сь на землю, пытаясь избавиться от терзающей стихии. Двое чужестранцев с удовольствием помогли им в этом. Один – парой кинжалов, второй – тяжелой булавой.
– Мы выиграли эти битву, – сказал Банрут, когда в живых не осталось ни одного шараша. Иджалец тяжело опустился на колени, отложил в сторону оружие. – Изначальный услышал мои молитвы.
Он закрыл глаза, что-то беззвучно забормотал.
Раш только помотал головой, громко выдохнул. Кабы самого Изначального притащить сюда да макнуть физиономией в вонючие кишки – так и помог бы в следующий раз. Может быть.
От деревьев донесся громогласный рев – победный рев северян.
– Кажется, мы и правда победили, – Раш улыбался, глядя на Хани. – Благодаря тебе, Белая сьера.
Хани
Хани едва разлепила веки. С того момента, как закрыла глаза, чтобы призвать в помощь духов-защитников, сделала это впервые. В пустом мире духов было сыро и холодно, что в могиле. И там ее надежно хранила тишина. Не лязгало оружие, не тревожили предсмертные крики, не рычали голодные твари, пришедшие поживиться ее народом.
Но стоило открыть глаза – вакханалия накрыла с головой.
Духи-защитники долго молчали. Хани звала их, просила вступить в битву, но отвечали только звенящий холод и промозглая стужа. Голоса пришли позже, сразу несколько. Они требовали дать им сил, и ей пришлось дать все, что она могла, – себя всю.
Потом мысли покинули ее голову, тело стало безвольным, как сломанная кукла без кукловода. Северянка так и сидела в снегу, тихонько качаясь из стороны в сторону. И плакала сразу за всех матерей и жен. За воинов, чьи сердца уже остановились.
«Прости… Я не смог стать крыльями…»
Хани узнала голос. Узнала бы двже, будь он тише подземного ручья, дальше звезд в небе.
«Талах?» – спросила мысленно, боясь услышать ответ.
«Отвези меня в Берол, Белая сьера, – услышала ответ. Спокойный, неживой, лишенный всяких оттенков, как серое марево, заполонившее тьму вокруг. – Положи под стенами храма Скальда, чтобы я смог стать твоим вечным защитником».
Она открыла глаза.
– Нет, – ответила в полный голос.
И повторяла снова и снова, пока горло не охрипло от крика.
Чьи-то руки подхватили ее, понесли прочь с поля боя. Она не противилась.
Не нашлось в глазах слез, не нашлось в сердце слов, чтобы проститься. Хотелось забыться, закрыть глаза и с раскинутыми руками беззащитно встречать темноту. Так и сделала. Только теперь в темноте стало слишком людно. Крики, стоны, плач, мольбы донести последние слова. Духи умерших сразу набросились на своего единственного проводника. Их голоса слились в единую реку, сошлись неумолимым потоком и накатили, сминая.
– Не трогайте меня, уходите, все, – просила северянка, отчаянно стараясь вырваться из крепких рук того, кто уносил ее все дальше от могильника, в который превратилось место поутихшего сражения.
– Молчи, девочка, во имя богов Эзершата – молчи, – раздалось над головой.
Берн. От него пахло кровью и смертью.
Голоса не умолкали. Они требовали, перекрикивали друг друга, как голодные дети вокруг матери с одним сухарем.
«Я не слышу вас», – как заклинание повторяла Хани.
Почему они не замолкнут навеки, не покинут ее голову?
В стенаниях призраков слова Талаха растворились без остатка. Северянка силилась вспомнить, как пропустила миг, когда он нуждался в помощи. Почему не была рядом, когда смерть заморозила его синие, как морозное небо, глаза?
– Как она? Цела?
Среди шумящих духов звонкий голос Миары показался спасительной нитью, за которую северянка с облегчением ухватилась. Таремская красавица оказалась рядом, стоило Берну опустил Хани на ноги.
– Ты в порядке? – беспокоилась Миара, и северянка поздно поняла, что вся с головы до ног измазана в крови и черной скверне шарашей.
– Наверное. – Она не чувствовала собственного тела, руки и ноги онемели, и в животе свила гнездо тяжелая хладная змея.
– Вот и молодец, – Миара как-то неумело потрепала ее по голове. Она не скрывала, что улыбается из последних сил. – Надеюсь, Белая сьера не рассердится за такую вольность, и мне не отрубят руки по самые плечи.
Хани осмотрелась: рядом топтался врачеватель, весь ссутуленный, будто под тяжкой ношей, позади него, в кругу воинов, слышался голос Арэна – хриплый и надтреснутый. Еще ей показалось, что она видела Раша, но ее новый кетельгард будто нарочно исчез, как только оказался в поле ее зрения.
– Ты обещала показать мне карг, девочка, – напомнила таремка, изящным движением поправила взлохмаченные кудри и, увидев пристальный взгляд, переспросила: – Что такое?
Началась суматоха. Вожди и воины спешили отдать павшим дань уважения и почтить их имена молитвами. Хани отрешенно наблюдала за скорбью, не в силах думать ни о чем, кроме заледенелых рук шамаи. Спасибо Скальду, что дал время рвать глотку в беззвучном крике. Потом, когда придет время предать тела мертвых воинов ритуальному огню, она поднесет факел и поминальной песней проводит защитников Севера в Мертвое царство.
Она не сумела долго лежать. Что-то заставило подняться, даже несмотря на чудовищную усталость. Ей пытались помешать – пара Мудрых, что занимались врачеванием ран воинов, подоспели с увещеваниями оставить попытки подняться. Хани не услышала их слов, отстранилась и молча ушла. Потом долго блуждала на поле брани. Со странной холодностью всматривалась в мертвые лица, разглядывала изувеченные тела молодых и стариков. Небо разродилось колючим холодным дождем. Может, это сам Скальд горюет о своих павших детях?
Она искала шамаи. Бродила, не видя пути и пугая стервятников, уже вовсю пирующих на телах. Только когда наткнулась на низкий злой рык, сморгнула пелену и увидала Эрика. Тот по-прежнему был в зверином обличье, весь лохматый и иссеченный ранами. Хани шагнула к нему, но зверь предупреждающе зарычал, ощетинился. Шерсть на его загривке встала дыбом.
Позади волка лежал Талах. Смотрел ввысь, сложив губы в горькую полуулыбку. Даже после смерти шамаи отчаянно стремился в небо, при жизни ставшее ему вторым домом.
Хани мелко задрожала, шагнула вперед. Волк снова зарычал, теперь злее и тише, припал к земле – того и гляди прыгнет. Она не реагировала, отмела прочь всякий страх. Страх остался там, за спиной, с самым первым шарашем, которому она разрубила голову.
Кажется, волк прыгнул. Северянка не сразу поняла, как оказалась на земле, придавленная чьим-то коленом.
– Так я и знал, что никакой ты не волк, – голос принадлежал Рашу.
Кетельгард тронул ее за плечо, потянул, безмолвно предлагая подняться. В другой его руке Хани заметила лезвие – короткое и волнистое, будто змея. Волк стоял в стороне: широко расставил лапы и скалил зубы, всем видом показывая, что готов разорвать и чужака, и ее саму. Всякого, кому хватит смелости сунуться к телу его брата.
– Пес! И несет от тебя псиной, как от шавки побитой, – продолжал подзадоривать Раш и смачно плюнул в сторону шамаи.
Хани не понимала, зачем чужестранцу дразнить и без того обезумевшего оборотня, но в этой схватке, если ей суждено случиться здесь и сейчас, заняла сторону Раша. Во что бы то ни стало, любой ценой, какую богам будет угодно затребовать, она заполучит Талаха для погребения. Не оставит на поживу птицам и зверью.
– Отойди, – взмолилась Хани, слабо веря, способен ли Эрик на сострадание, – Талах просил забрать его и предать земле под стенами храма Скальда. Дай совершиться его воле.
Не было похоже, чтобы волк собирался отступать. Но и нападать шамаи не спешил. В груди северянки вспыхнула надежда – неужели удалось достучаться до человеческой души под шкурой зверя? Хани шагнула к оборотню, но чужестранец чуть не силой оттолкнул ее себе за спину и, будто играючи, повертел мудреную рукоять кинжала между пальцами, да так ловко, что лезвие завертелось волчком.
Волк распрямился, поднялся на задние лапы – и напал.
Неожиданно, словно нарочно водил их за нос показным спокойствием. Хани отлетела назад, услыхала громкий щелчок, с которым челюсти оборотня, казалось, сошлись на плече ее кетельгарда. Но нет – Раш вовремя отскочил. А когда зверь развернулся к ней, занося для удара сразу обе лапы, Раш ловко прыгнул к нему, целя змеистым лезвием оборотню в бок.
Шамаи громко заскулил – нарочно или нет, но кетельгард попал прямо в то место, откуда уже торчал обломок черной стрелы. Зверь отскочил. На какое-то время в волке будто проснулся человек, в уже человеческом взгляде проступила боль.
– Не стой, как каменная! – прикрикнул Раш.
Он был уже рядом.
«И как только всюду успевает», – зачем-то подумала Хани, наблюдая за страданиями шамаи.
– Он слаб, – проговорила она. – Зверь берет в нем верх.
Раш только поморщился, всем своим видом давая понять, что плевать хотел на проблемы оборотня.
– Прочь, – негромко, но уверенно сказала Хани, глядя в глаза шамаи. А потом, осмелев, выкрикнула: – Пошел вон!
Зверь припадал на переднюю лапу, пятился и поливал кровью мертвецов. А девушка будто обезумела: снова и снова гнала его прочь. Алая дорожка окропила лицо Талаха.
– Забираем твоего покойника и уходим. – Раш грубо тряхнул ее за плечо, дождался, когда повернет взгляд в его сторону. – Ну?! – Он тряс до тех пор, пока Хани не кивнула: мол, поняла.
Когда волк скрылся, Раш, ругаясь и посылая небу проклятия, взвалил на себя мертвого шамаи. Он почти вдвое согнулся под тяжестью его тела, но все же безропотно тащил мертвеца прочь с поля боя. Хани послушно шла следом, отчего-то не смея отвести взгляд от ладони шамаи: его пальцы посинели, потеряли гибкость и стали невероятно хрупкими. Того и гляди обломаются.
Когда кетельгард дотащил Талаха до лагеря, там уже сооружали погребальный помост для павших воинов.
– Хвала богам, – перед ними вырос северянин в одеждах служителя Скальда. – Белая сьера, там много раненых. Их раны глубоки, и в них уже попала черная кровь. Пока не стало совсем худо – хорошо бы поглядеть, кого еще можно спасти.