Песня закончилась, я выронил мяч и начал листать плейлист в поисках нового трека. А еще напомнил себе, что в следующий раз надо не забыть наушники. Остановив выбор на песне «She Knows», я продолжил тренировку.
Плохое случается с теми, кого любишь,
А ты ищешь себя в молитве Небесам,
Но, честно говоря,
я никогда особо не сочувствовала,
Потому что всегда видела,
как плохое преследует меня.
Я собираюсь убе-убежать,
убе-убежать, убежать!
Высокий женский голос пропел вступление, когда я заметил движение у леса. Зажал мяч в ладонях и прошелся к забору, чтобы разглядеть. Сначала никого, кроме гусей, не заметил. А потом увидел. Ее. И каждый раз органы скручивает в узел, стоит глазам поймать ее образ.
– Агата?! – позвал я, когда та собралась ретироваться.
Она развернулась, а я вышел из калитки и подошел еще ближе. Между нами валялся черный кот Паук, он когда-то принадлежал ведьме и очень полюбил мою маму. Вечно шастал по нашему двору, особенно зачастил после смерти хозяйки.
– Привет, – улыбнулся я, глядя в ее испуганные глаза.
– Э, привет, – кивнула она.
Я осмотрел ее ноги и не потому, что они были стройные и гладкие, и ладонь засвербела от желания к ним прикоснуться. Я изучил затянувшиеся раны и побледневшие царапины.
– Гуляешь? – нарушил молчание я.
Агата кивнула, готов был поклясться, один ее глаз не мог определиться, куда смотреть: на мой торс или в глаза.
– Составишь компанию?
– Я не умею, – ответила она, указав на мяч.
– Научу, – еще шире улыбнулся я, и ей пришлось сдаться.
В белом сарафане она была похожа на ангела, с длинными, растрепанными светлыми волосами. Агата пошла за мной на площадку, и я поставил ее в центр.
– Отсюда я точно не попаду, разве что тебе в глаз. – Она скрестила руки на груди.
– Сейчас покажу тебе, что делать.
Сначала я на своем примере объяснил, как правильно бросать мяч. Затем вручил его Агате – та замахнулась и кинула его прямо в забор, раздался оглушительный звон металла.
– Бесполезно, – пропыхтела она. – И давно ты этим занимаешься?
– С семи лет. Езжу иногда на выездные игры, но не мечтаю о сборной, – ответил я, поднял мяч и дал Агате. – Смотри, слабая рука, в твоем случае левая, должна направлять, придерживать мяч, во-о-от так. Не сжимай его в ладонях, не зажимай пальцами. Растопырь их. Эту руку согни на девяносто градусов. Бросай на выдохе.
Агата внимательно слушала и меняла положение рук, затем подпрыгнула в броске, и мяч попал в обруч корзины.
– Почти! – воскликнула она, и ее улыбка чуть не прострелила мне сердце.
– Иди сюда, – подозвал я, когда Агата подхватила мяч.
Встав сзади, я вложил мяч ей в руки, поставил их в нужное положение и замер, осознав, что всем телом прижат к ней, а ее тонкие грубые пальцы касаются моих. Агата не издавала ни звука, но я ощутил чокнутый ритм наших сердец. Она все не двигалась, и я почувствовал, как похолодели ее пальцы, а я не удержался и провел носом по ее волосам, вдыхая летний аромат с примесью сена и молока.
– Б…бросаю? – выдохнула она.
– Угу… – промычал я над ее ухом.
Я чувствовал, как напряглась ее спина, и она наверняка сопротивлялась желанию запрокинуть на меня голову. Резко двинувшись, Агата бросила мяч и попала точно в кольцо. Я захлопал, улюлюкая, Агата присела в кривом реверансе.
– У меня хороший учитель, – хихикнула она.
Мы продолжили играть. Я научил Агату пасовать, и она с радостью прыгала по площадке, бросая мяч исключительно по моей схеме, а не из-за головы или от груди. Я еле отрывал от нее взгляд, но все же разок засмотрелся и получил мячом по голове, стоя у корзины, когда она промахнулась. Агата попыталась удержать смешок – ничего милее не видел. И чем дольше мы играли, тем меньше мне хотелось домой или куда-либо еще. Через час мы вымотались, волосы у Агаты намокли и слиплись, от меня же разило потом.
– Умираю, как пить хочу, – прохрипел я.
– У дома ведьмы колонка, пойдешь? – повела бровями Агата.
– На слабо берешь? – усмехнулся я. – Пойду.
Я подхватил мяч, и мы наперегонки отправились к дому ведьмы, толкая и пихая друг друга, сбивая с пути. Агата заливисто хохотала, и я пожалел, что не включил диктофон – так бы и слушал ее смех. Но она вовремя поставила мне подножку, я шлепнулся на бок, стукнувшись головой о кочку, и пришел в себя.
«Хорош о ней думать, парень, это уже слишком».
Агата первой добежала до колонки, бесстрашно открыла скрипучую до боли в ушах калитку и надавила на рычаг, подставив лицо под струи воды. Жадно напившись, она умылась, и я сменил ее. Потом набрал воду в ладони и запульнул в Агату, поток попал на платье, прямо на живот, и ткань прилипла, очерчивая плоский пресс. Лучше бы я этого не делал.
– Ах! – вскрикнула она от внезапного холода. – Ах ты…
Она начала озираться в поисках подходящего оружия. И, черт подери, нашла. Старинную кувалду!
– Агат… – я вдруг вспомнил слова Пашки о том, что Агата бешеная.
Я медленно отступал назад, а она неслась на меня, держа эту кувалду над головой. Я готов был заорать, и тут она приблизилась и расхохоталась. Так громко и живо, что я заразился и закатился смехом за компанию.
– Видел бы ты свое лицо, ой, господи, не могу! – всхлипывала от смеха она.
И тут случилось такое, чего мы так и не смогли объяснить. Дверь дома ведьмы распахнулась, с грохотом ударившись о деревянный фасад. Мы застыли в молчании, глядя на это зрелище. От удара взмыли вороны – только здесь эти птицы любили сидеть на деревьях, – и одно из маленьких квадратных стекол веранды разбилось.
Мы схватились за руки и одновременно побежали, так быстро, как только могли, и орали так громко, что наверняка испугали пожилых соседей до сердечного приступа. Мы все бежали и бежали, к влажным ногам липла пыль, грязь, трава. Остановились, чтобы отдышаться, только на плотине, разделявшей деревню.
И, наконец, заметили, что мы все еще держимся за руки, и тут же их расцепили.
– Ты тоже это видел, да? – спросила Агата.
– К сожалению, да.
– Думаю, в следующий раз возьмем воду с собой. Никаких больше колонок на участке ведьмы.
Следующий раз? Возьмем?!
– Ты только что пригласила меня на… встречу? – Я пытался не улыбнуться, но не смог.
– Забудь, – встрепенулась она. – Я имела в виду в целом, гуляя по деревне, надо брать с собой бутылку воды. Особенно в такую жару.
– Обещают похолодание через пару дней. А куда мы идем, кстати? Не будем же на плотине стоять.
– Мы? Я домой иду, а ты – не знаю. Ты же с друзьями приехал, – сказала она, и сразу лицо ее скривилось в сожалении, будто она что-то ляпнула. – Прости, я… Саша мне рассказала. Неправильно я выразилась.
– Забей!
Только этого сейчас не хватало.
– Не бойся, обсуждать с тобой я это не собираюсь, пока сам не решишься. Но сестра твоя очень переживает. Я бы даже сказала – слишком сильно. Иначе бы не выдала всю подноготную вашей семьи незнакомке, не сдерживая слез.
– Доставила тебе неудобства? – вспылил я.
– Чего?! Я с радостью выслушала Сашку и готова в любой момент выслушать еще раз. Мне искренне жаль ее, и я прекрасно понимаю ее чувства, – ответила Агата, запнувшись, явно понимая, что сболтнула лишнего. – Короче, поговори с сестрой. Я, может, и поддержала Сашу, но ты – ее семья. А с мамой она обсуждать это боится до смерти.
Агата развернулась и пошла мимо речки Вшивки. Я нагнал ее.
– Саша избегает меня.
– Да потому, что ты тоже закрылся, разве нет? – спросила Агата, не сбавляя ход.
– Возможно. Я очень хочу ей помочь, но даже не знаю, как помочь себе. Не хочу жалеть себя, правда, но боль такая невыносимая, что иногда просто не выдерживаю. Видеть никого не могу.
Агата хмыкнула.
– Здесь я тебе не советчик. Я испытывала то же самое. Меня переполняли гнев и обида, и ничьи убеждения и соболезнования никак не помогали мне, ведь не было волшебного слова, способного поднять родных из могилы или вернуть в мою жизнь. Я… – она ненадолго умолкла, не обращая внимания на то, что я провожаю ее до дома. – Наверное, была занята. Было много дел, и я просто трудилась на поле и участке, пока не засыпала без сил. Но мне кажется, что Саше важно, чтобы ты был рядом.
Я подумал над ее словами и понял, что краснею от стыда. Я-то спокойно принял забастовку Сашки, вместо того чтобы попытаться помочь ей пережить уход папы. Еще и додумался обидеться.
– Саша сказала, он был пожарным и пасынком Титова. Игоря Владимировича здесь очень уважают, – снова заговорила Агата.
Я рассказал Агате немного о работе отца и о том, как папа стал пасынком Титова. Без подробностей о смерти моей тети Кристины. И без того от разговора позитивом не пахло. Агата слушала, кивала и задавала вопросы, но ни разу на меня не посмотрела. Я подумал – как это просто и привычно, идти с ней по деревне и рассказывать что-то близкое сердцу.
– Не хочу показаться бестактным, но, судя по некоторым фразам, ты тоже переживала потерю. Расскажешь, что произошло? – рискнул спросить я.
Мы дошли до оврагов, отсюда можно было заметить кусочек участка Агаты.
– Нет. Может, в другой раз, – бросила Агата, а потом остановилась. – Подожди-ка, а почему ты до сих пор идешь за мной?! – опомнилась она.
– Провожаю тебя до дома, – хохотнул я. – Мало ли, призрак ведьмы следует по пятам.
Я удостоился удара кулаком в плечо.
– Мне здесь еще жить, прекрати, – хихикнула она. – Ладно. Проводил. Отсюда сама дойду.
И она ускорила шаг, почти перейдя на бег.
– Агата! – окликнул я, и она обернулась, убирая волосы с лица. – Мы еще увидимся?
Она криво улыбнулась и пожала плечами. Что ж, это именно то, что я хотел увидеть. Как я возвращался домой, не следовало видеть никому. Пашка бы поставил на мне крест, Кирилл бы вычеркнул из списка «настоящих мужиков». Летел вприпрыжку, перебрасывая мяч из одной руки в другую. Негоже было так радоваться, но я смотрел в небо и улыбался, надеясь, что отец понимает мои чувства. Раз уж он влюбился в мою мать, когда той было пятнадцать, он бы точно понял.