– Меня это полностью устраивает, – обрадовал старый пень, сперва устроивший Вольфгангу Мельников луг, а потом не унявший собственных придурков. Будь у этого… принца Зильбершванфлоссе побольше мозгов и поменьше апломба, Ли бы не остался с четырьмя полками против спятившей армии.
– А меня, – хотелось зарычать, но вместо этого Савиньяк осклабился, – полностью устроит, если вы меня убедите в том, что сражение начнется и пойдет так, как нужно. В том, что мне придется вам помогать, вы не ошибаетесь, но любой ценой я делать это не намерен.
– В создавшемся положении спасать армию и кесарию любой ценой будем мы, – Глауберозе так и смотрел в огонь. – Если у нас не выйдет, наступит ваш черед, я имею в виду Талиг.
– Маршал, – вмешался доселе молчавший епископ, – мы заметно продвинемся вперед, если вы примете как данность, что сражение начнется если не завтра во второй половине дня, то послезавтра с самого утра. Китовники будут вынуждены отбросить показное миролюбие, прольется кровь, и виновник этого будет очевиден.
– Кому очевиден? – Выгнать бы Бруно к кошкам! С графом и клириком разговор пошел бы легче… Занятно, но в эсператизме что-то есть. Что этот вот Луциан с его Орестом, что материн Левий пьяного Понси уж точно ублажать бы не стали…
– Очевиден Южной армии кесарии Дриксен, а если повезет, то и части горников, – Глауберозе все же голову поднял. – Не скрою, нам понадобится некоторая помощь с вашей стороны, но она будет необременительной и ни к чему не обязывающей. Вы, как представитель Талига, всего лишь заявите принцу Зильбершванфлоссе протест в связи с нарушением перемирия, выразившимся в появлении на территории Талига Горной армии.
– Хорошо, протест будет. – И пусть делают с ним, что хотят! – Китовники прольют кровь, ваши люди возмутятся, а дальше? Численный перевес не за вами и даже, раз уж я вас поддерживаю, не за нами. Армию горников фок Варзов, а затем и Придд оценили тысяч в тридцать – тридцать пять, эйнрехтцев, по вашим словам, почти шестьдесят, у вас чуть больше сорока, у меня чуть меньше, в артиллерии паритет. При таком раскладе если не все, то очень многое решает командование. Варитских генералов вы, фельдмаршал, знаете лучше не только меня, но и привыкших иметь с вами дело Ариго и Шарли. Что за гуси фок Ило и оба фок Гетца и кого они себе набрали? У вас есть соображения на сей счет?
Соображения у Бруно имелись, он прекрасно знал, ну или считал, что знает загнавших его в угол китовых вожаков. Талигойская сторона была уведомлена, что ни фок Ило, ни Гетц-старший, не говоря уже о младшем, ни прочие, рангом ниже, не обладают сколько-нибудь выдающимися способностями и не имеют опыта командования крупными силами в серьезных сражениях. Фок Ило, как и большинство гвардейских генералов, никогда не возглавлял даже самостоятельно действовавшего корпуса; в последние кампании он проявлял себя расторопным и более или менее хладнокровным, не более того. Успешно командовать полком, даже двумя-тремя, было у него такое при Метлеркампфе, сей господин в состоянии, но это отнюдь не то, что ему предстоит здесь.
– Управление армией в генеральной баталии даже с одним противником, – наставлял старый бык непозволительно молодого оленя, – это музыкальный концерт, к нему надо готовиться и готовиться, постепенно набираясь опыта. Командовать одним из флангов я бы фок Ило при неимении лучшего доверил, но и только. Гетц-старший – другое дело, он во главе Горной армии шесть лет, а до этого, если вы не знаете, имел в подчинении Горный же корпус. Сейчас ему предстоит бой на равнине, но Гетц слишком привык к тесноте Торки, где они с ноймарами и бергерами бесконечно изматывали друг друга в сравнительно мелких стычках. Особые условия местности, свои способы ведения войны, свои традиции…
Поучать фельдмаршал любил, чем напоминал сразу и старика Понси, и дядюшку Гектора, только занудно излагается мысль или же быстро и изящно – неважно, лишь бы правильной была. В себе и своих талантах Бруно не сомневался и главным врагом полагал не генералов, а праздники с их попойками. То, как фельдгусь провел последнюю кампанию, говорило в его пользу. То, что фок Ило, прогулявшись с Фридрихом в Кадану и Гаунау, ничем Ли не поразил, а фок Гетц за шесть лет не добился успеха на перевалах, рассуждения Бруно вроде бы подтверждало, и все же Эмиль усомнился.
– Фельдмаршал, – бросил он, вклинившись в очередные вариации по Пфейхтайеру, – ваши знания о фок Ило сопоставимы со знаниями о моем брате накануне его отъезда к Северной армии. Я ставлю Лионеля как военачальника выше вас, и я в этом не одинок; тем не менее до каданского похода и гаунасских догонялок в «молодом Савиньяке» видели не полководца, а капитана королевской охраны и племянника экстерриора. Вы уверены, что гвардеец фок Ило не преподнесет аналогичного сюрприза?
Бруно пару раз стукнул пальцами по чуть оттаявшему дереву, похоже, это было привычкой.
– Я не собираюсь преуменьшать чужие способности, – отрезал он, – но ни тот, ни другой изменник-командующий в искусстве управления войсками меня не превзойдут.
От Савиньяка, вздумай тот напасть, Руппи спасти свое бесценное начальство не успевал, но тут уж что-то одно: или великая тайна, или защитник с палашом. Командующий выбрал тайну, и Фельсенбург ничего против не имел: настоящих врагов, тех, кого живьем не отпустишь и от которых живым не уйдешь, поблизости не имелось.
Фок Ило торчал к северу от Бархатного форта, Гетц устроился восточнее. Армии разделяло не более хорны, но в промежуток между фрошерами и Бруно ни эйнрехтцы, ни горники соваться пока не пробовали, а выискивать фельдмаршала по приречным балкам гадам в голову не приходило. Оно и Бруно не пришло – упрятать встречу в якобы инспекцию предложил Савиньяк. Ну, объехал старик несколько полков, похвалил-поругал, двинулся в окружении привычного эскорта дальше, дело обычное, а что на полдороге свернул, так кто проверит? Да хоть бы и попытались…
Подступы к неглубокому, заросшему кустарником и корявыми деревьями овражку, где съехались две кавалькады, стерегли фрошерские «фульгаты» и родимые «быкодеры». Они же в немалом числе болтались у обоих имевшихся спусков, а ближайшие свитские устроились внизу, у костерка с видом на подлежащих охране особ.
Особы переговаривались, свита в лице Руппи, брата Ореста, Арно и адъютантика Савиньяка, памятного по истории с белоглазым Оксхоллом, молчала. Талигойцам наверняка мешал эсператист, а Руппи – все сразу. То, что выходило сказать адрианианцу, не годилось для фрошеров, по-дружески болтать с Арно в присутствии клирика, пусть тот и носит палаш, не получалось, расспрашивать же еле знакомого брата о сестре и вовсе было неудобно. Положение наверняка спасла бы фляга, но все находились при исполнении. Фельсенбург задрал голову и увидел синюю пустоту: все, кто хотел на юг, давно улетели, и птицы, и тучи.
– Завтра тоже будет ясно, – почти подумал вслух Руппи. – И холодно, еще холодней, чем сейчас.
– Значит, – немедленно откликнулся измолчавшийся Арно, – будем греться. Горники-то подошли?
– Часа через два после вас, можно сказать, вы их и привели.
– Ну, извините, – хохотнул виконт. – И что они поделывают?
– То же, что и эйнрехтцы: стоят. – Тихо стоят, чтоб их, мирно. – Разъезды гоняют по окрестностям, ну так их все гоняют.
– Куда ж без разъездов… Стычки хоть были?
– Не было стычек! Эйнрехтцы нашим разве что цветочки не преподносят, завтра, надо думать, с подарками и выпивкой заявятся. Как же на зимние праздники без примирения и согласия?!
– Стоять и ждать нам нельзя, – брат Орест неторопливо подкинул в костерок пару веток. – И праздновать нельзя…
– Смотря как, – откликнулся Арно. – Руперт, вы рассказывали про начатый под Эзелхардом поединок, теперь вам придется высечь троих, только и всего.
– В эти дни поединки не устраивают. – «Виконт Зэ», молодец, сообразил, что почти дружбой сейчас лучше не трясти. – Даже бескровные.
– Я, как духовник фельдмаршала, получил личное послание фок Ило, – сообщил «лев», тем же тоном он говорил, возвращаясь из Морского суда. – Похоже, оправдываются наши худшие ожидания. Меня очень вежливо и очень подробно просят удержать графа фок Фельсенбурга от нападений на движимых братскими чувствами соотечественников. Вы, Руперт, господ варитов начинаете заметно волновать.
– Какое счастье, – Руперт покосился на «главный» костер, там усиленно разговаривали. – Но я ведь могу и не удержаться!
– Эйнрехтцы именно этого от вас и ждут. Они ставят на зимние праздники, которые, если повести дело с умом, оставят Бруно без доброй трети, а то и больше, армии. Как военачальника мы фок Ило пока не знаем, но ваши таланты он в своем раскладе учел. Задирать вас в этот раз никто не будет, это вам придется на глазах солдат грубить добрым людям, притащившим выпивку и хорошее мясо. Которое, между прочим, в Южной армии сейчас видят только высшие офицеры и свита фельдмаршала.
– Ну кляча ж твоя несусветная! – Арно запустил в костер наскоро слепленным снежком. – Паршиво выходит… Не праздновать, если не нападают, нельзя, отступать дальше нельзя: праздники, да и перехватят на марше. Объединиться с нами – и того хуже… Ну так устройте, чтобы бесноватые напали первыми и при этом выкинули что-то непотребное, Ли бы устроил.
– Это очевидный выход, – согласился брат Орест, – но вынуждать на непотребство тех, кто выказывает нарочитое добронравие, рискованно. Вы же знаете, что бывает с борцом или фехтовальщиком, который рассчитывает на противодействие, а встречает пустоту. Здесь еще сложнее, хотя ваш брат, возможно, решил бы и эту задачу.
– По крайней мере, наших бесноватых он выловил. Правда, Герард?
– Последний месяц ни одного не было, – брат Селины улыбнулся. – Господин Фельсенбург, Сэль, моя сестра, если вы ее помните, говорила, что вас любят кошки.
– Любили, но я их давно не встречал. Вас не затруднит передать сестре мой поклон и поздравления с праздником, вы же празднуете?