– Монсеньор! Мирта… Это же ваша лошадь, вы же ее…
– Плевать, что моя, ты на ней воюешь, ты о ней и должен помнить! Зови фок Дахе, книжку утром отдашь Сэц-Пуэну, пусть почитает, ему полезно.
Фок Дахе хотел умереть, так что второй разговор будет проще. И сложней, потому что бедняга не захочет тянуть с собой парнишку. Но потащит. Представитель армии Талига полковник фок Дахе… Не сходится, краплеными картами надо играть честно, так что умирать хромому полковнику генералом.
Глава 4Гайифа. Речная УсадьбаГельбе400-й год К.С. 24-й день Осенних Молний
Флаги и розы желтого и красного воска приветствовали Капраса уже на развилке, где заметно прибавилось вояк, по случаю «парадика» вырядившихся в яркие, почти гвардейские мундиры. Дальше красота лишь нарастала. Стены поместья сияли солнечной желтизной, а вдоль по-прежнему ухабистой дороги выстроились, повторяя ныне отмененную гербовую радугу, жерди, на которых еще не высохла краска. Празднично, радостно и трогательно… Если не знать. Карло знал: Фурис не просто пересказал то, что благочестивый брат вытряс из сопровождавших его ублюдков, но и прибавил собственные изыскания. Сошлось всё, даже подвески с рубинами, судьбу владельцев которых проследил бывший писарь. В один прекрасный день бедняги с небольшим караваном выехали из Кипары и сгинули, причем непутевый наследник, на которого грешил Агас, к этому времени успел скончаться.
Спорить с очевидностью и прятать голову под крыло Капрас не собирался – Речная Усадьба вне всякого сомнения являлась рассадником охватившей две провинции заразы. Двуногое зверье следовало побыстрее перебить, однако в то, что в банде заправляет Турагис, не верилось, хоть умри. Разбойников, пользуясь простодушием и, чего греха таить, самомнением стратега, наверняка расплодил покойный Ставро с помощью пресловутых Галлисов. Миндальничать с негодяями маршал не собирался, оставалось решить, ставить ли старика в известность заранее или предъявить ему уже трупы.
Фурис настаивал на «решительных, немедленных и неожиданных действиях», отец Ипполит требовал того же, но жизнь научила Карло определенной гибкости.
«Подготовимся к самому плохому, – объявил командующий алчущим крови подчиненным, – но сохраним возможность маневра. Пьетро взялся найти доказательства, успеет – приступим немедленно, нет – подождем, не уподобляться же Анастасу!» Напоминать о призраке не понадобилось, соратники дружно опустили глаза, и только разучившийся улыбаться Агас потребовал, чтобы личную охрану Прибожественного увеличили до трех десятков ветеранов. Маршал нехотя кивнул – за свою шкуру он не опасался, но при его нынешней должности разъезжать без свиты было просто невместно – после чего заговорил о «парадике».
Для участия в затее Турагиса выделили сборный кавалерийский эскадрон, роту пехоты и пушку. Якобы для торжественности и чтобы показать стратегу, что присланные им ценности пошли на дело. Они в самом деле пошли, но если на штурм идти все же придется, холостой выстрел послужит сигналом для тех, кто под праздничный шумок окольными путями выйдет на позиции вокруг поместья. Два полных батальона под командованием испытанного Гапзиса и эскадрон легкоконных займутся заречным лагерем и его обитателями. Ламброс, если сумеет протащить свою батарею, их поддержит, а еще две тысячи человек возьмут в кольцо главную усадьбу, из распахнутых ворот которой как раз сейчас выкатывалась встреча. Очень торжественная.
– Доверенный смотритель летних владений стратега Турагиса Софронидис, – лихо представился молодцеватый красавец на снежно-рыжем жеребце императорской[5] породы. – Уполномочен встретить маршала Капраса и сопроводить на плац.
– Благодарю, – буркнул так до конца не решивший, что делать и делать ли, Карло.
– Стратег выйдет к началу парада, – блеснул зубами Софронидис, – вам подготовлена приличествующая знане… знаменательным событиям и вашему званию лошадь.
– Солнышко – подарок стратега Турагиса. – Карло потрепал по шее явно вспомнившего дорогу в родную конюшню жеребца.
– Это отличный строевой конь, но он оседлан для марша, а не для парада.
– Хорошо, – сдался Капрас, – Давайте вашего.
– Благодарю маршала. – Софронидис махнул желтой перчаткой, и к Карло подвели щеголявшего ало-золотым чепраком имперца. Конь стоял смирно, похоже, он перевидал немало всадников. Карло поднялся в седло и узнал, что до плаца, помимо почетного караула, его сопровождают доверенный помощник и двое адъютантов, участники же парада получат инструкции от доверенного смотрителя зимних владений и распорядителя празднеств, но их проход состоится лишь после объезда войск Речного корпуса.
– Фурис, Агас, Йорго, – не стал вдаваться в подробности Карло, – со мной. Медерис, остаетесь за старшего.
Маршальской свите красных чепраков не полагалось, так что обошлись своими лошадками. Встречающие картинно расступились, пропуская почетного гостя в голову кавалькады, и начиненный пакостями праздник стал еще ближе.
Когда безымянный «парадный» конь перешагнул проведенную по земле желтую полосу, грохнула музыка, живо напомнив о деревенских свадьбах. Тем не менее это был несомненный марш, причем тот, которым в Паоне встречают Доверенного стратега. В прежние времена подобное немало бы польстило самолюбию, сейчас Карло поежился – уж больно скверно сложилось у Забардзакиса, причем во всех смыслах. Капрас не желал ни проигрывать кампанию за кампанией, ни портить жизнь приличным людям, ни глотать расплавленный сургуч, и вообще – зачем ему эти кошачьи литавры? Он не стратег, а простой маршал и, если угодно, временный Прибожественный, так до конца и не решивший, что и когда делать.
Марш отгремел и тут же начался сызнова. Ничего удивительного, «Встречу Доверенного стратега» играют раз за разом, пока оный стратег следует сквозь Восемь триумфальных арок к полю Золотых Роз, куда уже выехал император. В Речной Усадьбе арка была одна, в конце идущей от свежеокрашенных ворот аллеи, дальше начинался упомянутый Софронидисом плац, прошлый раз служивший для проминки лошадей, а сейчас удостоенный чести принимать «парадик». Несильный ветер радостно играл многочисленными флагами, но сама дочиста выметенная аллея была пуста. В Белой Усадьбе тоже пришлось ехать по ухоженному безлюдью навстречу несусветной мерзости и дружелюбному балбесу, так и не успевшему понять, с кем связался. От схожести еще живого старика с уже мертвым мальчишкой стало вовсе скверно, Карло со злостью покосился на Софронидиса, тот понял по-своему.
– За Мирикийскую арку, – ага, это таки арка! – езжайт… то бишь маршал следует один. Свита присоединяется к этим… парадирующим.
– Понятно.
Торжественные проезды в империи всегда уважали, считая делом важным и требующим строгого порядка. Под вопли вошедших в раж флейт и бубнов Карло миновал увитое все теми же восковыми розанами дощатое несчастье и оказался на вылизанной площадке меж конюшен, по обе стороны коей выстроился местный гарнизон. В другое время выпятившие грудь конюхи привели бы в умиление, сейчас Капрас мог думать лишь о том, что вешавшие мертвого Лидаса и живых хозяек ублюдки наверняка болтаются поблизости. В парадных мундирах.
Вполне пристойно взревели фанфары по обе стороны «Мирикийской» арочки. Карло сам не понял, как шевельнул поводом, по старой гвардейской привычке переводя лошадь в парадную рысь. Конь понял, он был к такому приучен, но кем и где? Фанфары вновь протрубили, разряженные шеренги торопливо повернули головы, но отнюдь не к Карло. Впереди, сразу под двумя знаменами – старым, императорским и незнакомым, багряно-золотым – ну как же, чтобы такой человек – да без личного знамени! – возвышался Турагис на белом коне.
Именно так император принимает доверенного стратега. Император! Осознав этакое кощунство, ординарный подданный божественного Сервиллия должен был кинуться сперва наутек, а потом – доносить. Прибожественному Сервиллионику в подобном случае следовало карать, желательно прилюдно, но Капрас, даже не сбившись с парадной рыси, продолжал ехать вперед, к огромному всаднику в новом, роскошном, но старомодном мундире. Согласно придворному церемониалу, военачальнику надлежит, если не последует иных приказаний, не доезжая до августейшего наездника дюжины бье, спешиться, но Дивин, как правило, приказывал стратегу оставаться в седле и следовать за собой. Капрас рассчитывал именно на это, поскольку прилюдно преклонить колено перед помещиком средней руки Прибожественный не мог. И маршал не мог, и бывший гвардеец…
Обошлось. Совсем уж императорских почестей от гостя Турагис ожидать все же не стал и, когда до него оставалась пара корпусов, тронул коня. Принимать парады старик умел, белый в золоте красавец повернул, где и когда следовало. Карло успешно повторил хозяйский маневр, выдерживая затверженную в гвардейские годы дистанцию, так вдвоем, под наяривающий «Великого павлина» оркестр, они и двинулись вдоль выстроившихся «войск».
Перед каждым, видимо, эскадроном стратег придерживал жеребца и поднимал руку, вояки более или менее складно орали, Капрас молчал и смотрел. До настоящего паонского порядка здешним красавцам было скакать и скакать. Ни равнения в строю, ни неподвижности – и сами вертятся, и лошади тоже смирно не стоят – о ровных шеренгах и речи не идет, но вооружены бацуты хоть и не слишком богато, но единообразно, и они в мундирах и одинаковых шляпах. Поголовно!
Торжественный выезд завершился у как нарочно развернувшихся знамен. По наитию Карло последовал за хозяином, который, не спешиваясь, поднялся на невысокий настил. Теперь они стояли рядом, над головой реяли знакомый с юности павлин в венке из роз и что-то «лошадиное», а позади застыла добравшаяся в обход свита – поворачивая, Карло успел заметить Агаса и шею фурисовой кобылы. Вновь взвыли фанфары. Все верно, перед торжественным прохождением подают именно этот сигнал.