Объявившуюся в Мирикии «сестру» казара прибожественный почти наверняка стерпит, отданную вредному стратегу кобылу – вряд ли. Дурацкая ссора раздражала тем сильней, чем больше Карло узнавал обоих недругов. Оставалось надеяться, что Агас потихоньку развернет приятеля от Речной Усадьбы к настоящим разбойникам. Капрас очень рассчитывал, что совместная охота за живодерами положит конец недоразумениям, но брыкливых мулов прежде следовало запрячь. О том, как это устроить, маршал и размышлял, пока отец Ипполит не обрадовал новостью о епископе.
– Завтра его преосвященство намерен быть в Тригаликах, – пояснил клирик. – Он проведет три дня в известной вам резиденции Знания и очень бы желал вас увидеть.
– Я буду! – Карло давно не был столь близок к тому, чтоб возблагодарить Создателя. – Вы, надеюсь, со мной?
– Почитаю своим долгом.
– У меня будет к его преосвященству, м-м-м, просьба… – Маршал протянул священнику паонскую радость. – Я бы хотел, чтобы Гирени… перешла под покровительство епископа Мирикии. Брат Пьетро считает, что ей нужна помощь лекаря.
– Брата Левкания, – подсказал клирик, углубляясь в грозящую молниями бумагу.
Вся отпущенная святому отцу склочность уходила на императорскую богоизбранность. К обычным грешникам клирик был более чем снисходителен, а Гирени называл не иначе как «дитя», самому же лезть к епископу Капрасу не хотелось. Маршал не собирался отрекаться от «потомка», но с клириком лучше говорить клирику. Здешний преосвященный как будто терпимей кипарского и не болтлив, он поймет, особенно если ему должным образом объяснить. С Турагисом придется сложнее – обиженный на предательницу-дочь стратег к кагетке явно привязался. Отпускать малышку старик не захочет, а приказ Молниеразящего его лишь распалит. Придется бить на узкие бедра, благо Турагис знает, что нужный врач подчиняется епископу. Увезти Гирени якобы на неделю или две, потом посетовать на задержку и втянуть стратега в войну с мародерами. Когда старый вояка займется делом, ему станет не до возвращения гостьи…
– Я прочел, – возвестил позабытый собеседник. – Обуянный гордыней нечестивец возвел в обычай срывать злобу на оказавшихся в его власти. Весть из обители Гидеона Горного об отторжении Кагетой самозваного Эсперадора пришла больше недели назад. Моя вина, что, боясь тронуть запретное, я не настоял…
Не боднуть лишний раз Сервиллия клирик был не в состоянии, однако успокоившийся Карло почти не слушал, с трудом гася улыбку. В том, что отец Ипполит постится, маршал не сомневался, но цветом лица слуга Создателев посрамил бы самого здорового из молочников. Видимо, это было наградой за праведную жизнь, наградой же самого Карло стала Гирени, понять бы еще, за какие заслуги. Подлостей за собой маршал не помнил, хоть и благими деяниями похвастаться не мог. Жил, воевал, если забыть про Фельп, сносно. Перевязь заслужил честно, лошадей своей физиономией не пугал и вполне мог рассчитывать на руку состоятельной вдовы или провинциальной девицы из приличной семьи; только одно дело ходить в достойных женихах и совсем другое – оказаться любимым. Это удивляло, смешило, порой раздражало и незаметно становилось необходимым. Или уже стало?
– Я готов признать дитя своей прихожанкой, – священник возвысил голос, – чудом спасшейся от разбойников и слегка повредившейся рассудком. Разумеется, епископ будет знать о моей лжи, но тайна исповеди нерушима.
– Вы, – едва не задохнулся Карло, – вы предлагаете… выдать Гирени за ту… За…
– За одну из несчастных дочерей арендатора мельницы.
– Нет! – отрезал Капрас и понял, что должен объясниться. – Вы назовете это суеверием, но я не могу… Не могу звать ее именем замученной этим ублюдком…
– Военные в самом деле суеверны, – отец Ипполит вздохнул и тут же улыбнулся. – Не бойтесь, вы ее так не назовете. Имя будет значиться лишь в записях лекарской книги. Важно, чтобы число несчастных, пригретых в обители, сходилось, и оно сойдется. Когда думаете забрать дитя из Речной Усадьбы?
– На Излом. Сперва нужно выцарапать у легата Пьетро, Турагис ему доверяет.
– Брат Пьетро достоин полного доверия, – рассеянно подтвердил клирик. – Здравствуй, сын мой.
– Добрый день, – вошедший Пагос потихоньку начинал улыбаться, правда, пока лишь своему духовному отцу. – Господин Фурис напоминает, что вечером…
– Придется господину Фурису обойтись без меня, мы едем в Тригалики. – Карло неожиданно подмигнул парню, без которого теперь не обходилась ни одна вылазка. Вернее, она не обходилась без пса – Калгану наслушавшийся кагетов Фурис доверял безоговорочно.
– Если доводить исполнительность до абсурда, – заметил, проводив Пагоса взглядом, отец Ипполит, – властям надлежит истребить всех кагетских овчарок. Как возможных пособников казара.
– С Анастаса станется, – согласился Капрас, – только собаки не кагетские, а саймурские. Саймуры же вымерли и больше ничьего величия не оскорбят, а вот куда пса в самом деле брать нельзя, так это к Турагису.
Клирик удивленно поднял брови, и маршал коротко объяснил:
– Собачьи драки.
Больше всего это напоминало белобрысую ушастую овцу с пятачком, но было свиньей. И законной гордостью семейства Варнике, о чем поведала хозяйка усадьбы, решительная курносая дама средних лет.
– Места хватит всем, – с ходу объявила она, отпихивая лезущую на высокое крыльцо гордость, – и кавалеристам, и лошадям! Да чтоб мы отпустили таких замечательных гостей в какие-то палатки? Ни за что! Эдита, пошла вон! Им нужно гулять, а эта у нас – лучшая, мне нравится на нее смотреть… В детстве я очень хотела то, чего больше нет ни у кого, а вы?
– Я хотел дышать под водой, – признался отправившийся в усадьбу вместе с Арно Валентин, – мне казалось неправильным, что я этого не умею. О том, что этого не умеет никто, я не думал.
– А я хотел быть унаром, – припомнил Арно, – как братья. И еще дриксенские пистолеты с золотой насечкой. Мне объясняли, что они дурно бьют, только меня это не заботило, ведь они блестят, а вороненые морисские – нет.
– Позор мне, – расхохоталась госпожа Варнике, – по сравнению с вами я была такой завистливой жабкой, зато теперь я хорошая! Муж скоро будет. Эдита, отцепись… Если мы будем торчать здесь, она начнет о вас чесаться. Вам это понравится?
– Не могу утверждать определенно, – выкрутился Спрут. – Госпожа Варнике, я бы хотел побеседовать сперва с гостящим у вас раненым офицером, а затем с вашим супругом.
– Болтать вы будете со мной, – отрезала дама, непонятно почему напомнив виконту мать. – С обоюдной пользой. Вам ведь уже растрепали, что маршал квартировал у нас?
– Само собой, сударыня.
– Муж был рад предоставить своему бывшему начальнику всю возможную помощь. В той самой заварухе с Хайнрихом, где Алва выручил старину Варзова, Конрад получил по башке, но на мне он женился раньше, так что это не помрачение. Ну вот!.. Эдита!!!
– Теперь я могу ответить на ваш вопрос. – Валентин слегка выставил вперед ногу, как во время фехтования. – Мне нравится, когда об меня чешется свинья. Необычная порода и необычное для животного имя.
– И вовсе ничего такого, – госпожа Варнике звонко рассмеялась, – главная Эдита здесь я. Мне нравится мое имя, а мужу нравлюсь я. Если б не изломная придурь, после осенних ярмарок мое имя повторял бы весь север, потому что лучше этих свиней нет! Идемте-ка в дом, красота красотой, но развели мы их не поэтому. Будете есть жаркое! С грибами и соленьями. Вам понравится!
– Почтем за честь. – Придд красиво, будто от навязчивой дамы, увернулся от четвероногой Эдиты и последовал за двуногой. – И все же что это за порода?
– Породой станет, когда патент получим, – хмыкнула хозяйка и принялась объяснять. К концу второй лестницы гости знали, что кудлатое чудушко ведет род от ноймарских белых свиней, согрешивших с вломившимся в летний загон диким кабаном. Жертвы не то насилия, не то внезапно вспыхнувшего чувства в положенный срок принесли два с лишним десятка полосатых поросят. Было это на второй год после Малетты, когда вышедший в отставку в чине полковника Варнике атаковал отцовское хозяйство и добился решительных успехов на всех направлениях.
– Зато теперь, – разливалась водворившая гостей в темноватую, но ужасно милую гостиную полковница, – мы хоть два корпуса прокормим! Муж так маршалу и сказал. И с размещением помог, и с фуражом, и больных, кто потяжелей, сюда забирал…
Что раненых и больных хватало, Арно понял еще в лагере: новобранцев учили сурово и много, люди десятками простужались, ломали руки-ноги-ребра, иногда отбивали внутренности, но старый Катершванц с благословения Вольфганга вожжей не ослаблял. Так и жили, пока корпус не поднялся и не ушел.
– Хотите знать куда? – подмигнула Эдита.
– Разумеется, сударыня, – вежливо подтвердил Придд.
– А нам не сказали, – обрадовала хозяйка, – незачем. Придется вам побегать. Как вам это понравится?
– У меня хорошие карты, но господин Варнике знает местность не по бумаге.
– Еще бы! – хозяйка со смешком повернулась к двери и велела: – Эдита, а ну не прячься!
– Мы не прячемся! – Третьей Эдите, беленькой и при этом веснушчатой, было лет восемь. Она держала за руку вторую девчушку, помладше и потемнее. – Вы старикана потеряли, да?
– Эдита!
– Мама, ну они же вояки!
– Мама, ты их кормила уже?
– Аманда!
– Вас как звать?
– Вы молока хотите? С медом?
– Эдита!!
– Пусть они за столом с нами сядут!
– Брысь! – полковница топнула, будто на кошку, – поросёнки! У нас по-простому, никаких детских, лопаем вместе.
– Нам перца не дают, – встряла младшая. – А вы с перцем лопаете?
– Северная кухня не подразумевает слишком острое. – Валентин был спокоен, зато на двух круглых мордашках проступило удивление. На мгновенье.
– А ты? – теперь Эдита смотрела только на Арно. – Ты северный?
– Южный.
– О! Вот с чего ты красавчик!
– Ты с нами сядешь?