– Я сказал «если».
Каданец, наскоро щелкнув каблуками, убрался, и Руппи занялся рейтарами, с этими обошлось без объяснений: увидят драку, сообразят сами.
Не прилагая усилий, шагать вровень с Турагисом мог разве что конь; Карло приходилось почти бежать, но по сторонам маршал смотреть пытался. Другое дело, что смотреть скоро стало не на что: кроме главной лестницы и анфилады на втором этаже, где уцелели хотя бы люстры с плафонами, дом являл собой махровую казарму. Чисто, пусто, безлюдно и безлико, впрочем, что еще опальному вояке нужно? Кроме семьи.
– Вот, – стратег резко остановился у неожиданно яркой красной двери, – тут она, твоя драгоценность… По соседству с моими. Эй, там, открывайте!
Открыли сразу, но не Пьетро, а крутобедрая улыбчивая тетка в годах, с ходу удостоенная хозяйского щипка и счастливо хихикнувшая.
– Курка ты нухутская, – за щипком последовал шлепок, но «курка», видимо, будучи привычной, на ногах удержалась. – К госпоже жених пришел, так что марш к подружкам, а то язык, поди, шерстью оброс! Жених, заходи, пригнись только. Эй, лекарь! Почему тут у тебя не пищат? Непорядок.
– Госпожа Гирени уснула, – появившийся из-за желтой занавески Пьетро чуть улыбнулся. – Глубоко, но ненадолго, на таком сроке это обычное явление. При желании сон можно прервать, это не повредит ни матери, ни ребенку, но минут через двадцать госпожа проснется сама и будет чувствовать себя полностью отдохнувшей.
– Что и требуется, – громовым шепотом порадовался Турагис. – Вот ему… Давай, братец, показывай, как тут и что, да я пойду, своим орлам покажусь.
Гирени в желтом атласном платьице посапывала на узкой кушетке, обхватив подушку. Карло никогда еще не видел ее спящей, это было чудесно, и еще чудесней будет, когда девчурка проснется. Полностью отдохнувшей…
– Ну? – Хлопок по плечу застал залюбовавшегося маршала врасплох. – Будешь увиливать и дальше?
– Не буду, – совершенно искренне шепнул Карло. – Вы правы.
– То-то! Вечерком заодно и помолвку сбрызнем. Так… Даю тебе для устройства личных дел четыре… три часа с четвертью, потом при мне будешь. Пьетро, тебе здесь торчать нечего, пошли!
– Господин стратег, – безмятежно откликнулся врач, – сперва я должен объяснить господину маршалу… некоторые, вероятно, неизвестные ему вещи. Пользуясь случаем, прошу вашего разрешения после этого примкнуть к празднующим.
– Пострелять захотел? – в упор спросил Турагис. – Примыкай, плохому не научим!
– Благодарю стратега.
– После поблагодаришь, когда будет за что, а оно будет, и скоро. Сегодня с нами ужинаешь, начал постреливать, начинай и погуливать. Маршал, чтоб через три с четвертью был у меня! Под дверью парочку парней поставлю: и потревожить не дадут, и на место доставят. Ну, счастливо… нареченный!
Провожать Турагиса отправился Пьетро. Уберись клирик сразу же, Карло бы сел рядом с дурешкой и держал бы ее за руку, пока не проснется, но выказывать свои чувства при пусть еще только послушнике было неловко. Карло вышел в переднюю комнату и устроился в обитом кожей кресле, вернувшийся Пьетро встал рядом.
– Госпоже Гирени ни к чему слушать и тем более видеть то, что может произойти в поместье, – обрадовал он. – Я заранее принял меры, дав ей после завтрака успокоительного. Лекарство совершенно безвредно, клянусь Создателем и своей кровью, зато госпожа, если вы решитесь её забирать, ничего не почувствует.
– Я бы предпочел завтра, – признался Карло, слегка досадуя на поторопившегося, пусть и из лучших побуждений, умника. – Один день ничего не меняет или это успокоительное лучше часто не принимать?
– Два раза еще не часто, – успокоил Пьетро. – Судьба госпожи Гирени, как и судьба северных провинций, в ваших руках, я могу лишь поделиться тем, что узнал. Вам следует принять как данность, что господин Турагис полновластный и единоличный хозяин Речной Усадьбы и предводитель ее обитателей. Без ведома стратега здесь не делают ничего.
– Вы уверены?
– Я готов поклясться и в этом, и в том, что Речная Усадьба – гнездо скверны. Сегодня здесь собралось большинство разбойничьих главарей, однако после вечерней аудиенции они разъедутся по своим бандам. Большинство известных мне военных не упустили бы шанса одним ударом обезглавить самые опасные шайки, кроме того, я отнюдь не уверен, что нам представится другой столь удобный случай вынести отсюда госпожу Гирени.
– То есть? – Девочку в самом деле лучше забрать! Нечего ей делать под одной крышей с мерзавцами, да еще под праздник. И мерзавцев отпускать нельзя, лови их потом по трем провинциям…
Пьетро неспешно опустил занавески и принялся зажигать свечи.
– Три часа нас никто не побеспокоит, – напомнил он, – этого более чем достаточно, чтобы выйти, а при желании и вернуться.
– Хорошо. Смешно признаться, но мне жаль праздника. – И Турагиса жаль, старого упрямца тоже бы неплохо обезопасить… Нет, в усадьбе старика, может, и слушают, особенно его ветераны, но резвящаяся по провинции нелюдь… Эти были при Ставро, а теперь сами по себе, хотя что-то, может, и привозят. Вот именно! Привозят драгоценности, приводят лошадей и заявляют, что отобрали у грабителей. Турагис верит и берет, как же не взять для хорошего дела? Трат уйма, старых хозяев не найти, не превосходительным же отдавать, чтоб раскрали или профукали!
– Мой маршал, я сейчас госпожу укутаю, но нести ее придется вам. – Пьетро водрузил канделябр на столик у печи, говорить по душам он не собирался, и правильно. Решать, тем более за других, не ему, а от сочувствия и болтовни сейчас сплошной вред.
– Идемте. – Очищать так очищать, не выйдет благости, и пирушки с помолвкой не выйдет, а жаль. «Парадик» был хорош, особенно когда пошли парни Василиса.
– Идти не столь уж и далеко, к тому же по дороге вы увидите то, что облегчит вашу совесть.
Заверять, что его совесть перенесет и не такое, маршал не стал. Пьетро возился в соседней комнате, Карло, чуть приподняв занавеску, следил за двором, который время от времени перебегали немолодые слуги, и непонятно с чего представлял полудохлого осла, который на самом деле был совестью. На осла взваливали мешок за мешком, а он понуро стоял, лишь иногда двигая ушами и мотая хвостом.
– Госпоже может повредить падение. – Монах с завернутой в плащ спящей женщиной на руках выглядел странно, хоть и не так, как придумавшийся осел. Карло торопливо шагнул навстречу.
– Я не упаду. – И тем более он не уронит, но зачем лишние объяснения? Осеним себя знаком, пока руки не заняты, и вперед.
Вот ведь, он не только прежде не видел, как она спит, он и на руках ее не носил! Не слишком тяжело, зато непривычно… Как бы в самом деле не свалиться, особенно если будут лестницы. Дурак – выбираясь из дома, лестниц не миновать.
– Давненько я… не носил на руках… дам.
– Я бы с радостью вас заменил, но вы не сможете заменить меня самое малое до половины пути.
Анфилада из уютных, не чета остальному дому, комнаток. В спальне занавески теперь тоже сдвинуты, милый полумрак, мерцающий ночничок, как бы хорошо было здесь эти три часа, пусть даже Гирени и спала. Дальше света больше, комнатка служанки, за ней каморка с иконами, здесь, надо думать, ночевал Пьетро, потом какая-то гардеробная – шкафы, дюжина дорожных сундуков, расписная ширма и вот он, ход для прислуги. Дверцу, похоже, не отпирали со времен прежних владельцев, однако Пьетро отодвинул ржавый засов без усилий. Тихий скрип и тихие же пояснения:
– О замке и петлях я позаботился.
М-да, интересно… то есть нет, не интересно! Пусть врач-послушник и кладезь всяческих загадок, ломать голову сейчас не время. Нужно вытащить Гирени, взять за горло разбойников, куда-то запереть свихнувшегося старика, который к ночи станет еще и несчастным. Церковь несет утешение, но о Турагиса утешители зубы обломают, так, может, остаться? Подарить стратегу напоследок вечер счастья – и позволить швали разбежаться?
– Господин Капрас, если вы твердо решили…
– Твердо.
В дверцу маршал со своей ношей протиснулся первым, сзади опять скрипнуло: Пьетро «позаботился» о замке.
– Куда теперь? – Не зашумит ли кто, не подаст ли сигнал тревоги оставленная стратегом охрана? Нет, тихо… пока тихо.
– Обычно здесь никого не бывает, но лучше идти молча.
Иными словами, заткнись и ступай за проводником. Правильно вообще-то.
Полутемный коридор, маленькие окошки так высоко, что их не моют даже «конюхи». Гирени вздрагивает, ей что-то снится… Поворот, узкая лестница на второй этаж, но Пьетро ныряет под неё. Там опять какие-то сундуки и за ними дверка, совсем маленькая, её и заметить-то трудно.
– Я обратил внимание, что на сундуке у стены напротив смазана пыль, – шепотом объясняет монах. – Кто-то проходил и смахнул то ли плащом, то ли рукавом, вот я и проверил.
Тут и сейчас-то ни змея не видно, – только слышно – звяканье, скрежет, шуршанье. Проверил он! Забрался в темень под лестницу, разглядел смазанную пыль и ну проверять!
Щелчок, скрип дверных петель. Гирени вздрагивает, но не просыпается, ничего себе успокоительное…
– Не торопитесь, – предупреждает клирик, – сейчас я зажгу фонарь. С госпожой поосторожней, тут низко.
С госпожой обошлось, но сам Карло в притолоку лбом врезался; спасибо, несильно, разгона не было. Потереть бы, да руки заняты… Желтоватый луч неторопливо пробегает от стены к стене, словно рисует небольшую, до половины забитую сундуками и ящиками комнатку без окон. Что-то вроде кладовой, но пылью не пахнет. Чисто, даже смазывать нечего, неужто убирают?
– Помните, – Пьетро поднимает свой фонарь, – семейство Праксисов? Губернаторский секретарь говорил, они еще в середине лета пропали! Смотрите.
Зеленоватый сундук, на нем ящик поменьше, с перламутровыми инкрустациями по всем поверхностям и гербами. Четыре ириса и удодий.
– Я не знаю их герба. – Бедные Праксисы… Зря они взяли себе удодия, ничего хорошего он не приносит. – По-вашему, это склад добычи?