Устричное море400 год К.С. 10-й день Летних Волн
1
Кальдмеера Луиджи узнал сразу, высокого парня со злым и каким-то шалым взглядом – лишь вспомнив, кто может быть рядом с Ледяным. Фок Фельсенбург! Изменились оба – и адмирал, и адъютант, но Кальдмеер всего лишь постарел и похудел, а вот Фельсенбурга назвать Руппи даже про себя больше не выходило.
– Фью-у, – присвистнул Вальдес. – Ничего себе! Теперь не усну, буду думать – это я ловил Бе-Ме или вы его ловили мной? Господин адмирал цур зее, какими ветрами?
– Судьба.
– Судьба – это серьезно… Но не серьезней ветра – куда идти и под какими парусами, все равно решать нам.
– Руперт с вами согласится.
– Он и раньше не ходил на поводу у этой мымры, но ваше появление – это сюрприз! Желаете пообедать или займемся судьбой?
– Я предпочел бы внести ясность во все. Чем скорее, тем лучше.
– Вы начинаете напоминать дядюшку Везелли, а это ужасно… Особенно после тетушки. Что ж, представьте мне ваших спутников.
– С Рупертом вы знакомы. Господин Клюгкатер, шкипер «Хитрого селезня». Господин Канмахер. Его единственный внук погиб на «Ноордкроне».
– То, что нужно.
– Кому?
– Судьбе, морю, нам с вами… Кое-кто останется внакладе, но что кошке в радость, крысе… наоборот. Вы уверены, что не хотите перекусить?
– Вы все так же гостеприимны.
– Я неисправим. Спросите при случае тетушку, она подтвердит. Как ваше здоровье?
– Я здоров. Господин Вальдес, я должен поблагодарить вас за возвращенную шпагу. К сожалению, я ее не уберег.
– Так это же чудесно! – восхитился Ротгер. – Раз нет шпаги, ее можно не отдавать, а потом мы что-нибудь придумаем… Ладно, раз уж вы желаете прояснять, переберемся на бак. Обратите внимание: я поднял известные вам райос. Надеюсь, сегодня вы поймете, что это такое! Прошу извинить за беспорядок, абордаж – это всегда неопрятно…
Трупы с палубы можно было и убрать. Луиджи так и сделал бы, едва закончился бой, но альмиранте ограничился тем, что разделил пленных, загнав кого попроще вниз, а начальство с адъютантами – на корму. Мертвые остались там, где умерли. Стоя на шканцах захваченного линеала, фельпец прекрасно видел весь корабль. Неподвижные, кое-где окаймленные черно-красным синие груды напоминали о другой палубе и другой смерти. Полутора смертях, потому что капитан Джильди жив лишь наполовину.
Качнувший сцепившиеся корабли шван бросил в лицо Луиджи чей-то шейный платок. Синий. Фельпец отбросил нагретую солнцем тряпку и нагнал Фельсенбурга.
– Я думал, вы вернулись в Фельп, – равнодушно признался дриксенец.
– Возвращаюсь. Отец зовет, а галеры в Устричном море не нужны. – О том, что адмирал Джильди надел корону, Луиджи предпочел умолчать. – Как себя чувствует господин Кальдмеер?
– Не думаю, что хорошо. Вы охотились за Бермессером?
– Как оказалось. Вальдес отправил эскадру назад, а сам сделал петлю и пошел вдоль берега. Мы не представляли, что он затевает, пока не увидели мачты…
– Вы, заняв Бе-Ме, нам очень помогли. – Слышавший разговор адмирал обернулся и подмигнул Фельсенбургу. – Корабль без абордажной команды – это очень приятно… Кстати, о райос. Мы взяли полторы сотни пленных. Под «Победителем дракона» я был бы вынужден тащить высших офицеров в Хексберг, но у марикьяре два закона – море и соберано. Моего соберано где-то носит, значит, соберано сейчас я.
– А кто в таком случае мы?
– Мне казалось, мы прояснили отношения еще в день смерти половины ясеня. Руперт, вы еще помните, что шпага – оружие благородное?
– Стараюсь помнить.
– Тогда берегите ее репутацию. Зрелище вам предстоит омерзительное, но вы уж потерпите. Луиджи, отправляйся-ка на «Астэру», тут дело северное.
– Я и шел на север.
– Ну, тогда хоть нюхательную соль у призовой партии одолжи, – посоветовал Вальдес и окликнул сидевших на бочках абордажников: – Ребята, как улов?
– Протухает потихоньку, – весело откликнулся марикьяре в алой косынке. – Провялить бы!
– Сначала просолим. – Ротгер резко отшагнул в сторону, открывая дорогу. – Господин Кальдмеер, вы узнаёте этих господ?
Кто-то не выдержал, присвистнул, что-то тихонько зазвенело. Сзади – впереди была тишина. Бермессер в адмиральском мундире, но без шляпы, перчаток и перевязи рыбьими глазами смотрел на Олафа. И рот у него тоже был какой-то рыбий, беззвучный и шевелящийся. Лицá Ледяного фельпец видеть не мог, только разом напрягшуюся спину.
– Так, – прервал молчание Кэналлиец, – господа адмиралы кесарии друг друга узнали.
2
О том, что Ледяного не догадались еще разок огреть по башке и сунуть в тайник, Юхан жалел не переставая. С той самой минуты, когда отправленный в убежище старый болван вылез на палубу и по всей форме представился фрошерскому офицеру, всего-навсего пригласившему шкипера и еще троих по его, шкипера, выбору прокатиться к Вальдесу. Беды-то! Призовой партии на «Селезне» особо разжиться нечем, разве что пресловутые ружья прихватить, а Бешеный отродясь кильку не ловил. Расспросил бы и отправил восвояси, благо про что спрашивать было: флагман, берущий на абордаж родное торговое корыто, – это, господа селедки, не каждый день увидишь.
Темнить Юхан не собирался. Дескать, так, мол, и так: видели мы, как господин Бермессер, в штаны наложивши, драпали, вот и стали ему поперек горла. А что огрызались, так и кошка отмахиваться начнет, если в угол загнать. Добряк не сомневался, что через час-другой снова будет на «Утенке», и тут вылез Кальдмеер. Разумеется, Фельсенбург поперся за адмиралом, а Канмахер – за обоими. Фрошер от такого улова ошалел, но голова у него варила. Четверых забрал, а десятка три своих на кораблик пригнал. Теперь неприятностей не оберешься, и все потому, что контуженому умнику захотелось благородство почесать! Шкипер кипел, как гороховый суп, но смотреть и слушать не забывал. Бермессера раньше он видел лишь издали, а Вальдеса не встречал вообще. Фрошер был хорош… В синем море в белой пене рифы тоже хороши, только налетать на подобную красоту упаси Торстен… Бермессера святой упасать не пожелал. «Утенка», к несчастью, тоже.
– Так, – сверкнул зубами Бешеный, – господа адмиралы кесарии друг друга узнали. Господин Кальдмеер, вам лучше присесть.
– Что вы собираетесь делать? – Ни садиться, ни улыбаться Ледяной не собирался. Юхану тоже было не смешно.
– Я собираюсь воздавать, или как оно там называется, – объяснил Вальдес. – Мы тут все моряки… Бросать без помощи тех, за кого в ответе, – гневить море и вести по своим следам беду. Не знаю, почему разыгрался тот шторм, но буря была непростой – возникла ниоткуда и ушла на север. По следу успевшей в гавань погани. Другие не успели… Для Талига все обернулось удачно, но сейчас я – марикьяре. Я знавал Доннера, и пусть бы его прикончили мои пушки или старость, но не чужая грязь…
– Стойте! – дернул щекой Ледяной. – Вы хотите сказать… Адмирал Вальдес, вы утверждаете, что шторм шел за Бермессером?
– Не совсем я и не совсем утверждаю, но что не доделаем мы, доделает… другое, и оно слепо. Грязь для моря – как заноза для быка; пока не вырвет, будет крушить не глядя.
– С какой стати фрошеров заботит дриксенская грязь? – подал голос шаутбенахт с разбитой скулой. То ли тот, что глазел с причала на «Селезня», то ли другой.
– Хосс, замолчи! – Руки Бермессера были скручены, и он наступил шаутбенахту на ногу. – Молч…
– Именно, – кивнул Вальдес. – Вы навыполняли столько приказов этой сволочи, выполните еще один. Напоследок.
– Адмирал, – а вот Фельсенбург молчать не станет, хоть все ноги отдави, – я правильно понял? Вы решили избавить море от Бермессера? Благодарю вас, но это наше дело. Дело «Ноордкроне»…
– Не только. За «Ноордкроне» здесь спросят трое, но ваш шкипер тоже имеет право на свой кусок падали.
– Господин Вальдес, – соизволил очнуться Ледяной, – вы покинули эскадру, чтобы свести счеты с Бермессером? Почему именно сейчас?
– Мне не понравилось, когда регент швырнул вас в кипяток, как омара. – Бешеный сощурился; сейчас когти выпустит и прыгнет. – Вы верили кесарю и не возражали, но вразнос идет не только Талиг. О приговоре я узнал от негоцианта из Ротфогеля. На пятый день после вашей «казни», и счел уместным в меру своих сил… помянуть. Вы бы узрели вашего преемника с порога Рассвета или где там собирают праведников, но Рассвет остался голодным. Вы живы, и вам придется не встречать Бермессера, а провожать. Господа, вам не кажется, что повешенный фрошерами пленный адмирал цур зее отнюдь не то, что вздернутая своими трусливая мразь?
– Да! – прорычал Фельсенбург, и старик Канмахер подтвердил:
– Да.
– Я тоже так рассудил, вот и прикидывал, кому посподручнее махнуть платочком. Принц Луиджи – в Фельпе, кстати, тоже сбесились, и наш друг угодил в принцы – не годился. Я тем более, но Бе-Ме нашел своих судей сам. Моряки, которых хотели прикончить вместе с кораблем, не могли не обидеться. Я поставил на них, но море решило свести лицом к лицу всех. Под райос… Эномбрэдастрапэ!
3
Вальдес смотрел в упор. Глаза у него были черные, но в них проскакивали голубые искры. Злющие и… знакомые.
– Моя марикьярская половина в бергерских гостях изнемогала от песен про суд гор, но в самом подходе что-то есть. Четверо выживших, подонок и веревка… Раньше это называлось судом моря. По крайней мере у агмов.
– У варитов тоже, – подтвердил Руппи. Сколько раз лейтенант воображал встречу с Бермессером, но все вышло иначе. Неожиданно и… правильно. – Нас четверо, и я обвиняю.
– А как же! – сжал кулаки Йозев. – Трусам место на рее! Шкипер, вы как?
– Гадить в море не след, – веско произнес Добряк. – Не любит оно такого. А раз нагажено, надо исправлять. Господин адмирал верно сказал. Мы не тронем – штормяга тронет, да, чего доброго, заодно других утянет, кто ни сном ни духом… Нехорошо!
Трое и Олаф… Ну почему он молчит? Нельзя же так… дрейфовать?!
– Вернер фок Бермессер, вы сбежали, нарушив приказ. – Если потребуется, они с Канмахером эту сволочь собственными руками… – Вы пытались обмануть кесаря и оклеветали адмирала цур зее Кальдмеера. Вы трижды – в Зюссеколь, Шеке и на Эйнрехтском тракте – подсылали ко мне убийц, потому что я был свидетелем вашей с Хохвенде трусости. Жертвами покушений становились мои спутники и случайные люди. Вы напали на «Хитрого селезня», потому что шкипер и команда оказались свидетелями вашего бегства…
– «Верная звезда» приказ выполнила. – Опять фок Хосс! – Не наша вина, что адмирал цур зее решил его забыть. Если тут и есть предатели, то Кальдмеер и Фельсенбург, этот балаган тому свидетельство… Приговор Морского Суда может отменить только кесарь или регент, Фельсен…
– Как хорошо вы знаете законы. – Рука Руппи уже лежала на эфесе. – Только кесарь собирался отправить на виселицу настоящих трусов и предателей, а Фридрих такой же регент, как я – Бешеный!
– Ты не похож на Вальдеса, Руперт, – устало вмешался Олаф, – по…
– На Вальдеса – нет. – Фок Хосс был сволочью, но не трусом. – Он не Бешеный, он бесноватый…
Дальше Руппи не расслышал, потому что вспомнил! Вспомнил, кем был толстяк, которым так кстати прикинулась она. Камердинером старшего Хосса. Доверенным, надо полагать!
– …адмирал Вальдес находился слишком далеко, чтобы разобрать сигналы, как и шкипер. Фельсенбург может говорить что угодно. Он не был рядом с Кальдмеером, когда тот отдавал приказ, а позже был слишком озабочен тем, как избавиться от дяди и соблазнить ее высочество…
– А чем был озабочен камердинер вашего отца? – Ударить связанного? А почему бы и нет? Сперва ударить, потом разрезать веревки и швырнуть шпагу. Хосс продержится недолго, всяко меньше задиры с Речной. – Подыскивал убийц? Ну так его выбор оказался не из лучших!
– Вы бредите, лейтенант!
– Вот как? А что делаете вы? Лжесвидетельствуете по привычке? Так мы в море, а не в эйнрехтской… грязи!
– Граф Фельсенбург, – напомнил Бешеный, – помнится, вы не собирались пачкать шпагу.
– Могу саблей. – Смешанная с омерзением злость нахлынула и понесла, сдерживать ее Руппи не собирался. – Или, если угодно, топором!
– …запрещаю оскорблять Руппи! – проревело из-за плеча Бермессера. – Руппи Фельсенбург – мой друг!.. А я защищал и буду защищать своих друзей!..
Троттен! Альхен Троттен-младший. Здесь! Брызгает слюной, он вечно брызгается…
– Заткнитесь, барон! – У адъютанта Хосса руки связаны. Жаль… – Вы не в кабаке, вы в плену у фрошеров. Извольте…
– Мне начхать, где я! Главное – все слухи о твоей смерти, Руппи, сплетня! Ты не представляешь…
– Представляю! – Злая легкость не желала отпускать, она требовала выхода, она требовала танца. – При случае спроси… капитана Боргута и его дружка. Я видел, как вы шлялись по мещанским кабакам и врали про…
– Руперт, – повысил голос Олаф, – речь не о сплетнях и не обо мне, речь о гибели флота. О Хексберг! Тебя в самом деле не было на «Ноордкроне». Ты говорил с Хохвенде и Бермессером, это так, но о приказе у них не справлялся. У меня нет свидетелей. Только мое слово.
Соврать? Разбить ложь ложью? В Эйнрехте – пожалуйста, но не в море! Значит – все же поединок, но быстрой смерти подонкам не видать… Разве что с распоротым брюхом кто-то станет правдивей.
– Вы ошибаетесь, адмирал цур зее. – Бешеный как-то оказался за спиной Руппи. – Ваши свидетели здесь.
…Как и откуда они появились, Руппи не заметил. Похоже, этого не заметил никто, но они пришли. Бюнц, Шнееталь, сигнальщик Блаухан и… Зепп. Четверо мертвых моряков молча взяли Хосса с адъютантом в полукольцо. Они ничего не делали, только смотрели. Руппи видел лицо друга, хмурое, измазанное копотью…
– Зепп!
– Тише. – Вальдес ухватил рванувшегося было лейтенанта за плечо. – Ты позвал, тебя услышали… Ты помнишь, запомнят все.
– Ты хотел, ты видишь… Они не хотят, они смотрят.
Ведьмы! Как же он сразу не понял?! Где Бешеный, там и они! Ведьмы могут стать кем угодно – Фридрихом, Бюнцем, Гудрун, этим самым камердинером… Только это та же ложь!
– Не надо, – попросил Фельсенбург. – Кэцхен не могут быть свидетелями!
– Отчего же? – Вальдес больше не смеялся. – Они как раз видели всё. Особенно твою «Ноордкроне». И они не лгут, тем более на закате.