— А Оллария на самом деле Кабитэла. — Гаржиаку он ответит утром. И лекарям тоже. — Деревня, в которую Эрнани перетащил столицу. Нынешние Фебиды и те больше… Предлагаешь выгнать три четверти горожан и снести все кварталы за Старыми аббатствами?
— Не говори глупостей, — потребовал Дикон. — Истинное имя даже больше, чем знамя. Ты — Повелитель Молний, я — Повелитель Скал, Алва — Повелитель Ветров, а кто такой Оллар? Бастард какого-то марагонца! Если хочешь знать, то да, мне противно жить в Олларии. Святой Алан, это… унизительно!
— Ты забыл Повелителя Волн. Дикон, мне плевать, кем был Франциск. Мне нужен приличный лес на починку Нижних мостов и моста Святого Луки. Срочно нужен, иначе с берега на берег придется таскаться через предместья. А если мы не заплатим лекарям, в больницах останутся только больные…
— С тобой говорить — все равно что с… Налем! Нельзя видеть только кормушку и сбрую! Ты не крестьянин, не купец… ты даже не какой-нибудь дриксенский кесарь. Ты — один из Четверых. Потомок бога. Кэртиана завещана нам и оставлена на нас. Никакого Создателя нет, есть мы! И мы должны помнить свое имя и свое предназначенье.
Один уже вспомнил… Лучше б он этого не делал.
— Дикон, я слушал этот бред дольше тебя. И про избранников Кэртианы, и про меч Раканов, и про великую анаксию… Моро показал, чего все это стоит.
— Дело не в Моро! Альдо ошибся. Он должен был вернуть власть над Талигом, а не над Силой, ведь Эрнани Колченогий отрекся за всех своих потомков… Альдо об этом не подумал. Он решил, что Левий подменил жезл, потому что Катари узнала корону, а я — меч.
— Жезл Альдо чувствовал. — Леворукий, что за чушь они несут! — По крайней мере, он мне так говорил…
— Правильно, но не мог подчинить без согласия Повелителя… Сила принадлежит не Раканам, а нам! То есть силы, но к ним нужны ключи. Их должно быть четыре и один, замыкающий, который призовет остальных. Это все есть в Слове Повелителей! Скалы — это щит, а Молния, наверное, копье. Их могли спрятать в Гальтаре, но это вряд ли. Если Эрнани вывез меч и жезл, он забрал и остальное. Жезл Раканы отдали Эсперадору, потому что Приддам и раньше нельзя было верить, но два оставшихся ключа или в наших владениях, или здесь. Может быть, в Арсенале… Если мы их найдем, то почувствуем. И они нас почувствуют, жаль, ты не видел… Когда Алва взял в руки меч Боррасок, загорелись четыре солнца.
— И что? — Солнца, мечи, щербатые девчонки, сны с огнем, они никого не спасут и ничего не изменят. — В мире много того, что нам не понять. Иногда оно нас задевает. Может помочь, может напугать, может даже прикончить… Любая кормилица знает уйму сказок, которые были правдой, только побеждаем мы сами и проигрываем тоже сами, что бы нам ни снилось… Кабитэла стала Олларией не потому, что Франциск нашел гальтарский щит. Марагонец был великим человеком, мы с тобой ему, во всяком случае, не чета.
— Франциск победил из-за эсператизма. — Признавать достоинства мертвого короля Дикон не собирался. — Посмотрел бы я на бастарда, если б его встретили Молнии.
— Закатные твари, выбери что-нибудь одно! — Они с Альдо были не разлей вода шесть лет. Понадобился Дикон, чтоб понять, до какой степени сюзерен потерял разум. — Или решает и избирает Кэртиана, но тогда она выбрала Франциска. Или все решают люди, а не Мечи и Солнца. Вот бастард и решил. И вышло по его. Извини, скоро придет Карваль. Если у тебя еще какое-нибудь дело…
— Мне нужен пропуск в Арсенал, — набычился Ричард, — и мне нужен пропуск к гробу сюзерена.
— Хорошо, я попрошу Левия. Только дай слово не стоять на коленях и не размахивать мечом. Врачи…
— Я знаю. Я проведу там четыре ночи. За себя и… за всех.
Ему тоже бы следовало… Хотя бы ради Матильды.
— На регентский совет можешь не ходить. Ты все равно там спишь.
— Это мой долг. Я приду.
Глава 7МариенбургОллария400 год К.С. 15-й день Весенних Волн
Приказ был предельно ясен. Спешно выдвигаться к Печальному языку, лечь костьми, но переправы дриксенского корпуса не допустить. К маршу авангард был готов, что до костей… Четыре тысячи пехоты и шесть конницы при двух десятках орудий и малой толике удачи позволяли не просто отстоять переправу, но и положить на ней изрядное число «гусей».
— Все понял? — устало спросил фок Варзов.
— Все, — ответил Жермон, чувствуя в глотке плохо обструганный кол.
— Иди, — велел маршал, — готовься. Выспаться у тебя не выйдет, уж извини… Авангард — дело такое, бессонное. Если за ночь придет подтверждение, я тоже двинусь; и мне не нужно, чтобы кто-то хватал меня на марше за ноги.
— К вечеру мы будем готовы, — заверил Ариго и вышел. Карсфорн, Ансел и Придд уже ждали. Утренние известия положили конец гаданиям. Бруно свой ход сделал, и отвечать на него следовало немедленно.
— Выступаем? — для очистки совести спросил Ансел.
— Мы — как соберемся, — уточнил Ариго, — старик — утром. Если придет подтверждение. Два десятка пушек — наши.
— Неплохо, — Карсфорн был почти доволен. Совсем довольным начальник штаба стал бы, прибрав к рукам половину армейских орудий. Хотя тогда он пребывал бы в тревоге из-за неприлично малого артиллерийского парка основной армии.
— Вот приказ, — Жермон без лишних объяснений сунул Карсфорну подписанный фок Варзов лист, — действуй. Мне нужно зайти к бергерам.
— Нам передают один из полков Райнштайнера? — оживился жадный начальник штаба. — В таком случае я предпочел бы…
— Ты предпочел бы весь корпус, — фыркнул Жермон, — и еще ардорцев в придачу.
Карсфорн не обиделся. В глубине души он гордился своей прижимистостью и любил своего генерала, к тому же только что получившего пушки. Рвался в бой и Ансел — ему не терпелось заплатить за Олларию хотя бы дриксам.
Жермон подкрутил усы и вскочил в седло, удачно освободив место у крыльца для подъехавшего Давенпорта. Все верно. Первыми получают приказ те, кому уходить раньше. Или те, кто прикрывает отступление, но до этого не дойдет, не начало Двадцатилетней… Тогда положение Талига было не в пример хуже, да и при Алисе… Дриксен с большой войной опять поторопилась, а придурок в столице погоды не делает. Первая оторопь прошла, а злость Ансела и иже с ним стоит дорого. Дороже «павлиньих» подачек…
— Герман!
— Я тебя как раз ищу… Ты занят?
— Уже не слишком. — Ойген не был бы Ойгеном, если б этим и ограничился. — Я имел непростой разговор с генералом Шарли и убедил его принять мою точку зрения. У тебя ко мне дело?
— Не совсем… Ойген, мне не нравится полученный мной приказ. Он кажется абсолютно верным, я могу его исполнить, и я его исполню, но… Разрубленный Змей, сам не знаю, что на меня нашло, но я не хочу идти к Печальному языку. Не хочу — и все!
— Хорошо, — сразу согласился Райнштайнер, — давай обсудим наше положение. Иногда понимание приходит во время разговора. Если ты меня убедишь, я еду с тобой к маршалу Запада, но сперва — убеди.
— Лучше ты меня успокой.
Странное ощущение. Наверное, так чувствуют себя прозревающие щенки. Исчезает защита, то, что казалось незыблемым и неизменным. Ты уже не уверен, что мать загрызет врага и вытащит за шиворот из любой переделки. Ты уже не уверен, что Рудольф справится с любой напастью, а фок Варзов — не ошибется. Хуже того, они сами не уверены, по крайней мере, регент, вот и выходит, что теперь ты такой же… зрячий.
— Я не стану тебя успокаивать, — счел своим долгом объявить Райнштайнер. — Я буду напоминать тебе, как все шло, а ты будешь меня останавливать там, где тебе видится ошибка. Это наиболее разумно. Бруно вышел к Хербсте раньше, чем мы ожидали, но сразу переправляться не стал, а свой основной лагерь разбил на расстоянии дневного перехода от реки. Тут нужно отдать должное прозорливости нашего командующего, вставшего у Мариенбурга, отсюда наиболее удобно прикрывать все самые опасные направления. Пока ты согласен?
— Да.
— Ты странно краток, — поделился наблюдением барон. — Хорошо, продолжаю. Мы предполагали, что дриксы предпримут демонстрации, дабы сбить нас с толку, — и они их предприняли, у Ойленфурта. Заметь, Герман, маршал оказался прав, отправив туда в качестве подкреплений две тысячи человек, а ты со своими опасениями, что этого мало, — нет. Потом была их диверсия против Зинкароне, снова вполне ожидаемая. Мы решили, что это предвещает выступление главных сил, и что же? Теперь есть все основания полагать, что так и есть.
— Не знаю. — Ох уж эти «основания полагать», у Кальдмеера они тоже имелись. В избытке. — Разведчики, что были на дороге к Доннервальду, видели не так и уж много. Мы решили, что Бруно пойдет туда самой короткой дорогой. Это в его духе: долго думать и быстро действовать, и что? «Гусь» явился сюда и встал почти напротив нас. Пойми, когда Вольфганг решил готовиться к спешному маршу на восток, я был согласен. И то, что мы стояли и ждали подтверждений, тоже правильно. И подтверждения мы получили, да еще этот их корпус…
— …который уже двинулся в направлении Печального языка, — напомнил Ойген. — По всем расчетам он будет там завтра, но Рёдер обязан продержаться до подхода помощи. Переправившись, эти пятнадцать тысяч создадут нам серьезную помеху на дороге к Доннервальду, что позволит Бруно не только форсировать Хербсте, но и закрепиться на нашем берегу. Маршал фок Варзов хочет, чтобы ты этому помешал. Еще раз спрошу — что тебе не нравится?
Ойген не забыл ничего. Бруно действительно нужен Доннервальд, и переправляться ему лучше не при талигойцах.
— Когда ты так говоришь…
— Тогда скажи сам.
— Чрезмерная… уверенность. — Вот оно! Чрезмерная уверенность Вольфганга в том, что он понимает противника. Да, Бруно раньше действовал именно так, но кто сказал, что он вообще не умеет рисковать? За последние полгода случилось столько всего, почему бы и Бруно не учудить какое-нибудь замысловатое коварство? — Варзов думает, что разгадал маневр Бруно, а если это не так?