Их не просто ждали. Кто-то догадался зажечь светильники на лестнице, у подножья которой ухмылялся Коннер и сидел, то есть уже не сидел, Котик. По ступенькам сбегал еще кто-то, однако Марселю было не до чужих. Вероломно покинутый волкодав не упрекал, как это делала маменька, и не спрашивал на папенькин манер о прегрешениях и ошибках. Именно поэтому виконт счел необходимым объясниться.
– Я пас регента, – Валме вытащил уцелевший кусок сахара, – и мы слегка отомстили за твою дальнюю родню, но больше никуда не поедем. То есть не поедем без тебя. Пошли, поздороваешься с дуксом, он – молодец, только ты его не лижи…
На сей счет у Готти имелось собственное мнение, а может, он просто не дослушал. Положение спас сам Раймон.
– Не надо меня мыть. – Салиган умело отвел песью морду. – Рокэ, дуксов здесь угощают?
– Тинтой, – Алва уже избавился от плаща, – из тайных запасов капитана Арамоны.
– А кагетское? – возмутился дукс. – А варастийская касера?
– Выпита, – отрезал Ворон. – По дороге и в трагической обстановке.
– Я вас угощу кэналлийским. Когда-нибудь.
– Кэналлийское здесь есть, но дуксам положена тинта. Эрвин, надеюсь, вы на нас не в претензии?
– Нет, – улыбнулся ноймар, это он сбегал по лестнице, – вот через месяц я бы точно обиделся, а сейчас я сам себя никуда не возьму. Всю жизнь ладил с лошадьми, но на ваших морисков, герцог, чужим лучше не садиться.
– Просто вам рано в Закат.
– Я туда и не рвусь, как выйдет, так и выйдет. Добрый день, Салиган. Должен перед вами извиниться, я очень долго считал вас мерзавцем.
– Постарайтесь считать и дальше, по крайней мере, при посторонних. Эпинэ, моя просьба относится и к вам.
– Мне будет трудно, – Иноходец словно что-то сглотнул, – но я готов называть вас Жан-Полем.
– Вы взяли другое имя? – удивился Литенкетте. – Зачем?
– «Раймон» с «дуксом» не сочетается, – охотно объяснил маркиз, – зато «Жан-Поль» звучит очень свободно. Никаких условностей и ограничений. Что смог взять, то твое. Констанс, вы многое потеряли, из вас, отринь вы свои манерочки, вышел бы отличнейший данарий.
– Мой друг, вы невозможны!
– Я-то как раз возможен…
– Ладно вам, – Марсель на адуанский манер хлопнул дукса по плечу. – Надеюсь, вы тут не скучали?
– Как можно? – барон в недоумении вплеснул руками. – Скука и разум – две вещи несовместные!
– Мы с Констансом всегда найдем чем себя занять, – подтвердил Салиган, – тем более в старинном местечке.
– В Лаик есть нижний храм, – уточнил Робер, – графине Савиньяк он очень понравился. Вам надо посмотреть.
– Так глядели уже, – засмеялся Коннер. – Господин барон как прознали за завтраком, что вы того, наладились в город, его не взямши, так сразу – шасть туда!
– Видите! – обрадовался дукс. – Коко своего не упустит. Ну и что ты спас?
– В эсператистской усыпальнице?! – Бровки барона поползли вверх. – Монашеские надгробия дам не шокируют, однако они скучны и предсказуемы. Разумеется, я спустился взглянуть, иначе меня бы не поняли, но сам вид древнего храма, превращенного в могильник, доводит почти до слез. После столь удручающего зрелища мне пришлось принять капель и лечь. Я не думал, что смогу уснуть, однако уснул и проспал почти сутки. Когда я не вышел к завтраку, граф Литенкетте послал узнать, все ли со мной в порядке; я был растроган.
– А с вами действительно все в порядке?
– О да! Видимо, сказались недавние треволнения, вернее то, что они остались в прошлом. Сейчас я готов вновь отдаться на милость дорог.
Вдовец в своем самодовольстве был отвратителен, и Валме почти что гавкнул:
– А мы – не готовы!
– Это, – ласково уточнил Салиган, – потому, что вы не спускались в усыпальницу, где нет ничего шокирующего. Проведите там ночь, и вами овладеют беспокойство и тяга к передислокации… Мной оно, впрочем, овладело и без могилок.
– Оно? – выразил общее недоумение ноймар.
– Беспокойство. Наши дуксы – такие забавники, найдут пару трупиков и придут к выводу, что я тоже почил, а почивший дукс подразумевает немедленную дележку наследия. Конечно, я его потом соберу, но при этом наверняка недосчитаешься если не часов, то ложек.
– Раймо… Жан-Поль, ты хочешь ехать? – не понял Робер. – Прямо сейчас?
– Не хочу, но выпью и поеду. С вами уже ничего не станется, а с вечными ценностями – запросто.
– Дорогой Робер, – в голосе Коко билось страдание, – вы никогда не отвечали за вечное, вам не понять…
– Куда ему! – подтвердил Салиган, на ходу вытаскивая из-под куртки плоский футляр. – Чтобы покончить с делами… Эпинэ, тут твоя расписочка на предмет меня. Регент вернулся, и наш договор теряет силу. Коробочку оставь на память, она хорошенькая. Рокэ, твое отпущение я подделать не смогу, у тебя очень неровный стиль, но оно мне необходимо.
– Обойдешься.
– Тогда поклянись, что переживешь либо дуксию, либо меня.
– Клянусь. Кровью и… – Ворон тряхнул волосами не хуже, чем на ундиях, и огляделся, – собакой виконта.
– Р-ряв, – откликнулся Котик, он не возражал, но для начала хотел пряника.
Недолгую, но напряженную тишину вспарывает частая дробь копыт. Ожидаемая – выследить загадившего ноймарский арбалет неряху «фульгатам» не трудней, чем обычному коту прихватить обнаглевшую мышь. Пара мгновений, и Муха на своем белоногом вылетает из-за поворота, чтобы осадить коня прямо перед начальством и с достоинством выпрямиться в седле. Точно, поймали.
– Господин адмирал, – вид у сержанта довольный, почти безмятежный, – преступник схвачен.
– Ну, раз схвачен, – Вальдес потянулся, – надо глянуть, кто тут нас с кабанами путает. Где?
– Через три улицы, я провожу.
– Только не молча, а то я почти заскучал. Расскажи мне что-нибудь про погоню.
– Слушаюсь. Мы, будучи числом в…
– Я сказал, расскажи, а не доложи. – Моряк начинал откровенно веселиться. – Хочется чего-нибудь занимательного, а занимательных докладов не бывает. Для красоты можешь приврать – про высоту забора там, непроходимость чащ, вековую вражду…
– Так, монсеньор, они уж лет пять как собачатся!
– Тогда про вековую не нужно.
Муха пару раз озадаченно сморгнул.
– Скучновато дурака ловить, – внезапно пожаловался он, – а куда деваться?
Деваться «фульгатам», как и искомому дураку, было некуда. Определить, где сидел сукин кот, по звуку не вышло, разве что сторону, да и то примерно. Оставалось сразу в нескольких местах запрыгнуть на скрывавшую стрелка стену, тут-то Муха и углядел метнувшуюся за постройки фигуру. Беглеца погнали через дворы, не давая надолго скрываться из виду, и гнали, пока на задах бондарной мастерской не прижали к стенке и не скрутили, хоть злоумышленник и пытался отмахиваться. Приличной такой жердиной.
– Никого не ушиб? Случайно, само собой.
– Ну что вы! – Муха аж задохнулся. – Кто бы ему позволил?! Бочечку побольше, как раз рядом стояла, накатили на холеру, да и спеленали.
– Кого? – вопрос был прямо-таки философическим, но суть «фульгат» понял.
– Да не разберем никак! – признался он с отвращением – Спервоначалу вроде как бесноватый выходил – лаялся непотребно, на клинки пер, по всему видать – ни хрена не умеет, а туда же! Только потом весь кураж будто куры склевали. Морда белая, трясется, хоть плачь над ним.
– Не стоит он ваших слез. – Ротгер рассеянно погладил коня. – И не ваших тоже. Жаль, Бе-Ме не дожил до скверны! Последнее впечатление самое сильное, а я, увы, запомнил труса, и если б только я! Господин Кальдмеер теперь сидит, кается и даже ни в кого не стреляет. Очень грустная история.
«Фульгат» на всякий случай кивнул – он знать не знал, кто такой Кальдмеер, – это Ли после разговора с Фельсенбургом попробовал влезть в шкуру трижды спасенного собственным адъютантом адмирала. Шкура оказалась жуткой, бедняге Фердинанду и то было легче – от него не ждали ни стали, ни льда.
– Ты с ним говорить пробовал? – зачем-то спросил Лионель. Вальдес в ответ лишь поморщился, Савиньяк бы, наверное, тоже поморщился, спроси его кто между делом, говорил ли он с Рудольфом.
– Приехали, – Муха указал на прямо-таки крепостные ворота, возле которых чернели драгунские мундиры. Патруль успел прибежать и вовсю занимался нужным делом, а именно не пускал внутрь стянувшихся на дармовое зрелище соседей.
– Похвали драгун, – шепнул Лионель, придерживая Проныру, как и положено скромному охраннику.
– Дам морковку, – пообещал адмирал и не дал, зато не преминул подмигнуть расфуфыренной тетке необъятных размеров. Толстуха девически потупилась и тут же покосилась на товарок – заметили ли? Те заметили и придвинулись поближе к воротам, однако караульные никого впускать не собирались, и внушительные створки как распахнулись, так и сомкнулись. Растерянно взлаял цепной пес, шарахнулись в стороны породистые мохноногие куры, надо думать, те самые, что склевали кураж, а грязно-белый петух забил крыльями и прокукарекал что-то верноподданное.
– Отставить, – велел птице Бешеный, оглядывая немалый, хорошо выметенный двор. В ближнем углу, нарушая гармонию, кокетничала с облаками огромная лужа, совершенно неуместная в столь достойном хозяйстве, в дальнем виднелась кучка народа, от которой уже отделились «фульгат» и драгунский капитан. Мир был тесен, особенно в пределах экспедиционного корпуса, – на помощь Мишелю подоспел тот самый Бертольд, что участвовал в ловле поросенка. Вальдес драгуна тоже узнал.
– Вы не находите, что все повторяется? – осведомился он, цепляя поводья за луку седла. – Безобразия, удирающая свинья, наши встречи, даже лужа. Прошлый раз она тоже присутствовала. Это был арбалет или что-то с выдумкой?
– Арбалет, – подтвердил Мишель. – Охотничий, только запущенный жуть. За снастью ж следить надо, а тут хоть бы в тряпицу завернули.
– Безобразие, – припечатал альмиранте. – Я это искореню в память дядюшки Везелли. Вы уже вникли в местные страсти? Муха доложил о многолетней войне, но я еще ни разу не воевал с бондарем. За что он на меня покусился?