– Хватайся за мою руку. Вот так. Осторожно. Ничего не забыла?
Руслана села на лавку у одного рога, напротив берега, и положила под нее почти опустевшую суму. Проверила колчан, коснулась рукояти лука.
– Все на месте, – кивнула она, и лодка как по волшебству тронулась.
Олень снова заревел, копытом топнул о берег и помчал прочь. Руслане показалось, что он скакнул в снежный вихрь, в котором и растворился, распавшись на снежинки. Привиделось?
– Кому расскажешь – не поверят. – Зоран сел на лавку напротив Русланы. Лодка была небольшая, и их колени почти соприкасались. – Мы плывем на ме– сяце!
– На его отражении, – мягко улыбнулась она и кивнула на небо. – Настоящая луна все еще следит за нами.
– И точно. Но так еще чуднее.
Его глаза горели неподдельным детским восторгом. Руслана и сама ощущала себя как во сне и, может, только потому решилась сказать:
– Ты выглядишь счастливым. – Она улыбнулась, застенчиво отведя взгляд. – Светишься ярче нашей лодки.
– Просто сейчас мне и правда хорошо, – его голос шелестел чуть громче, чем вода, которую рассекал серебряный бок месяца. – Мы в безопасности. Здесь тихо и спокойно.
– А еще мы плывем неизвестно куда. – Руслана наклонилась так, чтобы взглянуть на пустой горизонт позади себя. Все-таки это не озеро, а море. Берега не видать. – К тому же ночь не вечна. Рано или поздно взойдет солнце. Отражение луны испарится. Что тогда будет с нашей лодкой?
Зоран сник, и Руслане стало горько оттого, что она погасила его улыбку. Она сцепила руки в замок и опустила голову, чтобы не видеть потускневших зеленых глаз.
– Жаль, что моя нечеловеческая кровь бесполезна. Я не умею ни летать, ни колдовать, ни бегать по ветру…
– Или по воде, – подсказала она, представив, как Зоран тащит за собой лодку, в которой сидит Руслана.
– Или по воде, – улыбнулся он, но уже совсем не так искренне. – А если бы я умел менять форму, то даже рассвет был бы нам не страшен. Вспорхнул бы птицей и тебя понес за собой.
Будь Зоран оборотнем, умел бы оборачиваться ястребом с золотыми перьями, думалось Руслане. Но он – дитя неупокоенного – унаследовал только смешанную кровь.
– Наполовину человек, а наполовину… кто? – короткая усмешка тенью скользнула по губам. – Я даже не знаю, кто я.
Его боль оплетала Руслану тугой веревкой. Она-то знала. И была единственной, кто мог рассказать Зорану хоть крупицу правды.
– Я слышала, как одна из русалок на поляне сказала, что ты дитя огненного змея, – соврала она, глядя на удаляющуюся белую ленту берега.
– Огненного змея? Но так ведь называют души покойников, которые являются к тоскующим девушкам.
Она чувствовала на себе его взгляд, но боялась встретить его.
– Может быть, русалка ошиблась? – выдавила Руслана из горла, которое изнутри обжигала ложь.
Лодка медленно покачивалась, двигаясь все дальше от берега. Над водной гладью повисла тишина, и Руслана решила, что Зоран ее больше не на– рушит.
– Нет, это похоже на правду, – не своим голосом сказал он, когда Руслана уже начала дремать, привалившись к серебряному рогу за своей спиной. – Моя семья – мне неродная. В этом не сомневаюсь.
– Почему?
– Руслана… Я ведь не слепой и не дурак. Тот дом никогда не был моим.
Почему-то она поняла, что говорил Зоран не об избе, в которой провел какую-то часть своей жизни, а о людях. Может, потому что одиночество, что сквозило в его голосе, было холоднее, чем северный ветер, который подгонял их лодку?
– Тебе стоило сказать мне на поляне, что та русалка что-то знает.
Руслана до боли прикусила губу. Зачем она поддержала эту тему?
– А если она ошиблась? Ты готов внимать лжи и из-за нее убиваться? Неужели так важно, чья кровь в твоих жилах?
Их взгляды встретились – будто две расколотые льдины нашли друг на друга.
– Зоран, я не знаю никого, кто был бы хоть вполовину так же добр и храбр, как ты. Ты отправился со мной на край света, и даже не смей говорить, что дело только в просьбе моего отца.
– Думаешь, если бы не было никакой клятвы, я бы все равно пошел с тобой?
– Не сомневаюсь, – глядя в его глаза, припечатала Руслана. И это было чистой правдой. – Скажи, если я не права.
Но Зоран упрямо молчал и глаз не отводил. Лишь когда его взгляд всего на миг скользнул к суме, которую Руслана кинула под лавку, она спросила:
– Из-за сердцецветов? Из-за них ты со мной?
Она достала из сумы венок, положила себе на колени. Цветы были краснее кафтана. Яркие рубины в серебряном свечении – они выделялись и казались инородными в этом мире.
– Я хочу верить, что судьба не ошиблась, – обронил Зоран и стыдливо поджал губы. Пальцы его сжались в кулаки, золотые волосы упали на ссутуленные плечи.
Больше Зоран ни слова не обронил, но сердце Русланы сжалось, а кровь прилила к щекам. Несмотря на лютый холод, стало очень жарко, будто не на месяце они плыли, а на осколке солнца.
Всего на мгновение Руслана увидела себя его глазами и мелко задрожала от восхищения, тесно сплетенного с отчаянным желанием быть любимым. Быть кем-то важным для кого-то, столь же важного тебе.
– Я привык, что всегда один. Но ты…
Зоран резко замолчал, когда с берега послышался шум. Ржание лошадей и злые, резкие голоса не оставляли сомнений – палачи их догнали.
Руслана встала, и лодка чуть качнулась. Зоран придержал охотницу за руку, чтобы придать той уверенности, и поднялся сам.
Их было около тридцати человек. Черные кафтаны даже в ночи выделялись на фоне белого снега, хотя лица рассмотреть уже не удавалось. Однако одного из палачей Руслана узнала.
– Пламень там.
В животе клубком змей заворочался страх. Что, если они поймали и убили Уйку? Пальцы впились в рукоять лука, но мягкое касание Зорана помогло выдохнуть напряжение.
– Они ее не видели. Иначе бы потащили за собой. Живую или мертвую.
– А вдруг они разделились? Часть поехала за нами, а остальные за Уйкой?
– Нет. Возле ведьминой избы палачей было почти столько же. Это все, кто выжил после пожара и нападения волков.
Руслана не спешила накладывать стрелу на тетиву. Бессмысленно. Отсюда вряд ли выйдет хорошо прицелиться. К тому же сильный ветер наверняка снесет стрелу. Так что они с Зораном в безопасности. Как и палачи.
– О чем они спорят? – пришлось прищуриться, чтобы разглядеть хоть что-то. – Кричат еще…
– Руслана, давай сядем, – Зоран потянул ее за руку, но девушка послушалась не сразу. Все пыталась рассмотреть врагов, от которых уберегло лишь чудо.
Явись палачи немного раньше, и дождя из стрел было бы не избежать.
– Хорошо. – Руслана бросила последний взгляд на преследователей и опустилась на лавку, под которой лежал венок из сердцецветов.
– В следующий раз увидим их, когда вернем Войко.
– Или не увидим вовсе. Слухи донесут до них правду, – усмехнулась Руслана в последний раз… А потом услышала глухой короткий звук и ощутила горячие соленые брызги на своих губах.
Медленно она поднесла руку к лицу. Отчего-то дрожащими пальцами коснулась влажной кожи, а потом взглянула на подушечки… Красные. Алее, чем сердцецветы в ее венке.
– Зоран!
Стоя перед ней, страж вдруг покачнулся, а потом рухнул на лавку. Месяц сильно накренился в сторону рога, к которому привалился Зоран, но быстро выровнялся и поплыл дальше. Прочь от берега, который неторопливо покидали палачи.
Они выслеживали не Руслану. После той ночи в Цирконе Зоран стал их целью.
И теперь стрела прошивала его грудь там, где отчаянно трепыхалось раненое сердце.
– Зоран!!!
Кровь окрасила кожух темным пятном, которое неумолимо быстро разрасталось. В центре его торчало древко, насквозь прошедшее грудь, а черный наконечник смотрел прямо на Руслану.
«Ты, – будто указывала стрела. – Ты во всем виновата».
Она вскрикнула, тряхнула головой, прогоняя безумное видение. Потянулась чтобы зажать рану, но сама порезалась наконечником. Зашипела от боли, но сделала это по привычке, ведь саму боль почти не ощущала. То, что сейчас рвало изнутри, было во стократ ужаснее.
– Что делать? Что делать?! – стонала она, не зная, переломить ли стрелу, чтобы вытащить ее из Зорана, или не трогать, дабы не ускорить потерю крови.
– Убери, – прохрипел Зоран, и кровь хлынула уже из его рта. – Не могу…
Алая на фоне почти белой кожи, она так сильно напоминала проклятые цветы, что завели их сюда…
– Сейчас, Зоран. – Слезы катились из глаз крупными хрустальными каплями. – Сейчас. Потерпи. Просто потерпи.
Она всхлипнула, когда древко хрустнуло. Швырнула половину стрелы с наконечником под лавку. Перевернула стража на бок, вытянула из спины Зорана вторую часть стрелы, с оперением, и кинула туда же. Зоран стонал, но не кричал от боли. Силы покидали его так же скоро, как и кровь.
Как и жизнь.
Руслана смотрела на его кожу, белую и холодную, как снег. На свои руки, алые от чужой крови, что все равно текла, вырывалась толчками, как бы сильно охотница ни зажимала рану. На зеленые глаза, в которых умирала весна.
«Я привык, что всегда один».
Он жил с этой мыслью, но Руслана не хотела, чтобы с ней же он и умер.
«Ты не один», – сказала она своим первым и последним поцелуем, который подарила Зорану. Прильнула к нему, не думая, что теперь и ее кафтан испачкан красным, не беспокоясь, что и ее губы – алые от крови, забывая, что соль на кончике языка – это слезы, которые лили они оба.
Зоран ответил на поцелуй, хотя едва мог шевелиться от боли. Обнял Руслану крепко-крепко, но тут же замычал, потому что рана и переломанные стрелой ребра дали о себе знать.
Руслана хотела подвинуться, чтобы не давить своим весом на Зорана, но он не пустил. Не позволил отстраниться, не дал отнять дрожащие руки от его холодеющего лица.
«Пей мое последнее дыхание», – умолял Зоран, и Руслана не посмела оставить его одного.
Дурно от мысли, что вместо того, чтобы пытаться спасти Зорана, она исполняла его предсмертную волю. Тошно от собственной беспомощности, которая сводила горло, перехватывала дыхание.