Талиг. Оллария400 год К.С. 11-й день Осенних Молний
1
За очередной заколоченной гостиницей Алва свернул к никем не охраняемому мосту. В лицо дохнул тревожный темный Данар, ощерился выгоревший склад, потянулись приречные торговые кварталы. Возле церкви с похабной надписью на запертой двери Джаниса схватила под руку размалеванная красотка с алой, чуть ли не маршальской перевязью, две ее товарки в бело-розовых венках подпирали дверь в сомнительного вида трактир. Его Иноходец не помнил, однако черно-серые головы разевали клювы и здесь.
– Странное новшество, – Рокэ поморщился чуть ли не впервые за поездку. – Пожалуй, я предпочту Зверя.
– Вороны это, – объяснил отделавшийся от дамы Джанис, – они везде теперь, а с чего – у Чистюли спросить надо, в смысле у дуксов, это они надумали. Монсеньор, вам не тошно?
– В поэтическом смысле – несомненно, – кэналлиец закинул голову, вглядываясь то ли в облака, то ли в рвущие их дальние шпили. – Пожалуй, пора расставаться. Ты вхож в дуксию, найди Чистюлю и попроси к восьми быть у себя.
– Понял. – Тень и прежде был краток. – А если Чистюля того… где-то шляется?
– Тогда разыщи его «где-то», – улыбнулся Ворон, – а потом возвращайся к Шеманталю. Пусть ждет нас утром там же, где прошлый раз.
Больше вопросов Джанис не задавал.
– За аббатствами, – напомнил он, – куда ни чихни, патруль.
Предводитель «висельников» хотел добавить что-то еще, но Рокэ умел останавливать взглядом и врагов, и доброхотов. Тень сочувственно глянул на Робера, поправил шляпу и быстро зашагал в сторону Желтой. Алва, не вдаваясь в объяснения, повернул к Гобеленной. О том, что Джанис обещал помочь с похоронами, Ворон не знал, и Робер решил ничего не говорить до конца вылазки.
Редкие, по сравнению с Заречьем, прохожие обвешанную железяками троицу предпочитали не замечать. Несколько раз попались компании столь же сомнительного вида, но никто никого не задевал. Все это – молчаливые горожане, вывески с воронами, сырой, пахнущий то дымом, то свалкой ветер – превращали дорогу в подобие мерзкого бреда, не хватало лишь неровного конского цокота и бесконечных испятнанных стен, но скоро появились и они – Алва незаметно углубился в безлюдье Старых Аббатств. Тут в нишах и у обочин неуверенно серел пропитанный водой снег, а мостовую покрывал слой мокрых листьев и колючей кожуры. Сбросившие летнюю роскошь каштаны торчали из-за каменных оград злобными метлами. Ни пса, ни кошки, ни крысы… Обожженная девчонка умерла, Альдо, Айнсмеллер, Кавендиш, все они умерли. И остались. Завязнув в гнилой, зябкой пустоте.
– Ро! – прикрикнул кто-то… Ворон! – Очнитесь-ка!
– Как вы меня назвали?!
– Здесь во всех смыслах не место для титулов. Ловите!
Робер промешкал, и летящий темный ком ухватил Валме, это был всего-навсего плащ. Избавляться от шляпы Алва не стал. Забросив на тянущийся к негаданным гостям сук веревку и отталкиваясь ногами от мокрой кладки, он почти взлетел наверх. Хорошо, что через стену можно перелезть, стена еще не приговор, даже если она на тебя надвигается.
– Ро, ко мне!
– Иду!
Это нетрудно, и это всяко лучше, чем брести меж отражающих друг друга каменных бесконечностей.
– Не думал, что вам понравится возвышаться. – Марсель и здесь оказался быстрее. – Папенька удивится или объяснит проэмперадорством.
– Чем?.. Валм…
– Без имен! – оборвал Алва. – Здесь – без имени и коротко. Представьте, что все мы – Котики.
– Уже, – кивает Марсель. Ему что, его монастырские закоулки с ума не сводили. Галантный взмах сразу двумя плащами, и виконт скользит по веревке во двор. Рокэ пока рядом, улыбается памятной по суду Бакры странноватой улыбкой, тогда она показалось пьяной.
– Воспользуйтесь деревом, это приятней.
Могучий, перекрученный ветрами каштан готов подставить плечо. Сколько ему лет, что он помнит?
– Занятное место эти аббатства, и столько всего повидали. – Ворон шутит или читает мысли? – Помочь?
– Не надо.
Хватит сходить с ума! Лихорадка давным-давно прошла, а дерево в самом деле подходящее – ветки так и приглашают уцепиться. Срываются потревоженные капли, перед глазами зеленеет мох. Не страшно – это хорошая зелень, живая, ясная.
– Сам не знаю, что на меня накатило. Куда теперь?
– До восьми уйма времени, – свой плащ Валме уже набросил, – и его надо куда-то девать. Может, навестим мое бывшее посольство? Оно стоит особняком от других, и вряд ли данарии добрались до тайных комнат. Конечно, если дом не протапливают, нам будет прохладно.
– Мерзнуть сверх необходимого нелепо, – Ворон неожиданно по-мальчишески подмигнул. – Ро, вы ведь у меня еще не бывали?
– В Алвасете? Я там вообще не бывал.
– Здесь, хотя в Алвасете я вас тоже приглашаю.
2
Больше всего Марселя умилил запыленный фонарь и масло к нему, ждавшие и дождавшиеся в симпатичной нише. Дорога тоже радовала – ни решетчатых ступенек, ни дыр, ни обещанных Джанисом патрулей, с которых станется выскочить в самый неподходящий момент. Одобрение требовало выхода, и Марсель его выпустил. Будто Котика на прогулку.
– Уютная дыра, – объявил виконт. – В обычное время она может показаться скучноватой, однако неожиданности порой утомляют. Надеюсь, их здесь нет?
– Есть, – разочаровал Алва, – но мы их уже прошли.
– Ура. Эпинэ, вы согласны?
– Это Дорога королев? – очнулся Иноходец, которому подземелье тоже пошло на пользу. – Она вроде бы ведет к аббатствам?
– За них.
– Значит, – осенило бывшего Проэмперадора бывшей Олларии, – Штанцлер здесь не бывал?
– Зато Бланш в самом деле сбежала этой дорогой, – Ворон повел рукой, словно приглашая оценить могучие плиты, – но сами подземелья старше даже первого из Эрнани, император просто пристроил к ним цитадель. Будь иначе, он выбрал бы место поудобней.
– Ты болтаешь, – на всякий случай уточнил Марсель, – нам тоже можно?
– Попробуйте. – Рокэ казался чуть утомленным, на каком-нибудь приеме это выглядело бы изысканно. – Ты что-то вспомнил?
– Вроде бы подземелья Цитадели обрушились, когда Оллары, решив переплюнуть Раканов и показать, что подданные им не страшны, затеяли строить новый дворец.
– Скорее Георгу Оллару надоело жить среди неожиданностей. Это невинное желание могли принять за слабость, и король предпочел прослыть любителем роскоши. – Рокэ по своим меркам шел не слишком быстро, но два года назад Марсель бы уже запыхался. – Подобие Дороги королев, тем не менее, на радость Штанцлеру прорыли.
Старый ход превратился в тупик и то ли с согласия его величества, то ли по его недосмотру достался соберано Луису и его потомству, а маршал Алонсо поделился секретом с другом и пасынком. В столице немало удивлялись, почему королевские любимцы поселились так далеко от дворца, но места для нынешних особняков Алва, Савиньяков и Эпинэ выбирались с учетом подземелий.
– Я ничего не знал, – поспешил отречься от катакомб Иноходец.
– Вы и не могли. Анри-Гийом очень странно стал герцогом, друзья его дяди подозревали, что дело нечисто, правда, убийцей считали Алису.
– Папенька в этом убежден.
– Он слишком приземлен. Анри-Гийома граф оценил верно, как и королеву, а вот Леворукого не учел, да и с чего бы? Тем не менее, из гнезда Эпинэ в эту галерею попасть было можно. Пока соберано Алваро не затеял некоторые переделки.
– Надеюсь, – понижать голос было глупо, но он как-то понизился сам, – надеюсь, мой дражайший родитель или здесь уже гулял, или ты ему ничего не скажешь. Исцеление исцелением, но лишние лестницы папеньке без надобности, а скрытность графини Савиньяк его уязвит.
– Это будет печально… – Алва по всему собирался запеть, но Марсель решил прояснить до конца хоть что-то.
– Обидно, – скривился он, – если я зря тревожил Валтазара и вазы, но я готов к любой правде. В Ноху мы так пройдем?
– Нет. – Рокэ зачем-то поднял руку с фонарем и тут же опустил. Он вел себя безупречно с самой Лаик, это начинало внушать подозрения. – Кабитэла все же не Гальтары. Конечно, здесь рыли многие… Кому это знать, как не послу Ургота и приятелю Валтазара?
– Тогда, – прояснять так прояснять, – куда мы можем вылезти?
– Есть выходы к Данару – со стороны Лоры, и в Казарменную церковь. Гвардейские казармы строились при Алонсо, тот не мог упустить такую оказию.
– Рокэ, – Иноходец аж остановился, – вы же… Выбраться из кареты вам ничего не стоило, это не Багерлее!
– Верно, из кареты меня хотя бы не гнали.
– А… Как же…
– Проэмперадор Олларии не понимает, как тебя можно хоть откуда-то выгнать, – перевел Марсель. – Я тоже.
– У Перта с воображением лучше. Он пытался выставить меня даже при Морене, а выбившись в коменданты, стал совершенно невозможен.
3
Рокэ в самом деле мог уйти, все время мог! Сестра осталась бы жива, и Айрис, и Моро… Дикону было бы не за что мстить Катари, Альдо бы погиб иначе, а может, и не погиб бы вовсе. Только Ворон выбрал Фердинанда, который его предал дважды! Приказ сложить оружие тоже предательство, хотя Первого маршала никто не ждал, и меньше всех – Альдо с Люра. Сюзерен вечно выбирал самую подлую дорогу, Левий это верно подметил, но Рокэ! Променять Талиг и свободу на паршивого толстяка…
– За что?! За что вы его так любили? Это… ничтожество?
– Вы имеете в виду его величество?
Прежний Робер от подобной вежливости заткнулся б на полуслове, нынешний подтвердил:
– Да, Фердинанда Оллара.
– В Багерлее я его ненавидел. Больная голова вкупе с невозможностью распоряжаться своим временем способствуют помрачению. В ловушку я загнал себя сам, а винил других. Отвратительное состояние.
– Погодите. – В чужие души лучше не лезть, но остановиться не выходит. – Если Перт был с вами, вы могли увести и короля.
– Не мог.
– Рокэ!
– Оллар был большим королем, чем казалось. В том смысле, что считал своих подданных людьми, о чем и вспомнил, когда прошел первый ужас. Фердинанд уверился, что ему лично ничего не грозит, и тут известный вам молодой человек объяснил бедняге, что в случае неподчинения или побега расплатятся заложницы, а господа Айнсмеллер и Морен показали, как именно. Этого хватило, короля на побег еще смогла бы уговорить королева, но не Перт.
– А вы?
– Я мог лишь выполнить приказ. Или не выполнить, если он подвергает августейшую особу опасности. Впрочем, мы не виделись – Фердинанд был ненадежен, а Перт любит не только Талиг и Багерлее, но и семью, к тому же начиналась судейская мистерия.
– Катари догадалась… – «Ты не представляешь, как Фердинанд любит Алву. Боюсь… Боюсь, ему обещали сделать что-то со мной…» Тихий, отчаянный, безнадежный голосок, и поступки тоже отчаянные. – Догадалась, что король боялся не за себя.
– Ее величество была догадлива.
Все. Разговор оборван, дальше молча меж сухих, нестрашных стен. Просто подземелье, просто дорога, просто память… Прости, Ворон, только ты врешь. Ты любил, хоть и пытался себе этого не позволить, потому и каменеешь или хватаешься за гитару, но сейчас у тебя ее нет. Даже без струн.
– Ваше величество, ему не на что жаловаться. Как видите, здесь есть даже гитара.
– Тем не менее. Алва, у вас есть жалобы или просьбы?
– Есть. Велите вашему спутнику повернуться анфас. – Долго красавцам в устроенном ими же Закате не продержаться. Одно из последствий, которых они не просчитали.
– Ваше величество, он бредит!
– Отнюдь нет, полковник. Ваш профиль коробит даже при таком освещении.
– Генерал, выйдите.
– Благодарю, так несколько лучше. – Соль на губах отвратительна, разве только тебя целует море, которое где-то бьется о скалы. Свежий ветер, зеленые брызги, белые птицы… Из моего окна моря не разглядеть, из моего окна… Окон здесь нет, только ошалевший от удач дурак, которого так легко убить на месте. Заодно с Фердинандом и, очень похоже, с Алвасете, но гранаты должны… будут цвести…
– …ексберг взят.
Как удобно он стоит. Рывок на себя, и готово – виском об угол рассохшегося гроба. Если не насмерть, пустить в ход цепь. Носатый Морен не оставил Первого маршала Талига без оружия…
– …вам говорю!
– Неужели? – поднять бровь, посмотреть бокал на свет. Соленая вода в алатском хрустале – этот на четверть Мекчеи такой забавник! Если о шутке узнает Черная Алати, многим станет весело, и для начала – забывшему Балинта Альберту. А море все-таки здесь и шумит в голове, будто в раковине. Или не море, а разросшиеся цикады? Нашли жару и темень, решили, что это южная ночь, выросли и поют, так что не разобрать ни чужих слов, ни собственных мыслей.
– …последний раз… ухожу…
– Я вас никоим образом не задерживаю.
– …учтите… предупреждение…
– Вы повторяетесь. Мало того что вы слишком много говорите, вы слишком часто приходите. Потерпите хотя бы неделю, это слегка придаст вам значительности.
Через неделю дурная пародия на Закат сменится оригиналом. Знать б еще, Она придет напоследок сыграть или для этого нужно умирать в Алвасете? Жаль, если так…
– Эпинэ, вы начинаете меня пугать! Вам часом не дурно?
– Нет!
– И все же выпейте.
Море в стакане… Это странно и невозможно, но оно там есть, со всеми чайками и солеными северными ветрами! Оно перекатывается через песчаные отмели, разгоняет цикад, выпивая жару, разрывая тьму серебристой неистовой полосой. Волны и ветер, и еще звезды и жизнь…
– Эпинэ!
– Лэйе Астрапэ!
– Что-что?
Валме. Рокэ с фонарем, разогнавшееся в диком галопе сердце…
– Похоже, я брежу.
– Я бы сказал, что вы стоите, – не согласился Марсель, – а мы идем. В гости.
– Ко мне.
– Да-да… Рокэ, это, наверное, глупо… Что мы забрали из тайника ценности, я вам говорил, только это не все. Альдо отдал ваш дом Дику, а он…
– Юноша не переживал на сей счет, а вам и подавно не стоит. Алаты считают домом место, в которое тянет вернуться, а мориски – куда нет хода чужим. У меня в Олларии дома не было в обоих смыслах, хотя почему бы не назвать так позицию, где тебя труднее всего застать врасплох?
– Тогда, – вклинился Марсель, – это бастион.
– Вроде того. Впрочем, для Хуана отцовская резиденция стала домом, да и я начал привыкать… А ведь прибери Колиньяры к рукам особняк Эпинэ, у меня был бы шанс заполучить в постояльцы вас.
– Вы что?! Я бы никогда…
– И зря. Лошадей и дома нельзя оставлять одних, особенно зимой. Рамон, по крайней мере, должен топить. Любопытно, топят ли сейчас в Багерлее? При Морене топили.
– Я помню! – Забудешь такое! Жара Ренквахи, жара Кагеты, жара Багерлее…
Жара, тьма, жажда, от которой, если и удается избавиться, то во сне. Тогда ты пьешь вино или воду, ледяную, поющую, неиссякаемую. И становится легче, даже когда приходится просыпаться.
– Господин Первый маршал… Монсеньор, вы спите?
– Не сказал бы. Перт, вы с поручением или рискуете?
– Я всегда проверяю наиболее важных… наиболее…
– Заключенных.
– Простите, Монсеньор. Я принес воду и буду приносить каждый вечер. К сожалению, я не могу выводить вас на прогулку. Установлены новые посты.
– Тогда вам лучше не задерживаться.
– Да, Монсеньор. Вода…
– Не надо.
– Но…
– Не надо. И еще больше не надо приходить.
– За мной не следят.
– Дело не в этом. Вы не жили в пустыне, а там нельзя привыкать к воде, к тому, что она обязательно будет. Скажите лучше, что вы думаете о молодом Придде. Вы должны были его навещать.
– Трудно сказать, Монсеньор… Он был вежлив и ни разу ничего не попросил. Дознаватели были им очень недовольны, а моим людям он скорее нравился. Валентин Придд, граф Васспард значился в списке узников, которых в случае получения особого приказа надлежит немедленно казнить, но приказ не был завизирован его величеством, и я не стал его исполнять. Теперь герцог Придд на стороне узурпатора, однако я бы назвал это не предательством, а местью.
– Возможно, это нечто третье. Ступайте, и не забудьте несколько раз на меня пожаловаться.
– Слушаюсь, Монсеньор. Я больше не приду, значит, вы не привыкнете к воде. Выпейте.
– Спасибо. Нет.
– Но почему?
– Потому что иначе вы будете возвращаться.
Скрип рассохшихся досок, глуховатый стук засовов, и снова с тобой жара и тьма. Неужели где-то есть холод и свет? Глупости, сейчас что-то вроде позднего вечера, Перт не рискнул бы явиться днем. Цикады в тишине поют громче, те, что в голове, не исключение; придется сидеть, прижавшись затылком к стене, так легче. Странно, что кровать не придвинули к дымоходу вплотную, хотя убивать они пока не собираются, им что-то очень нужно. Этот, в белом, говорил что именно, но цикады глушат и не такое. Чего же он хочет? Плохо, если ты не расслышал, и много хуже, если забыл. На руке что-то липкое и соленое. Кровь? Откуда? Да, кровь – ранка на запястье… Но до цепей с шипами Морен еще не додумался.
– Эпинэ, все забываю вас спросить, Морен ведь умер?
– Да!