харда вышло, как задумали.
– Пожалуй, хотя и там тебе пришлось повертеться.
– Не слишком. Пакость устроили только обозники, спасибо доблестному Неффе, нашел, кого подсунуть, но в итоге обернулось удачно. Брошенным пушкам могли и не поверить, зато фуры с трупами были просто загляденье.
– Пожалуй, – согласился кавалерист, – хвост старик отбросил с шиком, но спасение задницы в его изначальные планы не входило, мы шли побеждать, а не удирать. Если честно, последней нашей удачей был Доннервальд.
– Разве не Три Кургана?
– Какое там! Бруно с весны добивался генерального сражения, а оно свалилось на нас, как шишка с елки! Шли за одним, нашли другое, обрадовались, вцепились, а буря все взяла и спутала. Мне еще повезло, наш фланг не задело, но на фрошерские пятки только любоваться и оставалось… Ты – доложить, что супостаты не подберутся?
– Разве что с боем.
– Тут спрос будет уже не с тебя, а с Гутеншлянге. Тебе не пора?
– Пожалуй.
Штабная палатка, как и «ограда» из плотной ткани, защищающая свиту от ветра, путешествовала с Бруно не один год. Командующий любил свои вещи и без крайней необходимости не менял, вот о его человеческих привязанностях известно было мало. Жениться принц Зильбершванфлоссе так во всяком случае и не собрался.
– Мороз.
– Солнце.
– Чудесный день, господин Фельсенбург, не правда ли?
– Несомненно.
– Командующий все еще занят, но вы можете пройти.
– Благодарю.
Внутри – тепло, то есть теплей, чем в снежных полях. Плащей и шляп никто из господ генералов не снял, хотя походные жаровни старались вовсю. Свитские сгрудились у задней стенки, интендант терзал усы и Вирстена, Гутеншлянге с Бруно разглядывали карту и что-то бубнили себе под нос, Шрёклих с командующим гвардией внимали. Руппи тоже попробовал. Из монотонного бормотанья форелинами выпрыгивало «фрошеры… бок Рейферу прикрыть обещали… Ариго у Трех Курганов был… неплох…»
У Трех Курганов хороши были все, но ураган слизнул и победу, и поражение. Как оказалось, к лучшему, потому что сегодня без фрошеров не справиться. Непонятно, удастся ли справиться даже вместе с ними. Рейфер на вчерашнем приеме был хмур не только из-за Глауберозе.
– Фельсенбург! – громовой шепот, и ручища интенданта опускается на плечо. – Что с вами? Такой молодец, и хмурится! Нехорошо.
Сказать бы тебе, так ведь не поймешь!
– Господин генерал, мне не нравится… смотреть на сражение с холма.
И еще меня бесишь ты и неопределенность. То ли весь день проторчишь без дела, то ли придется так или иначе драться. Если простоишь – значит, планы Бруно увенчались успехом, командующий молодец, а Ило с Гетцем – возомнившие о себе выскочки. Придется геройствовать, значит, что-то пошло не так, и вовсе не обязательно – в лучшую сторону.
– А вы привыкайте! Фельсенбургам, ха-ха, положено командовать, а вам еще повезло. Его высочество отличный учитель. Вот увидите…
– Неффе, – Бруно на палец отодвинул карту, – нельзя ли потише! Фельсенбург, что у вас? Только без подробностей.
– Слушаюсь, господин фельдмаршал. Охрана ставки устроена согласно уставу. Рейтары вверенного мне полка окружили холм, присланный командующим гвардии батальон занял свое место у подножия, каданские разъезды образовали внешнее кольцо охранения.
– Благодарю, – без особого интереса скрипнул Бруно, пожевал губами и, сверившись с часами, изрек: – Время. Попрошу сигнал.
Дежурный адъютант скользнул к выходу, колыхнулся сероватый полог. Несколько ударов сердца, и снаружи запели трубы. Одна, другая… Командующий неторопливо надел отороченные мехом перчатки и поднялся.
– Пора к знамени, господа.
Глухо и невнятно, далеко все-таки, зарокотали барабаны: дриксенская пехота двинулась вперед.
Глава 5Гельбе1-й год К.В. 1-й день Зимних Скал
Грато дурил с самого утра: не шутил, не заигрывал, а злился на весь свет. То ли бесноватых чуял, уж больно много их припожаловало, то ли переживал о пропавшей Мирте. Кобыла, впрочем, могла и отыскаться. В отличие от всадника, хоть бы уж не зря все было…
– Хватит! – бросил маршал коню и себе, пуская мориска по снежному полю. Прочь от суеты разворачивающихся на позициях полков и от бесполезных, слюнявых сожалений. Скачка вышла недолгой – обогнули один холм, взлетели на другой, встали, поджидая приотставшую свиту. Успевшее взобраться довольно-таки высоко солнце разогнало тени по многочисленным лощинам, но та, над которой стоял Савиньяк, кипела неистовыми осенними красками.
Красные с золотом плащи и мундиры, красные и желтые вымпелы на пиках, флажки и флаги среди снега и камней казались еще ярче. Алатские витязи не проспали и вовсю готовились к сражению, эдакий островок жизни среди северного зимнего сна.
У котлов никого – отзавтракали и, похоже, снарядились сами, теперь дело за лошадьми. Любоваться, как витязи седлают коней, как по готовности тянутся в более широкую часть лощины, где и строятся, можно долго, но навстречу уже торопится Карои с парой своих офицеров. Заметили, охотнички закатные!
– Радуйся, – Гашпар протянул руку первым, и Савиньяк ее с готовностью тряханул. – Скоро весна!
– Я помню. – С Райнштайнером про все эти изломы, пожалуй, забудешь. – Первый день Зимних Скал – значит, начался новый отсчет, и все. По крайней мере, до вечера.
– Праздник начнется раньше, – заверил родич и союзник. – Мне снился первый Балинт, и даже мой конь понимает, к чему это.
Может, снился, а может и нет, алаты даже не хотят драться – жаждут! Еще бы, столько времени пробирались в чужих плащах вслед за армией, спеть от души и то не давали. Дошли, и опять торчать в стороне и от врагов, и от союзников, а тут Излом, вероломство, и, наконец, сражение.
– Мне тоже кое-что снилось, – не стал вдаваться в подробности Эмиль. – Но сейчас пора просыпаться. Всем. Три с половиной тысячи панцирной кавалерии – сюрприз, который преподносят лишь раз и в нужный момент. Естественно, этот момент не настанет ни прямо сейчас, ни в начале сражения, так что потерпите еще малость.
– Мы терпим, – алат засмеялся и подкрутил усы, Ариго это делал иначе. – Так терпим, что руку на рукояти сабли сводит. Полюбуешься на моих?
– А зачем бы я тогда приехал?
– Э! За тюрегвизе, конечно. Мы-то согреемся, а тебе стоять!
– Давай, – подмигнул Савиньяк. Фляга возникла немедленно. Ритуальный глоток – и рысцой вдоль уже построившегося первого, самого заслуженного эскадрона. Совсем уж молодых лиц мало, все больше зрелые мужи; то и дело мелькают медвежьи шкуры – знак особых заслуг владельца. Алат помнит, как и Бергмарк, помнит и не расстается с оружием даже во сне. Потертые ножны твердят об отцовских и дедовских подвигах, длинные пики, от которых давным-давно отказались конники как Талига, так и его врагов, торчат над шеренгами густым частоколом, красно-желтые флажки обвивают древки – безветрие…
– Скажешь, старина рыцарская, ушедшая, – Гашпар убирает заветную флягу до вечера, – но ведь если правильно пустить в ход?
– О да, – хотя верней было бы сказать «О, та!» и добавить «Пфе!». – Прапрадедовский шестопер разбивает вражьи головы просто отлично.
– Шестоперы – это к пиву.
Одна из лошадей, мотнув головой, на мощном выдохе обдает товарок паром из ноздрей. Морозно и ясно, самое то для конной атаки.
– Поздороваешься?
– С кем?
– Да хоть бы и с Коломаном, – Гашпар кивком указывает на крайнего в шеренге, чернобрового и, судя по выбившейся из-под шлема пряди, седого. – Альберту крепко повезло, что он тут, но не повезло, что его братья в Алати.
Осадить Грато, хохотнуть, как же без этого!
– С праздником, витязь! Радуйся.
– Не выходит радоваться, господарь, – жалуется Коломан, – кончар чешется. Когда?
– Скоро. Готовьтесь.
– Как это, – возмущается витязь, – чтобы мы да не были готовы?
– И до ночи сможем прождать, – подхватывает сосед, краснощекий и белозубый, – но не хотим…
– Лучше, конечно, пораньше.
– «Вороные» железом звенеть начнут, нам завидно будет…
– Если и будет, то недолго. Живите!
Вздыбить Грато, махнуть рукой, резко развернуться, галопом пройти вдоль строя, свернуть к холмам. Это не бравада, это уважение. Витязи должны видеть конника и воина, а ты еще и брат господаря Сакаци.
– Гашпар, – Карои на своем золотом почти не отстал, – как начнется, тебе лучше быть при мне. Отсюда, даже с вершины ближайшего холма, ничего толком не разглядишь. Оставь кого-нибудь из старшин, а сам, как будете совсем готовы, давай в ставку.
О том, что у дриксов уже что-то началось, Эмиль понял на полпути от алатского лагеря: отзвуки пушечных выстрелов, долетавшие с севера, разночтений не допускали. Тем не менее доклад не скрывавшего облегчения Хеллингена – начальнику штаба всегда спокойней, когда командующий на глазах, – Савиньяк выслушал со всем вниманием. Пока ничего требующего немедленного вмешательства не происходило. Фажетти, Ариго с Шарли и Райнштайнер доносили о том, что войска вышли на предписанные позиции, Ойген заодно подтвердил, что везде, где возможно, устроены наледи, все в порядке было и у Рёдера, а гонец из ставки Бруно уведомил, что фельдмаршал в оговоренное время начал сражение, атаковав центр позиции фок Ило.
– Рад за них обоих. – Эмиль поднял трубу. – Наших оппонентов пока не видно. Холмы, снег, пустота… А небо какое чистое!
– Облака еще будут – откликнулся Хеллинген, – пусть здесь и меньше пушек, чем палило на Мельниковом, если дело затянется, тучи дыма нам обеспечены. В целом же, пока горники не сделают первый шаг, все будет идти, как ожидалось.
– И хорошо, – одобрил командующий, продолжая разглядывать изрытое какими-то овражками и лощинками, будто гигантский кабан долго пасся, пространство, – удивляться я не стремлюсь, хотя горные киты удивительны сами по себе. Рокэ… Герцог Алва назвал бы подобных тварей извращением и был бы прав. О, вроде бы появились!