после смерти сына напоминала свою скелетообразную тень.
– Золотце, мама не будет в порядке уже никогда, – с ходу рубанула бабуля. – Я хочу сказать, что она очень любила папу еще с тех времен, когда была совсем девчонкой, вот как ты. Она привыкла к этому чувству, к папе, и теперь ей очень больно. Но ради вас она держится. Ради вас она будет жить дальше. Твоя мама очень сильная девушка, поверь мне.
Я понял, бабушка намекала на прадедушку, о котором мама всегда упоминала вскользь, зато папа как-то подробно рассказал мне о мамином прошлом. Меня воспитывали иначе, родители никогда не поднимали на меня руку. Решением любой проблемы был разговор, а если я вел себя из ряда вон – то ор, но не более. Когда папа рассказал о следах насилия, которые заставал на теле мамы, внутри все похолодело и одновременно готовилось к взрыву. У меня самого есть сестренка, и, если бы отец поднял на нее руку за какой-нибудь незначительный проступок, я бы ринулся на него не раздумывая. Или на маму. Нет, я такого рода насилие не понимал, не принимал и не видел в своей семье. Так что после того разговора стал смотреть на маму иначе, да и свое поведение пересмотрел.
– Я знаю, бабуль. Просто переживаю за нее.
– Все мы переживаем, дорогой. Я, например, словно начала новую жизнь, позабыв самое ценное в старой. – Бабушка вздохнула, и тут-то до меня дошло, что ее тазик полон яиц.
– Ба, давай сюда, – я выхватил его и спросил: – Куда отнести?
– На кухню, накрой полотенчиком.
Я вошел в дом, сбросил кроксы и поднялся на второй этаж. Поставил яйца и решил подождать, когда все соберутся обедать. В голове беспрерывно крутились десятки мыслей, давя на виски. Мне казалось, что я слышу сразу несколько голосов, а потом понял – голоса звучали наяву, просто доносились с третьего этажа. Я узнал маму и дедушку Игоря.
– Он должен взять управление предприятием на себя, Аглая.
– Он никому ничего не должен, Игорь! Даня пойдет в колледж при МВД. Это его решение.
– На кой черт ему сдалось МВД?! Что он там будет делать, бумажки собирать? Получать дай бог тридцать-сорок тысяч?! Вспомни, как Алик мучился со своей зарплатой на пожарной станции. Ему пришлось перевестись сюда, чтобы прокормить вас, – ворчал дед.
Я затаил дыхание и превратился в слух.
– Игорь. – Эту интонацию матери я знал: хорошего не жди. – Я уважаю и люблю тебя, как отца. Но знай, если посмеешь указывать моему сыну, чем ему заниматься, – будешь иметь дело со мной. Дай ему самому выбрать! Может, он пойдет в колледж и разочаруется. Может, он сам передумает и переведется на предпринимательское дело. Но он сделает это сам. Без давления со стороны.
В этот момент в груди разлилась такая гордость за маму, что я чуть не прослезился. Что со мной творится, черт подери?!
Скрипнула лестница, я дернулся к гостиной и начал громко вышагивать, будто только поднялся на второй этаж.
– Привет! – улыбнулась мама. – Вернулись? А где Сашка?
– Сашка… э-э-э…
– Привет, мам! – послышалось снизу.
Фух, все-таки не заблудилась сестренка.
– Привет, котенок! Ну что, обедать? – хлопнула в ладоши мама.
Я заставил себя врасти в пол, чтобы не спрыгнуть на первый этаж и не расспросить Сашку об Агате. Позже вся семья собралась на веранде, включая бабушку Олесю и деда Леню, который приехал сегодня поездом. На столе из глубокой миски доносился аромат пирожков на любой вкус: с картошкой, зеленью и яйцом, капустой, мясом, даже с вишневым вареньем. Густой, наваристый рассольник, который Сашка терпеть не могла, бабушка Регина разливала по тарелкам. Овощной салат накладывала мама.
Я смотрел на Сашу, но та, перехватывая мой взгляд, закатывала глаза и качала головой. И что это значит?! Пнул ее легонько под столом, на что сестра в ответ наступила на мою ногу.
После обеда, поблагодарив бабушек, я помыл посуду и пошел за Сашкой, которая заперлась в своей комнате.
– Открой! – попросил я.
– Чего тебе?
– Впусти, говорю!
Из-за двери донесся недовольный «ц-цок», затем дверь распахнулась. Не дожидаясь приглашения, я подвинул сестру и плюхнулся на кровать.
– Рассказывай!
– Что? – сестра явно решила поиграть на моих нервах.
– Как прогулялись?
– Дань, я не буду тебе рассказывать, о чем мы с Агатой говорили. Прогулялись отлично. И Агата классная! Мы договорились, что я как-нибудь зайду к ней в гости.
– Как это? Только ты? – зачем-то сказал вслух я.
Брови сестры взлетели вверх, и она снова закатила глаза. Кто бы знал, как меня это раздражало.
– Даже отвечать не буду. Это все? – Сашка кивком указала на дверь.
– Чего сразу выгонять-то? Ты совсем со мной не общаешься в последнее время.
– Дань, не хочу я сейчас общаться. Иди уже. Я порисовать хочу в тишине.
Я вышел и пошел переодеваться, мы ведь договорились с ребятами встретиться в лесу, а я уже запаздывал. Решил пройтись пешком и поразмышлять. Во-первых, сегодня я удостоверился, что Агата – не плод моей фантазии. И теперь меня влекло к ней с еще большей силой, и ничем, никак не мог я объяснить это зудящее под ребрами чувство. Мне всего пятнадцать, в феврале исполнится шестнадцать, я пойду в колледж – вся жизнь впереди. Но что мешает мне подружиться с девочкой сейчас? Летнее развлечение редко перерастает в крепкий союз с намеком на совместное будущее. Или нет? Не знаю, но мама всегда утверждала, что девчонки по-другому оценивают отношения, чтобы я не умудрился разбить кому-нибудь сердце.
Во-вторых, разговор между мамой и дедушкой до сих пор стоял в ушах. Я начал сомневаться в своем решении. Не хотел подвести деда, или отца, или маму. Знал только одно – хочу помогать людям, а лучше спасать и защищать их, как отец. И вряд ли птицефабрика или комбинат мне в этом помогут.
Казалось, еще вчера папа сажал меня на плечи, гуляя вдоль пляжа на Левобережном, и обещал, что если я захочу, то смогу стать хоть космонавтом, хоть летчиком, хоть машинистом, кем угодно. Обещал быть рядом, когда я буду принимать решение, получать диплом. И что теперь?
Папа, почему ты не предупредил, что любое мое решение будет отражаться на близких? И почему нарушил обещание? Сейчас, как никогда, мне нужен твой совет. Мне нужно твое плечо.
Глава 5Агата
17 июля, дом Агаты
– И потом, вы не видели его глаз. У людей не бывает таких. Разве что у котов… – рассказывала я курам, вычищая курятник. – Нет. Никаких парней. Не хватало мне опять новую боль переживать. Жаль, вас не было, когда ушла мама, вы бы помнили, чего мне стоило превратиться в «Холодное сердце». Хотя, знаете…
Из левого угла донеслось громкое «кудах-тах-тах», и я схватилась за сердце, выдохнула и продолжила:
– Сестра у него классная. Да. Добрая девочка. Ладно, хорошего дня.
На часах – восемь утра, солнце поднимается все выше и выше, готовое дать нам жару. После курятника я вышла потная и вонючая, но смысла умываться не было – меня ждали коровы. С делами я сегодня управлялась медленнее обычного, спасибо разодранным ногам. От пота раны щипало, и я материлась под нос не хуже Мартыныча, когда тот заезжал себе молотком по пальцам.
– Агатка! – позвал дед. – Ты не завтракала, что ль?!
Я вбежала в дом, стряхнула шлепки и прошла в кухню. Дедушка уже шарил под крышечками банок на столе.
– Не успела еще, решила сразу с дел начать.
Дед чуть крутанул коляску, чтобы посмотреть на меня.
– Агатка, – прокряхтел он, придвигаясь ко мне, – губишь ты себя, золотко мое.
– Дед, мы договаривались, никаких разговоров!
Он долго смотрел мне в глаза, я выдержала взгляд его карих, как куриные перья, глаз. Он протянул морщинистую мягкую руку и сжал мою, огрубевшую и мозолистую.
– Я бы многое сказал, но не буду, знаю, начнешь ворчать и топать, а у нас и так полы вот-вот проломятся, – высказался дед, подмигивая. – Давай позавтракаем.
– Тесто на оладьи только поднялось, подождешь, пока нажарю? – спросила я, отмывая руки от куриного помета.
– М-м-м, а то! Осталось еще варенье, которое я варил, с черной смородиной?
– По-моему, только малиновое да с крыжовником, – ответила я, включая газ и заливая сковороду растительным маслом.
– Понял, сейчас принесу. Погодь-ка… – Дедушка присмотрелся к моим ногам. – Что это? Упала?
– Ага, – пробубнила я.
– Чего?! – дед повернулся здоровым ухом.
– АГА! УПАЛА! На тарзанке неудачно повисла!
Я бухнула в сковородку несколько ложек теста, и масло заскворчало, норовя расстрелять меня. Позавтракав, дедушка выехал во двор, скрылся в саду под тенью яблонь и принялся разгадывать судоку. Я похлопотала на кухне и решила все-таки ополоснуться. Выйдя из летнего душа, который представлял собой шторку, кран с минимальным напором и обогревательную байду, которая нагревалась не меньше ста лет, я достала старое белое платье с поясом на талии, расчесала ненавистные волосы, снова поклявшись их срезать, надела сережки с незабудками, раз уж меня с ними видели, и пошла пасти коров.
Уже перед выходом я вспомнила, что сегодня тоже намечалась жара, и взяла соломенную шляпу. Соловьи пели громко, словно сидели прямо на моих плечах, но мне не удалось их разглядеть на ветках деревьев. Выйдя в поле, я периодически опускалась на колени и срывала землянику, тут же кидая ягоды в рот. Коровы медленно топтались, вымя качалось из стороны в сторону. Длинные р