одится, а дальнейшее в руках Создателя и ваших. Отец Ипполит будет лишь к вечеру, а уезжать по делу без исповеди я не привык. Моим поверенным в делах земных стал доверенный куратор походной канцелярии.
– Фурис? – не понял маршал. – Но почему?
– Он безгрешен и близок к совершенству.
– А я близок к обмороку. – Карло взялся за кувшин. – Будете?
– Не сегодня. – Пьетро вышел, как опытный военный, быстро и при этом несуетливо. Проводить бы, но маршалы мелочь не провожают. Капрас налил-таки вина, пригубил, не распробовал, поставил на стол, вытащил записку Лидаса и перевернул той стороной, где были недописанные стихи. «Стезя моя – сталь и грезы…» Чужая песня и оставшийся навсегда молодым лохматый гвардеец, веривший в победу, императора и что-то еще, куда более важное…
Окончательно удариться в достойную виршеплетов дурь не дал явившийся без приглашения Фурис.
– Господин командующий, – возвестил он, – мой долг сообщить вам доверенные мне сведения исключительной важности, которые, вне всякого сомнения, окажут определяющее влияние на принятие вами окончательного решения, касающегося истребления возмутительных банд, наводнивших вверенные вашему попечению провинции.
Снова зима, снова холод и ветер, снова рядом горники, разве что видно чуть дальше. Ползут по серому снегу пехотные колонны, люди еще ничего не знают, они идут к своим, идут драться, но не здесь же, посреди никому не нужного плато, где и зацепиться-то не за что! Мушкетеры, драгуны, ноймары, бергеры… и еще бывшие свитские. Господ полковников у знамени корпуса пока нет, только местоблюстительный Ульрих-Бертольд, Валентин да на почтительном расстоянии – бесхозные адъютанты.
– Добрый вечер, Сэц-Пуэн, – проявил достойную Придда вежливость Арно. – Мне следует извиниться, ведь я так и не взял ваше письмо. Если вы его, разумеется, написали.
– Я начал, – бедняга вытаращил единственный глаз, – но ведь…
– Моя мать хорошо знала маршала фок Варзов. Напишите ей о нем все, что запомнили. Простите, моего доклада ждут.
– Я допишу, – пообещал Сэц-Пуэн, – обязательно. Господин Савиньяк…
– Арно. В крайнем случае капитан Сэ.
– Полковник Катершванц желает говорить с полковником Приддом наедине.
– Это страшно, – согласился Савиньяк, – и я очень боюсь, но мой полковник ждет моего доклада.
Ульрих-Бертольд восседал на превеликом гнедом жеребце. Гнедой значительно молчал, Катершванц фыркал за двоих, держащийся рядом Валентин скромно внимал. Арно тоже б не отказался, однако бергер и впрямь видел затылком.
– Фиконт, – потребовал он, – токлатыфайте. Как фы нахотили «гусей»?
В обнаружении чужих разъездов ничего неподходящего для катершванцевских ушей Арно не видел, а посему доложился по всем правилам, после чего едва не свалился с Кана. От удивления.
– Фаша претузмотрительность и обзтоятельность, – возвестил Ужас Виндблуме, – фесьма похфальная есть. Фы фысылали фланговые тозоры талеко ф зтороны и фофремя узнавали про ненушную корпусу фстречу. Без фас могла ухотить только конница, озтафиф без помошчи пехоту, но это нефозмошно для фоителей есть.
– Благодарю, господин барон, – пробормотал Арно, чувствуя, что ему на шею повесили орден размером с тележное колесо.
– Но фаш узпех не пофод затирать нос! – исправился Катершванц. – А теперь фы, полкофник. Фы – толкофый молотой тшелофек, но фы прифыкали ошидать мой приказ. В зта злутшаях это похфально есть, но фы ротились зто перфым! Мне шестесят тефять лет, и я не могу фечно фам тафать приказы и зофеты. У фас есть голофа, так изфольте ее уфашать, и фы зтанете тостойны прошлых фоителей! Пфе! Фок Фарзоф умирал позафтшера, потому тшто у Малетты ему не тафал умирать молотой Алфа, который не быфал шдафшим приказ от турака с перефязью.
– У Малетты, – не выдержал Арно, – не было вас!
– Та, – подхватил Ульрих-Бертольд, – я нахотился в Торке, и я быфал рат злышать, что в Талиге зтало меньше никтшемных генералоф! Полкофник Придд, фы фызыфали ко мне зтарших офицероф. Фы имеете з ними гофорить зами! Если фы зпрафитесь, я, когта мы зоетинимся з нашей армией, буту назнатшать фас звоим наследником!
– Господин барон, – медленно произнес Валентин, – я постараюсь впредь принимать решения и осуществлять их самостоятельно.
– Фот именно! И польше уференности.
Валентин почтительно наклонил голову, Арно торопливо последовал его примеру. Веселого в их положении было мало, но разоржаться тянуло зверски. Мешали начавшие стягиваться сразу с двух сторон пригорочные полковники. Три дня назад они торчали под знаменем и не могли решить, вытаскивать отрезанного маршала или нет, теперь, дай им волю, примутся сетовать на удаленность начальства и отсутствие равелинов и перевалов. После смерти фок Варзов тоже переливали из пустого в порожнее до самого рассвета, хотя тогда и спорить-то было не о чем.
– Господа, – Придд заговорил первым, не дождавшись хотя бы обмена приветствиями, – у нас мало времени. Я пригласил вас, чтобы сообщить: корпус, обходя обнаруженного разведкой неприятеля, около получаса назад повернул на север. Прошу всех ускорить движение, устающих пехотинцев следует рассадить на повозки. Кавалерия, кроме головного эскадрона и разведчиков, пойдет в хвосте колонны. Нужно спешить, но поскольку маневр уже успешно начат, я готов по мере сил ответить на разумные вопросы.
Сперва полковники обалдели, переведя взгляд с Валентина на красноречиво сопящего Катершванца. Они наверняка были славными людьми и пристойными офицерами, других бы фок Варзов держать не стал, но Арно эти «зтаршие фоители» бесили третий раз кряду. При этом виконт понимал, что несправедлив: оставшийся на обреченной батарее маршал велел спасать корпус, единственный генерал поймал пулю, командир ноймаров тоже, а подхода кавалерии никто не ждал. Да и ночью, окончательно оказавшись без командующего, уцелевшие не рыдали, а решали, что делать. И все же, почему никто не сказал «будет так и только так»? Катершванц и тот лишь фыркал да ругался, а ругаются, когда не могут оборвать одним словом и заставить идти и делать.
– Вы нарушаете субординацию, – ожил вечно опасавшийся «остаться без последних резервов» драгун, – почему мы должны исполнять ваше…
– Лучше повернуть…
– Необходимо располагать точными сведениями…
– Конечно, ваше появление…
– Проще пропустить врага и вернуться…
– Корпус поворачивает на север, – Арно бы положил руку на эфес, Валентин не стал, – однако ваши сомнения мне понятны. Решение принял я, потому что решать требовалось немедленно и я был в состоянии это сделать.
Как вы помните, в строю осталось три с половиной тысячи пехоты и две – кавалерии, в основном моей, при этом я, согласно последнему распоряжению маршала фок Варзов, командую и авангардом, и арьергардом. Кроме того, согласно приказу уже маршала Савиньяка я обязан перейти под начало маршала фок Варзов, в его же отсутствие – действовать по своему усмотрению. Напомню, что по уставу в случае гибели командующего и отсутствия особых распоряжений на сей счет командование последовательно переходит к командующему основными силами, затем авангардом и арьергардом, а по законам войны к тому, кто на это способен. То же правило действует и на флоте.
– В таком случае, – буркнул худощавый мушкетер, которому нравилось согласовывать действия, – извольте письменный приказ.
– Довольно и устного, – взгляд Валентина задержался на лице мушкетера. – Всю ответственность я принимаю на себя. В том числе и потому, что в свою последнюю ночь маршал фок Варзов вспоминал бой у Малетты.
Полковники еще переглядывались, но уже подчинились. Это было очевидно, однако восхищение от ловкости, с которой приятель задурил голову Катершванцу и прибрал к рукам корпус… ну, или то, что от него осталось, требовало выхода.
– Господа, – Арно выслал Кана вперед, – прошу простить мою неучтивость, но я обязан засвидетельствовать, что мой брат… то есть Проэмперадор Севера и Северо-Запада граф Савиньяк в чрезвычайной ситуации желал видеть во главе корпуса полковника Придда.
– Этого шелают фсе разумные фоители, – Катершванц вперил взор в несчастного мушкетера, и виконту показалось, что тот стремительно усыхает. – Если тать фам фолю, фы бутете зтшитать тохлых шап, пока фас не проглотит зумасшетшая рыпа.
Первым ретировался мушкетер, за ним потянулись другие. Арно поискал глазами фок Дахе и нашел. Лишившийся сразу маршала и пушек полковник трясся в седле наравне с молодыми, не давая себе поблажки, он все время молчал, и его опять было жаль.
– Добрый день, – как мог бодро поздоровался Арно. – Вас совсем не волнует, что командование принял мой возмутительно молодой друг?
– Меня волнует, выдержит ли пехота ускоренный марш, – негромко откликнулся фок Дахе. – Вашего друга я видел на батарее. Он тогда знал, что делает, и всегда будет это знать. Капитан, я понимаю, это звучит глупо, но берегите себя.
– Спасибо, – нужно было пошутить, но шутки в голову не приходили. – И вы тоже…
Дальше можно было лишь удрать, и капитан Сэ удрал. То есть поднес руку к шляпе и бросился догонять Валентина. Это было нетрудно, Придд не спешил.
– Я почти поверил, – задумчиво произнес он, – что маршал Лионель хотел бы видеть меня на генеральской должности, но вовремя вспомнил, что отправлял меня к фок Варзов маршал Эмиль.
– Ну и что? – виконту давно так не хотелось показать язык. – Зато я видел, как господа опытные полковники квохтали, когда нужно было собраться и бить. Уверяю тебя, Ли никого из этого курятника на корпус бы не поставил, остаешься ты. И может быть, ты наконец скажешь, почему мы идем на север. Ты собрался опередить горников и выскочить на большой тракт раньше них, но ведь с Доннервальдом пока не ясно.
– В той стороне должен быть Бруно, которому, как и нам, нужно добраться до армии маршала Эмиля, однако возможностей у него заметно больше. Мало того, если у китовников есть хоть капля разума, они постараются выставить принца Зильбершванфлоссе предателем и союзником фрошеров. Найденные нами горники вместе с эйнрехтцами должны попробовать зажать фельдмаршала между двумя своими армиями, но от Талига отсекать не станут. Мы или спрячемся за Бруно, или, если он достаточно быстр, пойдем с ним вместе.