Вот этим сейчас и занималась я, потому что моя мечта стать настоящим фотографом, таким как Бьянка Бридж, превратилась в несбыточную. Как только я приняла неизбежное, смогла сосредоточиться на Каре.
Дел у меня было не так уж много: выкинуть письмо из Школы изобразительных искусств и позвонить Полу, чтобы отклонить новое предложение о работе, но это не самое сложное. Больше всего мне не хотелось закрывать свой сайт, я в него столько сил вложила, но это нужно было сделать. Если не сделаю, то останется причина для сожалений.
Я залогинилась на одном из больничных компьютеров, открыла браузер и ввела адрес. В ожидании, когда загрузится страница, я поразминала плечи. Когда это произошло, я заметила маленькую красную цифру «один» возле входящих сообщений – одно новое! Подумала, нет ничего страшного в том, чтобы прочитать его перед удалением, и щелкнула на значок.
Из-за, как обычно, паршивого вай-фая страница загружалась несколько секунд, но потом я увидела это:
Дорогая мисс Самюэль,
Меня зовут Бетани Кольт, и хоть у нас нет ничего общего (я сорокадвухлетняя домохозяйка из Нью-Джерси), между нами есть одна связь – мы обе наблюдаем за тем, как страдает твой любимый человек. У моей дочки Стефани, как и у твоей сестры, рак. Ей диагностировали острый лимфолейкоз в прошлом году, в возрасте двенадцати лет.
Как и все тринадцатилетние девочки, Стефани тащится от The Heartbreakers. Стены ее комнаты обклеены постерами группы, к моему большому ужасу, и она обожает ваш блог под названием «Хроники The Heartbreakers», а также любит следить за тем, что происходит в жизни ребят. Именно через блог я узнала о вашем сайте с фотографиями.
Я пишу вам это письмо, чтобы выразить, насколько тронута вашими работами, особенно снимками, где вы вместе с вашей сестрой. Последние несколько месяцев были самыми сложными для меня. Стефани слабеет, и мне кажется, что ее болезнь заявила права и на части меня, а эти важные части, такие как сердце, вера и отвага, мне необходимы. Но ваши фотографии помогли мне вернуть эти части. Ваша работа не только отражает внутреннюю силу вашей сестры, но и показывает, что любовь к кому-то – источник отваги. Отваги надеяться и отваги бороться.
Спасибо, что придали мне сил бороться. Поделившись своим опытом, вы помогли людям стать более терпимыми.
Я читала сообщение этой женщины снова и снова. Думала, что, если достаточно долго буду изучать слова, перечитаю еще раз, тогда, возможно, их смысл дойдет до меня и дарует мне понимание. Как мои фотографии могли вернуть бедной женщине то, что она потеряла, тем более что-то такое неосязаемое, как вера и сила? Было ли это возможно?
Я не задавалась вопросом, способно вдохновлять искусство или нет. Знала, что способно, потому что никогда не забуду, как впервые увидела свой источник вдохновения – маленькую девочку в грязи, глаза которой горят от радости. Хотя это была работа Бьянки – вызывать у людей чувства. Для меня фотография была личным делом. Я никогда не задавалась целью зажечь эту искру в ком-то другом. И никогда не думала, что смогу помочь незнакомцу, а если Бет именно это имела в виду, то я стала для нее Бьянкой Бридж.
Может, моя мечта не была такой уж несбыточной.
Последние четыре года я видела в своем фотоаппарате костыль, свой личный способ справиться с болезнью Кары. Но я ошибалась. Я не использовала фотографию, чтобы справиться с болезнью сестры, – я увлекалась фотографией. Я использовала Кару, чтобы справиться со страхом будущего. Внезапно передо мной встал выбор: продолжить работать с The Heartbreakers или пойти в Школу изобразительных искусств, – и это пугало. Приехать домой и оставить все это позади – легкий способ избавиться от проблем.
Я вспомнила тот разговор с Оливером, когда он сказал, что я винила себя в болезни Кары. В его голосе было столько уверенности, будто это очевидно. Тогда я считала, что парень не понимал ситуацию, в которой я находилась, но теперь его слова обрели смысл. Все происходящее напоминало ситуацию с Исааком Ньютоном и яблоком: внезапное прозрение было настолько сильным, словно меня ударил по голове какой-то фрукт. Все это время я была словно парализована из-за чувства вины. Вины за то, что не заметила, когда Кара заболела. В результате я выработала странное психологическое отвращение к погоне за мечтой.
Тем вечером Оливер сказал что-то еще насчет восприятия удара, а я отмахнулась от этого как от чепухи. Но после письма Бет поняла: жизнь никогда не даст тебе передышку. Она безжалостна, и когда оказывает на тебя давление, есть только два варианта: оставаться лежать и дожидаться конца или подняться и бороться. После постановки диагноза Кары я лежала на земле, сдавшись, в страхе, но сейчас мне нужно было подняться и самой нанести несколько ударов.
Я посмотрела на свой сайт и фотографии, что определяли мою жизнь, и, вместо того чтобы стереть все, щелкнула на поиск и набрала три слова: «Школа изобразительных искусств».
Я спасу сестру, обязательно, но сначала приму удар.
Вернувшись через час в педиатрическое отделение, я увидела, что дверь в палату Кары широко открыта. Родителей нигде не было – наверное, пошли в кафетерий за кофе или дремали в комнате отдыха, – но я увидела своих брата и сестру. Дрю подтащил стул к койке Кары, и они играли в «Рамми-500».
Ребята меня не заметили, поэтому я прислонилась к дверной раме и с минуту наблюдала за ними. Дрю делал ход. Снял короля пик, отчего получился флеш, но скинул карту в стопку сброса как бесполезную. Я нахмурилась, склонив голову.
– Серьезно? – спросила Кара, откладывая свои карты. – Какой интерес играть, если ты мне подыгрываешь.
– Подыгрываю? – Дрю отпрянул от сестры, словно его оскорбили, но на лице появился намек на улыбку. – Да никогда в жизни!
– Ну-ну, – ответила Кара, закатив глаза. – Если бы ты в начале игры не взял валета, может, я бы тебе и поверила.
– У него и королева есть, – вмешалась я, давая знать о своем присутствии.
Дрю повернулся на звук моего голоса.
– Стелла, привет! Как дела?
– Да так. – Я вошла в палату. – Можно я поговорю с Карой.
– Конечно, без проблем. – Собрав карты, брат засунул их в хлипкую коробочку и спросил Кару: – Реванш?
Сестра кивнула. Дрю встал и пересек палату. Подойдя ко мне, он быстро сжал мое плечо и вышел в коридор. После его ухода я посмотрела на Кару и втянула носом воздух, стараясь расслабиться. Не то чтобы я нервничала, просто хотела привести мысли в порядок перед тем, как сообщить сестре важные новости.
– Ты пришла, – сказала Кара. Ее голос звучал как-то странно.
– Ну да, дурилка, – ответила я, корча ей рожицу. – Ничто в мире не удержит меня вдали от тебя.
Наверное, не стоило так говорить, потому что Кара, вздохнув, сложила руки на коленях.
– Спасибо, Стел, – произнесла она безжизненным голосом, обращаясь скорее к пустой палате, потому что на меня она даже не смотрела.
– Не возражаешь, если я присяду? – спросила я, показывая на койку.
Кара кивнула, все еще избегая моего взгляда.
Ладно, это странно, подумала я, заняв местечко с краю. Сестру определенно что-то беспокоило, и, скорее всего, это связано со мной, потому что минуту назад с Дрю она вела себя нормально. Я подождала какое-то время, давая Каре шанс заговорить первой, но пять секунд превратились в десять, а десять – в двадцать…
– Кара, что случилось?
– Кроме очевидного? Все нормально. – Сестра улыбнулась, но как-то безэмоционально.
– Мне так не кажется, – заявила я, скрестив руки на груди. – Ты злишься на меня или что?
– Нет. – Кара сцепила пальцы и наконец посмотрела на меня. – Доктор Митчелл сказала, мне нужна другая пересадка… – Она замешкалась, и на ее лице отразилась печаль. – Если ты захочешь стать моим донором.
Я чуть не рассмеялась. Кара беспокоилась, потому что думала, я не стану ее донором?
– Кара! – Я взяла сестру за руку и ласково сжала. – Конечно же я стану твоим донором. Разве может быть иначе?
Кара отняла руку:
– Все не так. Я боюсь… – И она замолчала, не высказав свои страхи.
– Эй, – я снова к ней потянулась, – не волнуйся! Это сработает.
Я тоже нервничала, но доктор Митчелл, похоже, была уверена в успехе процедуры. Сначала я пройду осмотр – нужно убедиться, что мой организм это выдержит. Как только разберутся с этим, проведут настоящую операцию. При обычных обстоятельствах Каре бы провели тест на антиген человеческого лейкоцита – он нужен, чтобы убедиться в том, что стволовые клетки донора подходят реципиенту, – но, так как мы были однояйцевыми близнецами, подтверждение не требовалось.
Мой костный мозг возьмут с обеих сторон тазовой кости, что немного пугало, но доктор Митчелл заверила, что я буду под анестезией и ничего не почувствую. Эта операция была относительно простой, и меня выпишут из больницы уже на следующий день.
Так как трансплантация была сингенной, мои здоровые клетки отдадут Каре сразу после изъятия. Их введут в ее кровь, типа как при переливании крови, и весь процесс займет несколько часов. После трансплантации доктор Митчелл будет отслеживать признаки появления новых кроветворных клеток, производящих здоровые эритроциты. Их рост назвали «приживление» – это первый признак успешного лечения.
– Я не это имела в виду, – сказала Кара, качая головой.
– Тогда что?
– Я не… – Сестра снова притихла. Я ждала, когда она соберется с мыслями. Наконец Кара глубоко вдохнула и призналась: – Я не знаю, хочу ли, чтобы ты проходила через донорство.
– Что?! – воскликнула я, слово со свистом слетело с губ. – Кара, я должна. Если не сделаю этого, то тебе не станет лучше.
Кара пожала плечами и отвернулась от меня:
– Ты не можешь знать наверняка.
– Твои доктора уверены. – Желудок скрутило внезапной болью, меня словно подстрелили пулей из льда. Холодное, покалывающее ощущение растекалось по моему телу. – Почему ты отказываешься от такого шанса?