ами. Марций всегда предпочитал хвосту голову, и впереди как раз замаячили плащи генеральского конвоя. Дожидаться, когда его заметят, Савиньяк не стал, равно как и посылать вперед адъютанта, просто засвистел на фульгатский, он же алвасетский манер. Когда-то они с Ли этим умением ужасно гордились, когда-то родич никак не мог освоить кэналлийско-торскую науку и уморительно на сей счет переживал…
Услышав сигнал, Фажетти осадил своего одноглазого, которому был верен седьмой год. В бой увечный жеребец, само собой, не ходил, но на марше генерал с другими лошадьми знался лишь при необходимости.
– Не жалеешь? – с ходу осведомился Марций, занимая место дисциплинированно приотставшего Герарда.
– Может, и жалею, – выказал осмотрительность Эмиль. – О чем?
– О Тарме, там ведь у тебя булочки. Как праздновать будем?
– Не до празднеств, тем более многодневных. По паре бокалов за весну и лучшее будущее с генералами поднимем, и все.
– Аскет! Дриксы на Изломе воюют меньше нас. Как Ариго в прошлом году ни нарывался, Бруно войну отложил и уселся праздновать.
– Так то Бруно, а сейчас главная болячка – Доннервальд. Перейдет, не дай Леворукий, город китовникам, припечет уже нас. О конфузе Рейфера ты, надо думать, знаешь?
– Слышал, но как-то не прочувствовал.
– А вот я прочувствовал! – не стал вдаваться в подробности маршал, проведший с присланным Ли эсператистом часа три. Больше похожий на рейтара, чем на молельщика, брат Орест говорил о свихнувшихся «гусаках» очень сухо, потому и верилось. – Праздников не будет, по крайней мере, для нас.
– Ну и ладно, – и не подумал страдать командующий основными силами, – кончится, все сразу пропьем.
– Непременно… Знал бы ты, как меня тянет заменить себя на Ли!
– Как перед диктовкой на гальтарском?
– Поменьше, с дриксами я все-таки управляюсь… – Объяснять, что дело в смешанном с яростью страхе за ударившегося в гальтарщину братца, Эмиль не стал. Тем более страх этот в последние дни приувял и теперь больше напоминал память о себе самом.
Так, может, в самом деле отпраздновать? Лионелю от невыпитого у Хербсте вина легче не станет, а совсем уж пакостей тут не предвидится. Будь иначе, брат бросил бы своего зайца и вернулся, только Доннервальд в худшем случае сулит лишь банальную мясорубку.
– Мой маршал, – недремлющий Герард вновь был тут как тут, – приближается генерал Райнштайнер с конвоем.
Бергеры замыкали основные силы, и вряд ли барону приспичило лично промять коня. Значит, что-то неотложное. Депеша или очередное изломное озарение? Уж лучше бы депеша.
– Тебе не кажется, – шепнул Марций, – что твой адъютантик очень точно подбирает слова? Райнштайнер именно приближается.
– Бери выше, – хмыкнул Эмиль, – он надвигается.
– Будешь уединяться?
– Откуда мне знать? Не удирай пока.
Лионель как-то умудрился перейти с бергером на «ты», у Эмиля это выходило через раз, но не оценить барона командующий армией не мог. Райнштайнер ничего не делал зря и охотно брал на себя самое противное, кроме того, он с пониманием относился к маршальскому рычанию. «Тревога за близких вкупе с невозможностью вмешаться способствует дурному настроению», – объявил он, когда Эмиль с удивившей его самого замысловатостью обложил Излом и Бруно, не сумевшего схватить за шиворот фок Гетца. Савиньяк барона сперва не понял, потом расхохотался и получил полстакана касеры. Под нуднейшие рассуждения о кровном родстве, завершившиеся советом «не сдерживать проявления своих чувств в присутствии достойных доверия соратников и друзей». Бергерским предложением Эмиль воспользовался лишь раз, вывалив на Райнштайнера, успевшего, к слову сказать, проинспектировать с утра пораньше выход Придда, на редкость подлый сон. Барон, внимательно выслушав, велел подать завтрак на двоих и принялся выяснять подробности, чем изрядно напугал сплюшцев, больше никакой пакости не притаскивавших.
– Добрый день, Ойген, – поздоровался первым командующий. – Новости?
– Я теперь есть курьер, – бергер показал крупные зубы, давая понять, что это шутка, причем очень смешная. – Я доставил маршалу Савиньяку срочную депешу от маршала фок Варзов.
– В самом деле срочную?
– Без крайней на то необходимости я не вскрываю предназначенную другим почту, – Райнштайнер протянул видавший виды футляр с наполовину стертой косаткой, – однако рискну утверждать, что маршал без веских на то причин не поднял бы находящийся в состоянии формирования корпус накануне Зимнего Излома.
– Когда-то я любил биться об заклад, – Фажетти тоже пытался шутить, – но в данном случае бы не рискнул.
– Тогда и я не стану, – поддержал «веселье» Эмиль, вытаскивая письмо. Оно оказалось коротким, новости – скверными, а старик – молодцом. Дожили!.. Эмиль Савиньяк одобряет Вольфганга фок Варзов, будто какого-то полковника. Вот так и понимаешь, что армия в самом деле твоя… И война твоя, и враги, которых все больше.
– В восьмой день Осенних Молний, – ровным, как у злящегося Ли, голосом сообщил командующий, – наш разъезд перехватил гусиную компанию, пробиравшуюся на северо-восток, к границе. Дрались мерзавцы до конца, трое убито, в том числе старший, двое захвачено. На теле старшего обнаружено зашифрованное письмо, ключа к шифру не нашли, но Ужас Виндблуме не сплоховал и кое-что из пленников вытряс.
– Ульрих-Бертольд имеет опыт допросов, – счел своим долгом уточнить Райнштайнер, – и это для нас очень удачно. Сведения следует получать вовремя, а забравшиеся на нашу сторону дриксы снисхождения никоим образом не заслуживают. Хорошо, что взяли двоих, обычно это облегчает разговор.
– «А приятель-то твой уже все рассказал, – зло ухмыльнулся Марций, – так что не слишком-то ты и нужен…» Что нагоготали ощипанные красавцы?
– Что везли письмо из Доннервальда командующему Горной армией… – А фок Гетц, сволочь эдакая, принял сторону китовников еще два месяца назад. За это время не то что с Доннервальдом, с Мариенбургом снюхаешься! – Вольфганг считает, в городе зреет мятеж, при этом горники к Доннервальду ближе, чем думалось. Старику это не нравится, и он выдвигается в поиск, не дожидаясь приказа.
– Я очень боюсь, – изрек никаким боком не сочетающийся со словом «страх» Райнштайнер, – что бывший маршал Запада в своих подозрениях прав. Двинувшись к Доннервальду напрямую, через нагорье Гаезау, фок Гетц выгадывает около двух недель. Надеюсь все же, что китовники не ждут нас сейчас в крепости или же её окрестностях.
– Когда написано письмо? – уточнил Фажетти.
– Датировано десятым днем.
– Драгун выехал тотчас, – заверил бергер, – проявив при этом похвальные старание и выносливость. С учетом важности доставленных известий его следует поощрить в двойном размере.
– Кто-то спорит? Признаться, я думал, времени у нас все же поболе. И что б мне было отправить кавалерию неделей раньше!
– Это бы облегчило поиск «гусей», но не прежде, чем те подошли.
– Зато теперь Придд старика на месте не обнаружит… Проклятье, его не обнаружит даже посланный вперед «спрутов» курьер, а мы дотащимся к Доннервальду только к вечеру! Похоже, сейчас очень многое, если не все, зависит от Вольфганга.
– И от ума и решительности полковника Придда, – добавил Райнштайнер, – а то, что зависело от ума и решительности полковника Придда, пока заканчивалось столь благополучно, сколь это вообще было возможно в создавшемся положении.
Теперь Арно прочувствовал, что значит «наблюдать свысока»: внизу, прямо под ними, черно-белые шеренги, собравшись у вовсю палившей батареи, пытались отразить атаку сразу с двух сторон. Враги лезли и в лоб, и сбоку, грозя размазать обороняющихся по крутым каменистым склонам, а центр то ли не мог, то ли не считал нужным помочь.
– Дриксы отрезали правый фланг Варзова, а центр и левый фланг потеснили, – Валентин все еще мог выражаться по-человечески, Арно уже не очень. – И там, и там наши пока держатся, но теперь вопрос лишь во времени. Отрезанных уничтожат, а остальных погонят дальше по дороге.
– Кляча твоя несусветная!
– Отнюдь не кляча, – Придд упер трубу в колено, – но именно твоя, и не менее примечательная, чем всадник. Арно, тебе придется добраться до маршала. Именно тебе – другому вряд ли поверят.
– Полезно иметь в братцах Леворукого!
– Вне всякого сомнения. Доложишь о нашем подходе и о том, что мы атакуем прямо сейчас. Я пройду найденной «фульгатами» промоиной и ударю по тем, кто обходит правый фланг. Выбора нет – у нас лишь одна тропа, выводящая в пригодное для атаки место. Если нашу атаку поддержат, шансы на успех несколько возрастут, но прорваться и вывести окруженных я попробую в любом случае. Отходить будем или на соединение с центром, или назад, в холмы, сейчас не угадать.
– Тогда удачи тебе!
– Постой. Ты не забыл, что там Йоганн?
– Забыл, но ты напомнил. Передать от тебя Ульриху-Бертольду изъявления глубокого и искреннего уважения?
– Передай, что полковник Придд в меру сил и пока не слишком большого опыта попытается повторить то, что удалось сделать у Болотного.
– Одно другого не исключает!
– Несомненно, но я прошу тебя передать именно в таких выражениях.
Просит он…
– Приложу все усилия, чтобы наилучшим образом исполнить твою… Ты не зарывайся только!
– Я тоже приложу, – Придд почти улыбнулся. – Не знаю, сколько еще горников-разведчиков здесь бродит и бродит ли, но повторения казуса на Мельниковом нам не нужно. С тобой идет пятерка Раньера, на здешних осыпях кони «фульгатов» от Кана отстать не должны.
– Отстанут – ждать не буду, – что бы такое сказать на прощаньице? О! – Живи!
Теперь махнуть рукой и, опередив ответ, опрометью вниз, где нетерпеливо переступает с ноги на ногу Кан. Умнице и красавцу не довелось поучаствовать в последней драке лично, но завестись от хозяина, от пороховой гари и артиллерийской стрельбы мориск успел и теперь желал действовать: скакать, прыгать, а еще лучше – драться. «Фульгаты» не приплясывали, но и не мешкали: разговор у обрыва и брызнувший из-под копыт щебень разделяли пара минут, не больше.