Голова моя шла кругом.
– Стоп-стоп! – воскликнула я. – Это что, дневники чьи-то?
– Да. Личные файлы, Живой Журнал, общение в разных чатах и форумах.
– Как ты достал эту информацию-то? Для меня пока это загадка.
Панин бросил на меня снисходительный взгляд.
– Ну, если мы знаем координаты человека: его имя-фамилию-и-чего-там-еще, то уже взломать комп легче. Легче найти его по разным социальным сетям. Потом, бывает, в записных книжках люди пишут свои ники и пароли, так как они чатятся со страшной силой и забывают, где они Мэрилин Монро, а где Крутой Ковбой из Техаса, Cелена в сумерках или Волк 157. Иногда наши девочки вступают в переписку и таким образом узнают ники.
– Ну вы и подковались по последнему слову техники и мирового прогресса!
– Стараемся. Разгребать все это дерьмо, конечно, мне лично неохота, но причины, по которым я остаюсь в этом клубе, я уже изложил и повторяться не стану. К нам и иностранцы охотно ходят. Тоже развлекаются дяди.
Я отодвинула стул. В голове шумело.
– Скинь на флэшку все эти материалы.
– Хотите просмотреть сами?
– Попробую.
Бело-зеленая флэшка перекочевала в мою сумку.
В коридоре я посмотрела на Панина: сегодня драконы выглядели уже не угрожающими, а вполне сытыми и умиротворенными. Эдакие прирученные зверюги. Как накормленные псины.
– Дима! – тревожно сказала я. – Может, ты на время куда-нибудь уедешь? Куда-нибудь в деревню или в Подмосковье. Ты такой вариант развития событий не рассматривал?
Он посмотрел на меня с некоторым удивлением.
– Нет. А что? Я должен бежать? Я даже об этом и не думал. Вы считаете, что я уж совсем такой хлюпик. Ничего подобного! Я и в секцию карате в свое время ходил. Не беспокойтесь, – сказал он с нажимом.
Я почувствовала себя сконфуженной.
– Извини.
– Все нормально. Вы бы лучше себе этим голову не забивали…
И дверь за мной захлопнулась.
Я встретилась с Беляковым около его работы, и он передал мне ключи от машины.
– Все проверил, – сказал он, нахмурившись. – Только все равно… будь осторожна, – прибавил Ромка.
– Естественно, – буркнула я.
Беляков отправился по своим делам, а я – за «Тойотой». Машина стояла около Динкиного дома, и с минуту-другую я колебалась, заходить к ней или нет. Но тут она позвонила сама, как будто чувствовала, что я думаю о ней. Голос у нее был странным.
– Дин? Что случилось?
– Гошка! – она всхлипнула. – Звонил Мишка.
– Мишка? – переспросила я, боясь, что ослышалась.
– Да. Он позвонил и сказал, чтобы никаких контактов с милицией не было. Иначе его убьют. И все. Я хотела еще задать вопросы, но связь оборвалась. Что делать, Гошка?
– Я бы сообщила в милицию.
– Не могу, – обреченно выдавила она. – Прости, но не могу. – В трубке раздались частые гудки, а я так и стояла, прижав трубку к груди.
Мишка жив, это хорошо. Все остальное плохо. Хуже не бывает. Они просто тянут время. Но для чего? Для выкупа? Смешно! У Мишки нет никаких денег! А если я ошибаюсь в этом? Он стал свидетелем какого-то преступления. Он и его любовница. Ее убрали, а он успел смыться. Нет, скорее всего, не успел. Его держат где-то в заточении. Потому что если бы он был на свободе, то обязательно бы позвонил.
Дело – дрянь. Но пугать Динку я не стану.
Я поехала к себе домой, собираясь сесть за компьютер и просмотреть файлы, которые мне скинул Панин. Но не выдержала и направилась к Динке, чтобы ее поддержать и успокоить, и провела у нее остаток дня; успокоила ее, сходила с ребятами в «Макдоналдс» и посмотрела «Крутых тинейджеров». Ночевать я осталась у Динки: она ни за что не хотела отпускать меня, боясь, что Мишка ей опять позвонит и надо будет ехать к нему. Или что-то предпринимать. А что – она не знает, голова у нее варит плохо. И в этой ситуации она, как всегда, надеялась на меня.
Я провела у нее следующее утро и полдня и только в начала пятого вырвалась к себе домой, пообещав сразу приехать «если что».
Я шла к дому и размышляла о том, что делать дальше, когда у подъезда меня накрыл тонкий запах туалетного мыла и раздался сердитый голос.
– Ну наконец-то!
– Что «наконец»?
– Я тебя уловил.
– Поймал, – радостно ответила я, наслаждаясь звуками этого низкого грубого голоса.
– Да. Поймал. – И он сделал движение, словно собираясь заключить меня в объятия. Словно медведь встал за задние лапы и теперь лезет обниматься.
Я отмахнулась, смеясь.
– Да ну тебя! – неожиданно я перешла на «ты». – Чего руки распускаешь?
– Рас-пус-ка-ешь? – он повторил эти слова с радостным изумлением, не сводя с меня глаз. – Это что?
– Обнимаешь, распускаешь… – пропела я.
– Ага! Понял. – И Эрнст Кляйнц энергично закивал головой. – Все понял. – И он снова раскинул руки.
– Лишнее.
– Я распускаю и обнимаю. Все так. Только так.
Он обхватил меня. Первый порыв был – оттолкнуться и выставить руки. Второй – стоять на месте и никуда не уходить. Так и стоять. И пусть глаза режет от белого снега, и небо – низко-угрюмое, как нахлобученный на лоб козырек. Я отстранилась и поправила волосы.
– Может, за торт сбежать?
– Не надо.
Мы зашли в дом. Из-под очков на меня смотрел радостно-изумленный взгляд. Словно я была некой хрупкой драгоценностью, которая лежит на черной бархатной подушечке и сверкает…
Вокруг меня происходили странные танцы-шевеления; дверь передо мной распахивали, взгляд то на меня, то куда-то в сторону, невольные касанья моих рук – как будто нужно было ежеминутно убеждаться в самом факте моего существования. Здесь и рядом.
Мы дружно вывалились из лифта, и около моей двери я перевела дух.
– Ну вот я и дома.
Замок повернулся в моей двери удивительно легко, хотя обычно он открывался с трудом, и каждый раз на периферии моего сознания мелькало: «Надо бы вызвать слесаря Кима Петровича». Узкоглазый кореец Ким с увесистым чемоданчиком инструментов работу делал споро и ловко и в этом плане выгодно отличался от прежнего слесаря Николая Петровича – пьяницы, периодически выходившего из запоев и именно в это время появлявшегося на работе.
– Что? Как? – спросил встревоженно Эрнст, не сводя с меня взгляда.
– Здесь кто-то был, – я вынула ключ из замка и теребила его в руках.
– Как? Кто?
– Не знаю.
– Вор? Я пойду, – он решительно отстранил меня от двери и вошел первым. – Стой тата.
– Тут.
– Тут, – прогудел он и уже в который раз коснулся моей руки. – Стоять. С места.
– Я поняла, – часто-часто закивала я головой. – Тут и на месте.
– Ум-ница, – он провел рукой по моей щеке – мягкие тяжелые пальцы.
Я резко выдохнула.
– Идти.
Он толкнул дверь, и я заглянула в открывшееся пространство. Все было на своих местах. Как обычно. В квартире не было никаких следов пребывания в ней постороннего человека. Она была такой же, как и до моего ухода. И все же в ней что-то изменилось. Резкий странный запах, уже почти выветрившийся. Но не до конца.
– Я… я, – замотала я головой. Эрнст Кляйнц крепко сжал мою руку.
– Не говори. Не надо. Я осмотрю.
И все-таки я шагнула в коридор, у меня не было никакого желания стоять по ту сторону двери, словно я чужой человек.
Мой спутник ступал тяжело, пол под этими тяжелыми чугунными шагами дребезжал и скрипел. «Шаги командора», – подумала я про себя.
– Никого.
– Ко мне залезли и ничего не взяли? Странные воры.
– Ты осмотр внимателен?
– Я поняла. Сейчас все еще раз осмотрю, только куртку сниму.
Повесив куртку на крючок, я быстро скинула сапоги и прошла в комнату.
Все было на своих местах. Только вот этот странный запах… Тихонько болталась форточка.
– Форточка!
– Залезли в окон? – с сомнением посмотрел на меня Эрнст Кляйнц. – Высота. Ноу!
– Нет-нет. Это из-за запаха. Чтобы он не так сильно чувствовался. Понимаешь?
– А… запах! – он мотнул головой, словно ему жал ворот. – Да! Ты все осмотр?
– Нет.
– Тогда – делай! – он энергично мотнул головой.
Я выдвинула ящик серванта, где у меня лежали деньги. Они были на месте. Семьсот долларов – не бог весть какая сумма. Но ее не тронули. И это было, по меньшей мере, очень странно.
– Мани, – ткнул пальцем Эрнст. – Все?
– Все, – сказала я громко и потерла лоб. – И это мне очень не нравится.
– Почему?
– Не знаю.
– Да. Странно. А что взяли?
– Ничего. – Я бегло обежала глазами комнату. Все было на своих местах, так мне казалось. Если бы не этот… запах резины. Я потянула носом.
– Пахнет.
– Оттуда, – постучал по столу Эрнст. – От компьютера.
Я рванула к нему. Как это я раньше не подумала об этом? Мой комп. Он что, перегорел?
Лихорадочно я включила компьютер и ввела пароль. Нет… все было на месте…
– Что за хрень? – пробормотала я.
Эрнст Кляйнц возвышался рядом: невозмутимый, застывший, как глыба льда. Он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на меня.
– Шпио-наж?
– Нет-нет. – И я истерично pассмеялась. – Какой шпионаж? Ты что.
– Я бы так не говорить, – услышала я. – Все бывает. Все.
Тут меня вдруг осенило, и зубы застучали. Моя флэшка! Как же я забыла о ней!
Из пластикового черного стакана, стоявшего справа от компьютера, я вывалила прямо на стол карандаши, ластики и ручки. Там, на дне должна была лежать флэшка с копированными материалами от Димы Панина.
Но ее там не было.
– Флэшку украли! – сказала я упавшим голосом.
– Флэшку? Значит. Шпио-наж.
– Да нет. – Я потерла лоб указательным пальцем. – Там было другое.
– Тогда ты мне все рассказ. Сейчас. Только мои ноги. Мокро. Я очень долго ждал.
Носки, розовые с бежевыми сердечками, растянутые после многократной стирки, были найдены в старых запасах. Но Эрнсту Кляйнцу они все равно были вопиюще малы. После недолгих поисков я обнаружила в шкафу безразмерные вязаные носки, купленные у старушки около метро, которые Эрнст Кляйнц с трудом натянул на себя. Размер ноги у него был сорок пятый, не меньше. Потом последовала очередь горячего чая с лимоном. Я порывалась рассказать о случившемся, но меня останавливало железное «потом». После чая с лимоном, когда противный липкий холод внутри меня почти рассосался и приятное тепло разлилось по телу, я начала свой рассказ под внимательным взглядом своего собеседника. По его лицу ничего нельзя было прочитать: ни страха, ни волнения, ни мыслей «по поводу». С таким же успехом я могла стоять в чистом поле и тянуть заунывным голосом свою историю или жаловаться на судьбу у подножия Эвереста. Когда я закончила, чашка с чаем была отставлена в сторону.